Кайлас (2)

Автор: Арлекин Кайлас (1)

Быстрый перелёт в раздолбанном самолёте — и мы уже в Катманду.
Кая заикается насчёт того, что неплохо было бы принять душ. Я киваю в поддержку предложения.
— Никакой вам гостиницы здесь не будет, — отрезает Витька. — Завтра летим в Непалгандж, а оттуда — в Симикота. Некогда мыться. Нужно успеть пошататься по городу.
— Непал — что, простите?
— Непалгандж.
— Гм. Послушай, а спать нам не надо, что ли?
— Ты что, оглохла? Потом поспишь, дома. Ты понимаешь, какое интенсивное путешествие мы затеяли? Насколько быстро сменяются города? Ночью будем лазить по Катманду, а высыпаться — в самолёте.
— А сколько до этого Непалганджа лёту?
— Час с лишним.
— Ну ты и больной...
— Прости, я не знал, что твой имэйдж и каша из манги и экстрима в твоей голове — это показатели здоровья.

После получасовой перебранки Витька уходит бродить по Непалганджскому рынку, а мы с Каей снимаем на одни сутки самый дешёвый номер в отеле «Балтика» — исключительно, чтобы принять ванну.
Ванны с жёлтой водой оказывается недостаточно, и мы спускаемся в бассейн. Он такой же паршивый, как и сам отель, но, как замечает Кая, он же всё-таки есть, и это лучше, чем если бы его не было.
— Тогда этот сарай до своих двух звёздочек вообще никак бы не дотянул. Да и не факт, что до одной.
Вечером возвращается Витька. Тут же у порога он с благоговением разворачивает перед нами свой базарный трофей — турецкий коврик.
— Тупо, — говорит Кая.
— Пригодится.
Его глаза горят, озаряя светом позолоченную вышивку декоративного половичка.
Ранним утром, удерживаясь на ногах лишь благодаря Витькиным бодро развёрнутым плечам и непрестанно зевая после ночного пешего знакомства с востоком, мы заползаем в самолёт до Симикота, а через полчаса Витька уже тащит два женских тела мимо кучи туристов, сгрудившихся вокруг каравана сопровождения: офицер непальской правительственной службы, носильщики, лошади и яки.
— Куда ты нас волочешь? — апатично интересуется полумёртвая Кая, обворожительно сверкая фиолетовыми тенями под глазами.
— Нужно отовариться. Дальше будем добираться пешочком.
— А далеко идти-то?
— Ну, где-то недельку, может, полторы.
Кая падает в обморок. Я прикусываю язык, потому что у меня тоже начинает темнеть в глазах. Витька излучает инициативу и бодрость.

Набив в продуктовой лавке рюкзаки едой, не требующей кулинарного вмешательства, мы выдвигаемся в поселок Дхарапокхари, до которого около двух с половиной километров. На всякий случай мы решаем держаться неподалёку от туристического каравана.
Невероятно чистый воздух распирает лёгкие изнутри, мимо нас проплывают прекрасные абрикосовые сады... но я почти не обращаю внимания на всё это великолепие — я смертельно устала. Витька подбадривает нас, приговаривая, что скоро отдохнём и поспим — дойдём до посёлка и напросимся к кому-нибудь из местных на ночлег.
Но с этой затеей выходят косяки. Посёлок встречает нас прохладнее, чем ожидал Витька. Их до смерти достали бесчисленные туристические наплывы. Им с этого никакой выгоды, а только мозоли на глазах.
Мы проводим ночь под открытым небом, неподалёку от палаточного лагеря гомонящих европейцев.
С утра они выдвигаются в какой-то монастырь. Мы плетёмся за ними, поскольку нам по пути, хотя и неизвестно, как Витька ориентируется в этой местности.
Вдоль тропы, по которой мы следуем, течёт чистая река, к которой мы время от времени спускаемся освежиться, небольшие деревушки сменяются живописными лугами.
— Овец в этой местности явно больше, чем людей, — замечает Кая.
Спустя несколько дней пути я начинаю явственно чувствовать подъём.
Европаломники остались где-то позади — поплескаться в горячем источнике неподалёку от маленького посёлка. Я стараюсь увести свои мысли подальше от этого факта, потому что стоит мне только подумать о том, как эти туристы отмокают в парном молоке — и разум тут же накрывает пелена чёрной зависти.
На седьмой день Витька говорит:
— Сегодня выйдем на поляну Сипсип. На ней и заночуем.
— Круто, — говорит Кая, не отрывая взгляда от носков ботинок. — Сипсип — это круто.
Круто.
Ночью меня будит множество незнакомых голосов. Туристы, на время оставшиеся позади, догнали нас и, без устали галдя, устанавливают свои навороченные палатки.
Холод нисколько не приводит меня в чувство, я всё не могу избавиться от сонливости, тяжело давящей на веки.
Витька! Кая!
Они куда-то исчезли, оставив свои вещи валяться рядом с моими.
Я с трудом поднимаюсь на ноги и плетусь в направлении компании шведов, дымящих сигаретами на краю поляны. Завидев моё приближение, они обмениваются шведскими репликами, толкают друг друга локтями в бока, и всячески себя подзадоривают. Я спрашиваю у них воды. Они непонятливо хихикают.
— Эй! — кричит кто-то по-русски.
Я ищу глазами Каин голос.
Она подбегает ко мне, аж подпрыгивая от возбуждения.
— Слушай, тут с япошками разговорилась, так они говорят, намечается какая-то грандиозная движуха! Фест или что-то вроде. Они по туристической путёвке. Так вот, у них маршрут включает посещение нашей горы, прикинь? И один парень сказал, в этом году у неё день рождения, который бывает раз в полвека! Так что сейчас самый благоприятный момент для похода туда! Как это... внутренняя кора... У нас же год Водяной Лошади на дворе...
Морского конька, что ли?
— О, вот он идёт. Щас пораспрашиваем.
Плюгавенький азиат обнимает Самату за талию и радостно смеётся. Самате этот тип явно по душе, раз она ему позволяет себя лапать. Они говорят на японском. Время от времени она поворачивается ко мне и переводит.
— ...Непал плюс Тибет... путешествие к центру мира... кора... на джипах в мистическую Лхасу... Говорит, кора — это обход вокруг горы. Отпускает грехи паломнику. Если совершить кору тринадцать раз, то не попадёшь в ад в течение пятисот последующих перерождений... Ого! А если сто восемь раз, то вырвешься из круга сансары и достигнешь просветления! Витька знает, куда в походы ходить... Ёси говорит, они собираются совершать кору двадцать с лишним дней... а местные паломники делают это за сутки... что-то около пятидесяти кэмэ. Некоторые повторяют обход ежедневно в течение месяца. Ползком. Приползают из Индии, Непала и Бутана. Через гималайские хребты... во больной пипл... Так, погоди-ка, это интересно...
Кая внимательно слушает, а Ёси загибает пальцы.
— Говорит, во время треккинга происходит большой набор высоты, а условия размещения в высокогорье оставляют желать лучшего... Участие в этой программе сопряжено с очень большими физическими нагрузками, так что выдержать их способны только очень крепкие и здоровые люди, находящиеся в удовлетворительной физической форме, готовые к некоторым бытовым неудобствам и к довольно продолжительным переходам по пересеченной местности — такие, как Ёси...
Мы с Каей сгибаемся пополам от хохота.
Из темноты выходит Витька, завёрнутый в свой турецкий коврик.
— Девчонки, тут один тип рассказывает, мол, был год назад в экспедиции в этих местах, аэросъёмкой занимался. Мимо нашей горы пролетал. Говорит, не просто гора – центр мира! Белоснежная пирамида! Цель паломничества тысяч и тысяч верующих! Человек, обошедший вокруг горы сто восемь раз, попадает в нирвану!
— Да знаем, знаем. Уже Ёси всё рассказал...
— Да чёрт с ним, с вашим Ёси! Представьте: посреди ясного октябрьского неба, летишь на вертолёте и ждёшь, что через несколько минут лучи солнца окрасят гору ласково розовым, тускло красным, крепким оранжевым цветом, и плевать, что обморожены руки – надо снимать, во что бы то ни стало! Вот это мужик! Профессионал!
— Да, я так посмотрю, тут народ владеет вопросом, а?
Это точно.
— Солнца всё нет, — продолжает Витька мечтательным тоном. — Над головой уже засиял ледопад с непроизносимым тибетским названием, кажется, вот-вот из-за горизонта выкатится огненный диск – а гора как была в тени, так и остаётся... И вдруг — о чудо! Она засверкала, засветилась всей палитрой утренних красок!
— Вить, да ты, поди, влюбился!
— Он в технике шарит — вы себе не представляете!
Дальше выясняется, что группа выдвигается рано утром, чтобы, преодолев перевал Нара Лагна, наконец, увидеть тибетское плато во всём его великолепии. Затем они собираются пересечь тибетскую границу, встретится с гидом и водителем и переехать в местный очаг цивилизации Пуранг.
А нам куда?
— По пути с ними. Сейчас они собираются в очередной монастырь, потом — ещё в один, в пещере какой-то, потом — несложный трек на горку там неподалёку. Повтыкают на развалины — и баиньки. Пока они будут отдыхать в дрянной гостинице Пуранга, мы пополним запасы такскаать провианта и полазим по окрестностям. Потом через перевал по ущелью мимо озера с мёртвой водой они выезжают на основное пространство тибетского плато, и дальше — до озера живой воды у подножия горы. Куда мы и направляемся, если кто забыл.
Большое спасибо, Витька. Мы всего лишь хотели узнать, куда нам теперь, но всё равно огромное тебе спасибо.
Новый Витькин бойфренд доблестный оператор довольно неаккуратно выдёргивает его из моего общества, и принимается что-то ему внушать. Они удаляются, обсуждая сложности видеосъёмки в западном Тибете, пользуясь непонятным мне техническим жаргоном.
Кая уже успела куда-то скрыться вместе с Ёси.
А я осталась одна, если не считать неприличных шведских взглядов. Небо уже начало светлеть.
Пожалуй, посплю ещё.

Витька завербовал оператора, который оказался главарём, так что с его лёгкой руки группа согласилась подвезти нас на джипах до монастыря Чиу на берегу озера. Продуманный Витька завёл дружбу с лидером группы, что несколько извиняет его предыдущие выходки.
Тряска по горной трассе в некомфортных драндулетах не идёт ни в какое сравнение с утомительным пешим ходом. Моя голова падает кому-то на плечо, и я снова засыпаю. При этом где-то над ухом, перекрикивая шум мотора, общаются Витька с оператором. Когда меня будят через несколько часов, я, благодаря методу Илоны Давыдовой уже стала спецом.
Я знаю, что для съёмки в этой местности отлично подходит такая-то кинокамера, но у неё неважный оптический стабилизатор: при зуме выше 3-4х начинает рвать картинку. Не помогала даже новая прошивка. Кроме того, у неё слишком шумный двигатель, так что внешний микрофон приходилось удалять и тщательно изолировать от корпуса. Беда многих аналогов в том, что чем больше срок эксплуатации камеры, тем сильнее шум. Оперативной съёмке очень мешают долгое выключение и долгая остановка. Переход из режима паузы в режим записи занимает полторы секунды, а обратно — все семь, а за это время может много чего произойти. Так что приходится учиться предсказывать будущее. Зато с таким-то аккумулятором — никаких проблем. Отлично переносит низкие температуры, работает очень долго даже спустя длительное время эксплуатации. Зарядные, фильтры, свет, герметичные кейсы... Господи, Витька, зачем тебе всё это знать?
— Просыпайся, детка, мы скоро подъедем, — говорит мой сосед, любезно предоставивший до этого своё плечо, и легонько тыкает локтем мне в бок.
Какая я тебе детка? Старый пень.
Монастырь...
С гребня возле обшарпанных молитвенных барабанов, к которым можно привалиться спиной, открывается вид на озеро, подкрашенное великолепным закатом... Витька бродит вместе с туристами, Кая всё время скрывается где-то... Неужели этот Ёси так запал ей в душу?
Устало вздыхаю и сладко потягиваюсь. Как хорошо сидеть на отполированной миллионом монашеских задов поверхности утёса после многих дней путешествия! Кажется, прошло уже столько времени. Я уже и забыла про свой затопленный город, цивилизацию, про невероятную череду событий, привёдшую меня сюда, но — это всё было, не так ли? И недавно я лишний раз убедилась, что происходило нечто настолько непостижимое, что об этом даже думать больно.
А это движение с поездкой на гору — какими бы не были немотивированными Витькины доводы в пользу этого предприятия, это уже не имеет значения. Что с того, что он заставил меня поехать против воли? Зато сейчас я на вершине блаженства, и отсюда, с этой вершины, созерцаю отменный пейзаж. Чистый воздух в не покорёженной технократией стране за считанные дни восстановил здоровый ритм жизни моего организма, сбитый городом с самого рождения, и, несмотря на адскую усталость, я чувствую себя здоровой и бодрой как никогда.
Исчезло даже чувство вины за то, что втянула Каю в этот сомнительный и, может быть, опасный трип. Ведь она, смотрю, тоже всем довольна.
Ну что, так и будем тут сидеть?
Неплохо было бы сейчас вот встать, спуститься вниз и прогуляться до озера. Народ говорит, его вода снимает усталость и обладает лечебной силой. Испытаем, что ли?
И вот, гора впереди на юге, а я — на берегу, без одежды, готовая войти в воду озера, созданного самим Брахмой. Его часто волнующаяся поверхность символизирует активную творческую женскую энергию, проявленную энергию Шакти бога Шивы. Манас — рассудок, сердце. Озеро осознания и просветления... я погружаюсь в тебя. Моё тело полностью охватывает вода, я задерживаю дыхание и погружаюсь, погружаюсь, погружаюсь, я держу глаза открытыми...
Я ухожу по дну всё дальше и дальше в темноту.
Вода смывает с меня всю грязь и тяжесть, тёплая и мягкая вода, и я чувствую себя такой чистой и лёгкой, и продолжаю погружаться. Вода смыкается у меня над головой, знаменуя переход в новую ипостась. Мне всё равно. У меня темнеет в глазах, и заложило уши. Мне всё равно. Я улыбаюсь.
Вокруг копошится жизнь, щипает меня за пятки, присасывается к коже, спрашивает тихо-тихо.
Я выдыхаю воздух и погружаюсь вниз, туда, где погуще.
Сначала грудь сжимают прибитые изнутри железные обручи. Потом вакуум перестаёт меня беспокоить. Дышать легко и странно.
Ощущаю, как мои жилы дрожат и вибрируют, как будто кто-то перебирает струны моего тела. Какое-то фиолетовое пятно мельтешит перед глазами... В голове гудят натянутые барабаны... голос: «Как роса сохнет под утренним солнцем, так и испаряются грехи людей, созерцающих Гималаи, где Шива жил, и где Ганг падает от подножия Вишну, подобно стройной нити цветка лотоса. Нет никаких гор, подобных Гималаям...»
Пустота, в которой я нахожусь, измеряется только одним критерием — гулкостью, и, если судить именно по нему, то пустота эта — очень... очень... глубокая. В ней нет пространства, поэтому мозг законопатился наглухо, чтобы неосознаваемое не разорвало его на части.
Процесс познания мира превратился у нас в непрерывный и автоматический. Мы уже не можем его останавливать. И очутившись там, где нет абсолютно ничего, он старается познавать хотя бы сам этот факт. Что существует отсутствие пространства, отсутствие времени, и отсутствие, и отсутствие. Где нет пространства — нет мер, а познавание должно измеряться. Мозг должен всегда что-то мерить, иначе он взрывается внутрь.
Мы многого не знаем, мы постигли такие ничтожно малые области мира. Мы не умеем жить в них. Мы совершенно не представляем, частями чего они являются...
...Я нахожусь под водой. Крики боли – там, далеко, за многочисленными поворотами, гулким гудением разносятся по лабиринту. Сбитое дыхание, сердце отстукивает нечётный размер. . . . … . Круги перед глазами и фиолетовые слепые пятна...
Я выныриваю, выплёвываю затхлый воздух и изо всех сил набираю в лёгкие свежего и чистого. Я отфыркиваюсь и мерно дышу, восстанавливая ритм сердца.
Торчащие на берегу туристы, показывают на меня пальцами, и настраивают свои фотокамеры. Я с готовностью для них позирую. Хочется смеяться. Тело буквально распирает от нахлынувшей энергии. В меня как будто залили цистерну нитроглицерина. С берега сверкают вспышки, я машу им рукой.
Какой-то мелкий азиат сбегает с моими тряпками, которые оставались на берегу.
Я выхожу из воды, (ПУБЛИКА В ВОСТОРГЕ!!!) и о, блин, только тут замечаю, что вода в этом высокогорном озерце была ледяная.
Кто-то тут же кутает меня в пальто. Обернувшись, я вижу, что это Пеня. Он улыбается бородой и усами.
— Граждане, мы здесь имеем настоящего психопата! — мурлычет он, перчатками доводя пальто до раскалённого состояния бешеным растиранием.
Он упаковывает меня в шерстяной шарф и ещё какую-то ветровку, и, как секьюр мегазвезду, зажав мою голову подмышкой, подводит меня к машине и открывает дверцу. Я залезаю внутрь. В салоне нагнетена адская температура. Натужно гудит печка. Играет лёгкое инструментально танго типа Астора Пиазолы.
Пень обходит авто, и залазит на соседнее сиденье. Улыбаясь, выдыхает пар, занесённый ещё с улицы.
— Так что, ты моржиха? Тебе вода трёхградусная по фигу, да? Круто.
Мне становится смешно, от того, с каким насмешническим видом он проявляет восторг.
— Вы в палатке ночуете?
Да мы только приехали. Ещё как-то не думали.
— Можете в наших шалашах приткнуться. У нас есть огненная вода, так что не задубеете. Ну, что скажешь?
Э-э-э... ничего.
— Так что, вы, походу, идёте на кору вместе с этими туристами? С которыми приехали. Да? Просто я бы не советовал. Ну, это бесперспективняк — ихние проводники не дадут вам и шага свободно ступить, так что нигде особо не полазишь, в сторону от маршрута не сойдёшь. Да, тут рулит мэйнстрим, такая лажа.
А сам? Когда пойдёшь на парикраму?
— А я ваще на фест приехал. Мне до этой горы дела нет. Мы рубить будем завтра.
Так ты на фестиваль? Что это за оно вообще?
— Ты что, не в курсе? Ну, это Третий Международный Непальский Сэйшн в Дарчене. Я каждый год сюда гоняю. У нас тут, типа, фан-клуб организован. Если хочешь, могу показать, тут на одной из малых пирамид поклонники по-русски выцарапали: «Борстчь».
Значит завтра, да? Хорошо.
Отвезёшь меня наверх, ладно?
— Не волнуйся.
Спасибо за тулуп.

Пень везёт меня к нашей палатке, воспользовавшись одним из джипов. По дороге он ругает местную бедноту, но не злобно, а как-то жалостливо. Мне его сердобольность не ясна.
Как вообще можно красть чужую одежду? Кто-то умыкнул её, пока я купалась. Это подло. Просто подло.
Объясни мне вот что: эти люди живут в священном месте. И все очень набожны. В очередной раз приближаясь к горе, они должны чувствовать себя чуть ли не святыми, чтобы... Ну... как это? Только праведным открыт путь к горе, так?
— А может, это турист-фетишист?
Или футурист-анархист?
Мне всё равно. Наверное, больше всего меня бесит даже не пропажа одежды как таковая, а то, что моя собственная голова всё чаще начинает давать сбои, заставляя меня совершать необдуманные опрометчивые поступки, следствием которых обычно является какая-нибудь поистине дикая и невероятная ситуация; и, конечно, я обычно не имею ни малейшего понятия, как это получилось, и как из этого выпутаться.
Самое ужасное — я не знаю, как с этим бороться...
Ни Витька, ни Кая не спрашивают, что случилось. Витька сухо благодарит Пеню за то, что он проявил такую заботу обо мне, а Пеня в ответ приглашает всех на свой концерт. Завтра? Да, завтра. Мы будем. Я буду рад. Спасибо. Ну... Да, пока.
Я ложусь спать.
— Вставай! Вставай! — нетерпеливо тормошит меня Самата. — Мы уже собрались, только тебя ждём!
Чего? Дай доспать...
— ...в Дарчен! На сейшн! Забыла?
Я себя...
— ...просто бешеный! Будет здорово!
А, фест... Знаешь, но вы меня тогда, наверно, не ждите. Гоните сами, а я, может, попозже подтянусь. Я что-то неважно себя чувствую... может, простудилась в этом озере вчера...
— Как хочешь. Но думаю, что потом ты нас не найдёшь.
Я теряю картинку, голос Каи разворачивается в прямую линию и затихает.
Я снова просыпаюсь уже ближе к вечеру. На этот раз я чувствую себя гораздо легче. Как заново родилась. Конечно, я сейчас не стану резко срываться и гнать в Дарчен. Хотя немного, всё-таки, жаль.

[предварительная кульминация в среду]