Азиат (отрывок из повести).

Автор: Dommay YII

Сквозь полудрему Баттал-паша услышал, как екнув селезенкой, поднялся с травы жеребец, стал топтаться, перебирая копытами. И почти сразу о камни мощно, упруго ударила шуршащая струя. Раздражающе-резко запахло конской мочой.
Баттал-паша повернул голову, приподнялся на локте, застыл, стараясь угадать в едва различимых очертаниях животного подрагивающие атласные ляжки, золотистую пенистую струю, показавшуюся из складок в паху, увеличивающуюся в размерах черно-коричневую луковицу на конце продолговатого кожаного футляра.
Возбуждение захлестнуло, наполнило рот вязкой, обильной слюной. Судорожно дернулся кадык.
Баттал-паша хмыкнул, с удовлетворением подумал, что, несмотря на свои пятьдесят четыре года, у него еще достаточно мужской силы. И тотчас отчетливо представился его огромный каменный дом в Анапе, и новая русская наложница - совсем юная, почти ребенок, которую подарил Шейх-Мансур в благодарность за защиту от преследования неверных.
Было что-то необъяснимо-влекущее в этой, еще не оформившейся девочке-подростке: соединение наивной детскости и совсем недетского опыта. Едва обозначившиеся груди с острыми, торчащими сосками, худые мальчуковые бедра, угловатость, изломанность форм и быстрый, резкий, словно выстрел, взгляд из-под длинных мохнатых ресниц, красиво очерченный, чувственный рот и выверенность, законченность движений взрослой женщины.
Точно это было вчера: русская баня с обжигающе-липкой струей горячего пара, терпкая, хлесткая боль от ударов мокрого веника, черный, с полотенцем на бедрах Юсуф: бритва в отведенной руке, скребущее, леденящее душу касание острого лезвия, полоска мыльной пены на ладони…
Еще был короткий летний дождь, пахнущий близким морем и горячей пылью, бабочка, опустившаяся на подоконник, распластавшая белые, в темных пятнышках крылья, капли дождевой воды цвета зеленого изумруда на паутине крестовика, мелькнувшая в дверях девочка: черная подмышка с коротко постриженным волосом, нитка белых жемчужин, родинка на худой, точеной лодыжке...
Потом Юсуф принес горячую жирную баранину с острой приправой, красное вино, фрукты.
Наконец, была скользкая шелковая рубаха с жестким воротником, врезавшаяся в жирные складки на шее, легкий морской ветерок из окна, колючий ворс персидского ковра… Частое, гулко бьющиеся сердце, маленькая теплая грудь, солоноватый привкус губ и неожиданное, невольно-откровенное движение бедер, которое вдруг всколыхнуло спрятанное глубоко внутри что-то тайное, кроваво-запретно. Появилось страшное желание сдавить худенькое девичье тело, чтобы подались, захрустели, ломаясь, реберные хрящи.

YIII

Баттал-паша замычал, отбрасывая одеяло, сел. Пожалуй, впервые за последнее время он пожалел, что согласился на командование турецкими войсками в России.
В предутренние часы сильно похолодало: жухлая трава и камни покрылись инеем. Иней лег на одеяло, ковер, подушки, искрился в воздухе серебристой пылью. Воздух сделался стылым, упругим, при глубоком вдохе обжигал гортань и легкие.
Баттал-паша оглянулся на неподвижно лежащего рядом слугу, поднялся, ориентируясь на шум горного потока, пошел к реке.
В темно-синих сумерках едва угадывались очертания лагеря: беспорядочно разбросанные мешки, спящие под одеялами люди, тлеющие угли костра, сбившиеся в тесное, неподвижное стадо овцы.
Появилось ощущение, что за ним наблюдают. Где-то в ночи был часовой. Часто, проверяя посты, даже после окрика, генерал молчал в ответ, по-мальчишески испытывая собственную выдержку и выдержку стоящего на посту человека. И теперь, только подойдя к обрывистому берегу и услышав щелчки взводимых курков, обернулся, зло крикнул:
- Это я! - Брезгливо добавил. - Разбудил?!
Часовой торопливо, не договаривая окончания слов, стал оправдываться.
- Я вас сразу узнал. Я мог выстрелить уже пять раз.
- Убери ружье, если узнал.
Баттал-паша осторожно, вглядываясь в темноту, стал спускаться по крутому склону к реке, оступаясь, теряя равновесие, размахивал руками, цеплялся за высохшие кустики травы.
Внизу, у самой воды было еще холоднее, остро пахло уходящей осенью и близким ледником.
Баттал-паша постоял минуту, вслушиваясь в рев потока, опустился на колено, зачерпнул в пригоршню воды, предвосхищая обжигающую боль, набрал ледяную воду в рот. Передние зубы заломило от холода. Осторожно, согревая воду, паша подождал, потом сделал глоток, торопливо провел мокрыми руками по лицу, словно заканчивая молитву, соединил ладони на подбородке. Во рту остался вяжуще-терпкий привкус песка и глины. Баттал-паша озабоченно отметил, что в горах прошел дождь, резко обернулся, чувствуя спиной человека, узнал по белому, разрушающему ночной фиолетовый сумрак башлыку Юсуфа, зло подумал, слуга все это время следил за ним, усмехнулся: «Он и выполнит волю султана» - громко, обращаясь к слуге, спросил.
- Ну что, ты готов?
- Что, господин?
Баттал-паша, не отвечая, повернулся к реке, плеснул на лицо еще пригоршню воды. Теперь холодный воздух сделался вовсе нестерпимым. Его прикосновение вызывало мучительную боль, сводило судорогой лицевые мышцы.
Только сейчас паша растерянно заметил, что вытереться нечем, сделал привычно-требовательное движение в сторону слуги. Однако Юсуф, опережая, уже протягивал паше походное поло¬тенце.
- Возьмите, господин.
Баттал-паша энергично вытерся, молча вернул влажную тряпку слуге, стал быстро подниматься по тропинке, не оглядываясь и не сомневаясь, что Юсуф поспешит за ним.
Кажется, ничего не изменилось за то время, которое Баттал-паша находился у реки: так же в беспорядке разбросаны походные мешки, так же бесформенными буграми выделяются спящие янычары, так же сбились в отару овцы (лежащие с краю, расталкивая остальных, вдруг начинают двигаться к центру, на короткое время нарушая покой ночи и сон отары; потом все успокаивается). Однако, ночные сумерки уже потеряли свои черно-фиолетовые тона. Воздух сделался синим, прозрачным. Появилась свойственная утренним часам изломанность линий и объемность предметов.
Но здесь, наверху вновь возникло чувство, что за ним кто-то следит. Паша медленно, переводя взгляд от кострища к кострищу, осмотрел лагерь, вдруг понял, что следил за ним все это время и следит сейчас Муххамад…
- Он что? Думает, я сбегу?!- Баттал-паша хмыкнул, поперхнулся, раскашлялся. – Или он просто боится? - Замотал головой, будто хотел освободиться от тревожащих его мыслей, повернулся, почти бегом устремился к своему ковру.
Паша всегда вставал рано, чтобы спокойно приготовиться к молитве. И теперь Юсуф уже вытащил из мешка молитвенный коврик, положил книжку Корана, подушечку для ног.
Баттал-паша, успокаиваясь, присел, тронул, как бы проверяя, Коран, четки, повернулся лицом на юго-запад.
Неожиданно пришла мысль, что он в это раннее утро уже второй раз становится на колени, но Баттал-паша сразу же ее отогнал, оглянулся на Юсуфа.
- Поднимай людей. Пора.
Светло-синяя полоска у горизонта пожелтела, обещая скорое появление солнца.
Баттал-паша согласно кивнул, улыбнулся, повторил:
- Да, пора. - Продолжал. - Сегодня нас всех ждет трудный день. В горах прошел дождь. - Подождал. - Переход через перевал будет опасным. И я хочу, чтобы ты был рядом с посланником султана. - Баттал-паша вновь, как только что, улыбнулся, быстро, внимательно взглянул на слугу. – Юсуф! Посланник не должен пройти перевал! – Помолчал, добавил. – Он должен умереть!
Юсуф вздрогнул, однако переспрашивать не решился, опустив глаза, покорно ждал.
Но паша, повернувшись лицом к показавшемуся над скалами солнцу, замер не мгновение, сделал короткое движение пальцами, отпуская слугу, отрешаясь от всего, поднял кверху руки, и точно не было ни ночных кошмаров, ни утренней прогулки к реке, ни отданного приказа, глухим, монотонным шепотом забормотал слова молитвы, повышая голос лишь на вечном и непреходящем:
- Аллах акбар!*

*Аллах акбар (фарси) - Бог превелик