Сказка о золотой рыбке.

Автор: Весёлый такой Жила-была маленькая девочка. Ну, как маленькая, пять лет было девке. Звали её Настенька. Вернее, имя ей было Анастасия, но все звали её Принцессой. Девочке это очень даже нравилось, и, со временем, она на Настю совсем перестала отзываться. И был у этой девочки дядя. Дядя Фёдор. Великовозрастный уебан, в хорошем смысле этого слова (если, конечно, у такого слова как «уебан», вообще может быть хороший смысл). Любимым занятием дяди Фёдора, было, убившись наглушняк качественным узбекским пластилином, выплёскивать на окружающих поток своего примитивного сознания. Поскольку своим наркоманским бредом он всех давно уже подзаебал, под раздачу частенько попадала малолетняя племянница. И вот, в один прекрасный день (нихуя, на самом деле, не было прекрасного, - день как день), состоялся диалог следующего содержания:
- На-а-астя!
- …….
- На-а-сти-и-нька!
- Чиво-о, дядь Федь? – безо всякого интереса отозвалась Анастасия, приготовившись выслушать очередную скучную историю о трансцендентальности бытия.
- А пачиму тибя все называют Принцесой?
- Патаму што я малинькая принцеса – ответила Настя, немного удивившись тупости вопроса.
- А знаишь ли ты, Настинька, чем атличаюца настаящие принцесы ат всех прочих малиньких девачек? – не унимался пожилой наркоман.
- Не-а. – потихоньку втянулась в разговор девочка.
- Малинькие принцесы слушаюца маму, харашо кушают суп, и никада-никада не какают!
- Савсем-савсем никада?
- Канешна, а иначе какие ж они нахуй принцесы – сказал, как отрезал, дядя Фёдор.
Ну, казалось бы, поговорили и забыли. Ан нет. Сразу же после разговора, девочка резко перестала срать. Уж больно хотелось ей быть настоящей принцессой. Дитё, хули. Она исправно завтракала, полдничала, обедала, ужинала, тискала по ночам любимого плюшевого мишку – и не срала. Внешне патология никак не проявлялась, разве что лицом Настя слегка порозовела, поэтому родители её ничего не заметили. А бордовый цвет лица посчитали за здоровый детский румянец. Дни тянулись как годы, но Настенька не сдавалась. Напряжение нарастало в геометрической прогрессии, и, на утро четвёртого дня, наступила кровавая развязка. Природа взяла своё, надо думать, не без помощи двойной порции компота из сухофруктов. В шесть утра, Настина мама проснулась от страшного крика: «Маааамааа! Я абасраааалась!» Её доча сидела на кровати, вся в слезах, соплях и в говне.
- Это факт, Принцеса. А чо это ты вдрук? – спросила мама, слегка прихуевшая от увиденной картины.
- Ты не зави миня больше Принцесой! – не без трагизма в голосе прохлюпала Настя.
- А пачиму, милая?
- Патаму что я абасралась!!! И я – не принцеса!!!
И, подобрав сопли, потопала в сторону ванной. Позже, за завтраком, маме удалось докопаться до истоков этой запутанной истории, и дядя Фёдор словил от нее нихуйовых пиздюлей. А Настенька, утратив детские иллюзии, перестала мнить себя принцессой. Но это все присказка, сказка будет впереди. Сказочка о том, как обосрался вполне взрослый, состоявшийся в жизни человек, ни разу не считающий себя принцем.

- - - - - - -

В то лето жара стояла, просто нечеловеческая. Плавился асфальт, плавились мозги, плавилась кожа. Постоянно хотелось холодного пива. После вчерашнего полуночного банкета, трёхчасовая беготня по центру раскалённой Москвы выпила меня до дна. Восполнить силы решил плотным обедом в известной сетевой забегаловке, обители вечно голодных студентов и заезжих гопников. Сил вроде бы прибавилось, но примерно минут через двадцать, прямо посреди улицы, желудок недвусмысленно намекнул, что экономить на обеде, а тем более с бодуна, не стоило. И решил я сходить посрать в казино. Да не в какое-нибудь завалящее, а в самое, что ни на есть, крутое. Благо идти было всего ничего. Сказано - сделано. В прохладном и вызывающе роскошном сортире, я облегчил свою душу под аккомпанемент какого-то модного ди-джея, и, умывшись холодной водой, вышел в зал. Обстановка была обычная для середины рабочего дня. Уборщица пылесосила, электрик менял лампочку, дилеры считали фишки, кассиры – бабосы, охрана и официантки скучали, все ждали вечернего навала лохов. Игроков было совсем немного. В пределах видимости – только два китайца пытали счастья на «блек-джеке», и какая-то тёлка за рулеткой ковырялась ложкой в мороженом. И так это всё было уютно, по-домашнему, что захотелось вдруг остаться на часок, остыть немного, да и вспомнить, так сказать, былое. А вспомнить было что. Три года бешенного рубилова, не на жизнь, а насмерть, сутки бессмысленных и вредных для здоровья посиделок за игровыми столами, секунды триумфа и долгие полосы неудач. Много воды утекло с тех пор. В активе – несколько ярких, блестящих клубных карт, в пассиве – хуева туча бездарно потраченных денег. Меня давно уже отпустило, и теперь в казино я хожу, чтобы посрать (такая вот у меня причуда), встретиться с нужными людьми, ну и машину иногда паркую, если в кино там сходить, или типа того.
Прошёл в кассу, разменял сотку на фишки, сел на рулетку рядом с тёлкой. Взял «цвет по два», пятьдесят розовых фишек по два доллара. Дилером стоит парень лет двадцати пяти, нормально крутит, вежливо улыбается моим шуткам. За десять минут – плюс сотка. Но не цепляет. Играю невнимательно, в основном разглядываю тёлку. Ничо такая тёлка, внешность вполне ебабельная, сиськи, жопа, всё на месте. Брюнетка. Возраст – около тридцати, хотя на вид ей щас – все пятьдесят. Вчерашний макияж уже высох и осыпается, бледная до синевы, руки трясутся, глаза красные. Курит одну за одной, не играет, но и домой не идёт. Ясен хуй, проебала всё и сидит в анабиозе, на шарик смотрит. Прёт её нехило, надо полагать. Меняется дилер, и к рулетке встает совсем молодая девица, с безразличным, в меру уродливым ебальником и тухлыми рыбьими глазами. Чувствую, с ней каши не сваришь. И точно. Тридцать три, шестнадцать, двадцать пять. Три «спина» – минус пятьдесят баков, где эта сука такие номера берёт. Прислушался к своим ощущениям. Пустота. Совсем не цепляет. Перегорело. Ну и славно.
Тем временем тёлка придвигается ко мне, и сообщает, что сейчас самое время мне поставить «орфалайнс». Мол, у неё предчувствие такое. Глаза при этом совершенно безумные. Я молча передвигаю к ней все свои фишки. Она долго не раздумывает, ставит «орфалайнс». Падает, ясен хуй, «тиер». Второй раз – та же хуйня, и все мои фишки уходят туда, откуда пришли. Тёлка нервничает, что я ей предъявлять щас буду. Закуривает последнюю сигарету, комкает пачку, подзывает официантку:
- Сто пятьдесят «Блек лейбл» и пачку «Вог» - и называет номер карточки. Серебряная. Судя по номеру, играет уже года два. Официантка кивает, неспешно уходит, через минуту также неспешно возвращается:
- Извините, заказ возможен только за деньги. Двести шестьдесят рублей.
У тёлки начинается паника. Она лезет, зачем-то, в сумочку, хотя прекрасно знает, что денег там нету. Из сумочки на пол падает какая-то хуйня. Паника достигает апогея. И тут я делаю ход конём. Небрежно бросаю на стол свою карточку золотого лоха и коротко отдаю несколько распоряжений:
- Сто пятьдесят «Блек лейбл» со льдом. Пачку «Вог». Яблочный фреш. Чёрной икры на белых гренках. Ягод. Чашку чёрного чая покрепче, без сахара. И побыстрее, зайка.
И вот мы уже лучшие друзья. Тёлка хуячит виски с яблочным соком, хрустит гренками, роняя на стол икру, жрёт неестественно крупную голландскую голубику, рассказывая мне, как она была на пятак в плюсе, а потом, по чистой случайности слила все пять, да еще и семь своих. Я пью чай, курю и слушаю. Из казино выходим в обнимку. Идем на стоянку. Её машина – «королла» с помятым крылом. Норовит сесть за руль. Отбираю ключи, сажусь сам. Она называет адрес, едем.
Заходим в квартиру, - никого. Это гуд. Тёлка прямой наводкой фигачит в душ, махнув мне на прощание рукой, типа располагайся тут. Осматриваюсь. Современная двушка. Нормально обставлена, но запущена. На кухне, в раковине – грязная посуда, на столе – коробки из-под фаст-фуда, в холодильнике – голяк. Кондиционера нет. Жара. В маленькой комнате детская кроватка. А ребёнок, бля, где? Проиграла что ли?
Выходит из душа. Посвежела. Похорошела. И зачем на ней этот махровый халат в такую жару? Всё равно снимать скоро. Как бы невзначай роняю телку на кровать. Она не особо сопротивляется, только просит, чтобы я в душ сначала сходил. Нахуй надо, вчера только мылся. Сверху, сбоку, сзади – тёлка оправдывает ожидания, страстная сука, аж рычит. Только вот у меня от этих ритмичных движений, опять в животе какая-то нездоровая поебень начинается. В рот засунул – сосёт с энтузиазмом, прям не тёлка, а конфетка, надо на второй раз ее в жопу попробовать. Однако сглазил я тёлку. Только хуй изо рта вытащила, на разговоры её пробило. Меня, говорит, Ира зовут, а тебя? Ага, блядь, конечно, самое время познакомиться нам с тобою. Ничего я ей не ответил. Достал маленькую разборную трубочку, кусок пластилина из бумажника (всё своё ношу с собой), пыхнул. Смотрит с интересом.
- Будешь?
- Буду.
Только расслабило меня немного, как мне прямо в жопу истошно заорал Дима Билан. Мобильник. Её, конечно. У меня на звонке Цой стоит. Посмотрела на трубу, посерьёзнела. Разговаривать на кухню ушла. Говорит то тихо, то громко, с истерикой:
- Бу-бу-бу-бу-бу-бу…. мне, блядь, нужны эти деньги!!!…..бу-бу-бу-бу-бу-бу……а я что, блядь, побираться идти должна?! ….бу-бу-бу – хуле, знакомая песня.
Пять минут, десять минут, меня уже чо то в сон кидает. По венам как будто горячий свинец течёт. Хорошая вещь.
- Зайка, ты скоро?
- Пошёл нахуй! – это она мне, походу.
Ну, насчет того, кто из нас на хуй пойдёт, это ещё вопрос. С этой мыслью я и вырубился.
Вздремнул я немного совсем. Проснулся, ещё не стемнело. Тёлка рядом лежит, всё в том же халате. Ну, думаю, продолжим. Снял халат, перевернул, чо то не просыпается тёлка, устала, наверное. Перевернул обратно. И руки у неё холодные, в такую жару то. В общем, что тёлка сдохла, доперло до меня не сразу. Наверное, в тот момент, когда я встряхнул её сильно. Она пизданулась головой о спинку кровати, но при этом не только не проснулась, но даже не изменилась в лице. Взгляд мой упал на тумбочку рядом с кроватью. На ней валялся пакет с порошком и кредитка – известный наркоманский девайс. А-ху-еть!!! Эта тварь сдохла! Передознулась и сдохла! А я чуть не выебал в жопу дохлую тёлку! Желудок сразу же дал мне понять, что я не одинок в своих переживаниях, и я метнулся в направлении туалета.
Звонок в дверь застал меня на полпути. Противный такой звонок. Как будто коту на яйца наступили. Совершенно забыв о том, куда направлялся, я на цыпочках подошел к двери, и посмотрел в глазок. В холле маячило какое то здоровое бздило. Серьёзный с виду дядя крутил своей лысой башкой, давил на звонок и вообще, всем своим видом выражал крайнюю степень беспокойства. Позвонив в дверь еще минут десять, он достал трубку, нажал на вызов и пристроил мобильник к черепу. Билан залился соловьём в двух шагах от входной двери. Нервы мои, и так уже ни к чёрту, в этот момент просто порвались нахуй. У лысого со слухом было всё в порядке. Прослушав, со мною вместе, всю композицию до конца, он покрутился в холле еще пару минут, почесал репу и сдристнул. Я бросился к окну на кухне. Дядя вышел из подъезда, сел в серую «беху», но уезжать не торопился. Я тупо смотрел в окно, не понимая, чего это он дожидается. Перед подъездом лихо тормознул ментовской «бобик». Из «бобика» вывалились менты. Лысый вышел из машины и чо то сказал им, указывая трубкой куда-то вверх. Менты, как по команде, задрали ебальники, и уставились прямо на меня. Я резко упал на пол и понял – пора съёбывать. Лихорадочно забегал по квартире, собирая свои вещи. Залетел в комнату, сгреб с тумбочки содержимое карманов. Ищу носки, один нашёл, другого нет. Вернулся на кухню – нет носка. Принялся, было, стирать отпечатки пальцев, - бросил. Нахуй надо, пусть снимают. Пока я носился по квартире, в голове моей, также хаотично, проносились мысли: «Блядь, блядь, блядь! Я попал! Как я попал! В квартире – дохлая тёлка! Я её ебал! И она сдохла! Мне пиздец! Мне полный пиздец! Мне пришьют эту бабу! Я сяду! А у меня дети! Двое!! И могут быть ещё!!! За что мне всё это?! А?! Блядь!»
Пробегая, в очередной раз, мимо сортира, подумал – а не посрать ли мне? Но тут же эту мысль отринул. Времени нет совсем, да и посрал уже сегодня разок. Хватит. Нашел второй носок, одевать некогда, просто в карман засунул. С дверным замком справился за секунду. Рванул на себя дверь, и застыл на месте. Передо мной стояли два мента с автоматами, а за их спинами – лысый дядя. Рыжий мент, что стоял поближе, передёрнул затвор и дружески мне улыбнулся.
«КРГРАААМ!!!» - что это был за звук, словами не передать. На мгновение мне показалось, что мент, всё с той же дружеской улыбкой нажал на гашетку, и всадил весь рожок мне в живот. То, что принято называть душой, сжалось во мне до размеров теннисного мячика, простучало грудину, подкатило к горлу и рухнуло куда-то вниз. Спустя ещё пару секунд, ко мне пришло осознание следующих обстоятельств: Первое - я всё ещё жив. Второе - в сортир я могу уже особо не торопиться. Третье – звук этот раздался где-то у меня за спиной. Повернув голову в направлении комнаты, я увидел тёлку, которая, приподнявшись на локте, кашляла, плевалась зелёными слюнями и тупо пялилась на гоп-компанию, столпившуюся в дверях. Какая же все-таки мразь! А я ведь любил её.
Да, много воды утекло с тех пор. Нервы мои окрепли, острые грани стёрлись. Чёрное - стало серым, а белое – прозрачным. Срать в казино я более не хожу. Ибо нехуй. Снобизм это, чистой воды.

- - - - - - -

И напоследок. Для тех, кому вынь да положь золотую рыбку. Ну не было её, на самом деле. Сказки всё это. И если вы всё ещё ждёте встречи с золотой рыбкой, так нет. Не будет её нихуя.