The Shmukler Ceremony (the repost)

Автор: Аватар The Beginning

Поэт Антоновский вытащил на середину комнаты системный блок от моего второго компьютера и с силой хуйнул по нему гантелей – приличный кусок пластмассы полетел куда-то вдаль. "Он не работал!", заявил питерский гость. "Сука! Ты охуел!", кричал я и тряс за грудки эту мелкопакостную шпану, "чини, блять!". Непонятно каким образом, но скандал удалось замять. Антоновский вышел на балкон покурить, открыл окно…. и выкинул на улицу шпингалет, переживший не одну пьянку. Терпение мое лопнуло – пинками я гнал супостата по прихожей, обещая ему скорую и нечеловечески жестокую расправу, если он, блять, не метнется пулей вниз в поисках семейной реликвии. Тут, внезапно, зазвонил телефон и я проснулся.
- Алло, Коля? Это Франки, я тут приехал короче! – Радостно сообщили мне из трубки.
- Ага, ну круто. А я тут это, дела в общем, как чо, так сразу и вперед.
- Нет проблем!
Выдав, как смог, приветственную речь, я отрубился. И снова врубился, но уже часа через два. "Франки, Франки мерзнет. Его поймали менты и пиздят. Наверняка отобрали сало", мыслил я, шлепая босыми ногами по полу и ощущая всё возрастающий груз вины. Впрочем, минут через пять, сбросив основную массу груза, я уже диктовал гостю из братской Украины дорогу в живописные Текстиля.
В общем, тудой-сюдой, и вот юноша, оставив свой пуховичок в прихожей, пьет чай, точит бутерброды с сыром и рассказывает о прекрасном городе Донецке, вотчине Януковича, о том, что украинские женщины ебутся с огоньком, а также активно интересуется кого опасаться, а кого смело ебать на предстоящем мероприятии. И, по итогам, скромно сообщает, что он, собственно, лауреат – Пичужкин. И музычка такая: "Пада-пада-пам, фьииииуу!".
А потом мы ели куру, смотрели кино (охуенно кино, надо сказать), и подыскивали лауреату ночлег. Понятное дело, гость изрядно нервничал и ерзал на стуле в тот момент, когда я набирал Афелькин номер. - У меня сегодня дети дома – Разбила эта роковая женщина на мелкие кусочки все хохляцкие надежды и мечты. Неумолимо надвигался вечер, все лишенцы, не попадающие на тусу, поднимали скорбный вой в Откровениях, мы с Пичугой переглянулись, оделись во все теплое и вышли во тьму.

The Tusa

В главном зале "Подмосковья" было шумно. И людно. Незаметно, откуда-то сзади и немного сбоку налетел тролль. То есть Ветератор, я хотел сказать. – Ааааа! – кричал он – Ыыыы! Также поприветствовав его радостным урчанием, мы принялись жать присутствующим руки, а с некоторыми даже и целоваться. Параллельно представлял Пичугу общественности – общественность радовалась и удивлялась одновременно. За столиком у двери, меж тем, сидел чуваш и сверлил меня тяжелым взглядом. Закончив сверлить, чуваш в сопровождении неизвестного мне на тот момент хохла (опять хохлы!), приблизился, такой, с угрожающим видом. А я ему раз! – и сообщил, что без машины сегодня. Тут, понятное дело, Ябля расчувствовался, и Глупец, который с ним пришел, тоже расчувствовался и мы немедленно выпили.
Поскольку фотографий в данном отчете не предвидится, да и Щенок Года уже вполне подробно перечислил собравшихся на том мероприятии, скажу лишь, что народу было много. Может быть не так много, как хотелось бы, но у отсутствовавших, надеюсь, имелись уважительные причины. А так – молодцы, хуле, из Донецка, Адесы и Киева прибыли хохлы, Чувашия, понятное дело, приперлась, из Питера инкогнито приехал один там в очках, ну вы поняли. Увы, Дальний Восток, Урал и Сибирь, а также несколько зарубежных государств отсо…, кхм, не смогли приехать, но еще исправятся, я уверен.
Тем временем мы жрали алкоголь. На каких-то столиках была текила, на каких-то – водка. Сержант Пеккер нашел в лице Хохлужки свободные уши и яростно что-то ей втирал. "Газ, пидарасы, битолз", доносилось из-за их столика. Катя Кошки, Юся и еще кто-то из очаровательных дам мягко, но настойчиво трясли бабло с собравшихся. Рейдер сверкал накрахмаленной сорочкой, Сантехник объяснял, как делать бородатый куниллингус, прибыли похмельный Ренсон и Нимчег, завернутая в гирлянду. Илюша Волгов, соблюдший дресс-код вечеринки всей верхней частью своего туловища, носился меж столов с видеокамерой, в зал, прихрамывая, вошел Саша Штирлиц, опираясь на альпеншток…
- Ну что же, мальчики и девочки, мы начинаем церемонию вручения Премии Шмуклера – Раздалось из колонок. То Ренсон, выбравшись на сцену, разбавил набирающий обороты алкогольный угар. И тут же, под аплодисменты и улюлюканье зала, вручил Глупцу на сохранение Русафоповскую премию за хохлосрач.
- Следующий выход твой, паренек – сообщил мне лысый после того, как спустился со сцены. Ну окей, моча вперемешку с алкоголем ударила мне в голову и я вырвался на сцену.
Последующие где-то полчаса я ругался в микрофон матом, вызвал на подмостки всяких уважаемых людей, объявлял номинации (которые сам еле запомнил), вышибал из почтенной публики аплодисменты. Мелькали шмуклеры и сиськи, Гагарин кричал из зала что-то про фашизм, а Херба проникновенно шипел в микрофон. Мне, надо сказать, тоже достался"Шмуклер Шмуклеров" (спешно переименованный из "Тупой суки года", как я понял). Под занавес одному известному татарину вручили "Ебаря Года" и официальная часть церемонии была закончена. Еще примерно через полчаса на сцену бесконтрольно поперли пьяные поэты, поражать гостей своими и чужими виршами. Коллегиально было принято решение микрофон нахуй отключить.
Ну а дальше, понятное дело, мы вошли в алкогольный штопор. Мы пили и горланили песни, пили и мацали красивых женщин, красивые женщины пиздили нас гирляндами, а мы продолжали пить, кого-то намазали мятой, кого-то забрала собственная охрана, кто-то съебался сам. А мы что? – правильно.
И вот, сижу я, пьяный в сраку, и рассказываю французскому Самогонщику, Сержанту Пеккеру, Хантеру и Эвтаназеи (если кого не упомнил – простите) про то, какие они охуенные ребята и про свою "трагедию пишущего человека", что не могу, мол, писать художественную литературу, только публицистику. Тут же, понятное дело, даю обещание накатать отчет про тусу. Стыдон, в общем. И тут входит Тихий фон и говорит что вот эти вот четверо Амбалов, что зашли вместе с мни – какие-то его друзья из какого-то сурового региона, а один из – огого – знаком с Орловым аж целых двадцать лет. Понятное дело, таких людей я не мог не взять в разработку – вместе со Штирлицем мы заняли с ними отдельный стол и там яростно перетерли за простую человеческую дружбу, за драки "стенка-на-стенку", за битие в ебало за то, как распустилась нынешняя молодежь. А потом я рухнул лицом в рюмки и глаза мои сомкнулись.

The Afterparty (или Свидетели Штирлица)

Сашина рука легла мне на плечо. – Пойдем, я тебя провожу – ласково сказал он мне.
И вот мы идем тяжелой поступью по бесконечному коридору и амбалы (те, что с суровых земель) жмут мне руку и огни Нового Арбата сливаются в цветную кашу перед глазами. И мой провожатый Саша Штирлиц машет мне рукой из свежепойманного такси. И мы мчимся по ночному городу и альпеншток мелькает в темноте салона. И нам надо срочно купить еще водки. И водитель собирается уйти в отказ. И тут я поворачиваюсь такой к нему и говорю проникновенно: "Дружище, мой товарищ занял второе место, ты понимаешь? Завези нас в магазин, я добавлю".
Отдел промтоваров "Седьмого континента" как-то сразу не понравился не мне, ни, в особенности, Штирлицу. Сметя несколько наименований товара с полок альпенштоком, мы устремились в винный. По дороге я также проникновенно сообщил охраннику гастронома про Сашино почетное второе место. Тот понимающе пожал мне руку. Мы смели бутылку водки, несколько пакетов сока и устремились к выходу. "Женщина, поймите", в моих глазах стояли слезы, "человек занял второе место…". "Тьфу, блять" – отчетливо читалось во взгляде кассирши.
- А кто хоть первое место занял? – Поинтересовался таксист на прощание.
- Финн – С омерзением выдавил я из себя.
Мы шли по подземному переходу. – Сука! Блядь! Ебаный в рот! – Штирлиц методично тушил один за другим настенные светильники. Уже во дворе разлетелся на запчасти по асфальту мой телефон, а у самого подъезда вырвалась из пакета на волю бутылка водки. Мы оплакивали ее в течении всей поездки на лифте. В конспиративную квартиру мы ворвались на манер урагана "Катрина", сметая с дороги мебель, Пушу и наспех выскочившего с криком "Редакция работает" Яблю. Мы скакали по комнатам и падали с диванов. Саша с рычанием пиздил стол в прихожей, Пичужкин (который, видимо, рассчитывал на спокойный ночлег), прятался под одеялом у себя на койке, Глупец мычал нечто нечленораздельное. Несколько раз мы, всей тусовкой (Я, Штирлиц, Ябля, альпеншток), бросались в кровать к Волчьей Ягоде. В ту ночь я общупал две жопы. И похуй досужие вымыслы – я верю в то, что обе были женскими. Прощаясь с нами, Саша обрушил в прихожей стремянку и удалился, вершить террор далее. Ну а я рухнул на топчан и рубанулся, в этот раз, окончательно.

The End

Отчаянно хотелось пить. Про то, что творилось в голове, тактично промолчу. Какие-то суки (пусть это будут армяне) пилили и сверлили что-то этажом выше, помятые, но все еще пытающиеся шутить литпромовцы ходили по квартире, отыскивая носильные вещи. Насилу я заставил себя уснуть, под аккомпанемент ебучих армян с их дрелью и гыгыканью с кухни, где разминались салатами наши товарищи. Ябля форсил в шубе Волчьей Ягоды, и даже отправился в ней до магазина, Глупец охал и ахал , Ягода, собственно, пиздела как заводная шкатулка и мешала спать адски. Звонил телефон. "Ты охуительный! Вы все охуительные" – звенел на другом конце провода голос одного известного татарина. Чуть позже мы проводили в добрый путь Пичужкина, да и сами скоро нехотя выползли из квартиры, оставив позади себя духовность, погром и примерно полкило мелочи, которое, каким-то мистическим образом, Саша Штирлиц умудрился запихнуть мне ночью в карман куртки.
– Я не ссу полетов, я не ссу полетов – повторял Ябля, нацепив винтажные летные очки без одного стекла, и придирчиво разглядывая себя в лифтовое зеркало.
Задумчиво мы прошлись до метро, задумчиво сели в вагон и чинно проследовали до центра.
На станции, где дороги наши расходились, я пожал товарищам руки, а с некоторыми даже поцеловался и мы потеряли друг друга из виду.
По морозной улице, вдыхая неблагополучный московский воздух, шел ваш покорный слуга, мучимый похмельем, но хапнувший духовности сверх ватерлинии, отчего на сердце у вашего покорного слуги было тепло и спокойно. Пиздатая туса получилась.

P.S. Сержант, вот ты потом малодушно писал, что все же хохлы – не пидорасы. Не соглашусь с тобой, ибо абсолютно уверен, что Хохлужка ебется с мужиком.

P.P.S. А теперь – музыка!