Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Конкурс:: - Монолог (на конкурз)Монолог (на конкурз)Автор: norpo И Левину вспомнилась недавняя сцена с Долли и ее уже взрослыми детьми. Дети, оставшись одни, стали жрать водку, ебать кухарку Люсю, молодую, но недалекую девушку в веснушках, а потом еще не раз пихать ей свои уды в рот и смеяться, когда она захлебывалась их по-юношески густой и обильной спермой. Потом они били посуду, дворника и всячески кричали непотребства, а ближе к вечеру разыгрывали сценки из Нового завета, где Иисусом была голая Люся, висевшая на кресте из швабр и пускавшая обильную пьяную слюну, детишки стояли перед ней на коленях и целовали ее по очереди в пупок. Мать, застав их на деле, при Левине стала внушать им, какого труда стоит большим то, что они разрушают, и то, что труд этот делается для них, что если они будут бить чашки, хулить Господа, то им не на что и не из чего будет пить, Господь их покарает карами страшными, а ежели они будут так мерзко издеваться над прислугой, то скоро и прислуживать будет некому, им нечего будет есть и они умрут с голоду и от одиночества.И Левина поразило то спокойное, унылое недоверие, с которым дети слушали эти слова матери. Они только были огорчены тем, что прекращена их занимательная игра, и не верили ни слову из того, что говорила мать. Они и не могли верить, потому что не могли себе представить всего объема того, чем они пользуются, и потому не могли представить себе, что то, что они разрушают, есть то самое, чем они живут, а если говорить проще – они просто не понимали мир так, как понимает его их мать, которая для них всего лишь старуха, обламывающая им их подростковые игры. "Это все само собой, - думали они, - и интересного и важного в этом ничего нет, потому что это всегда было и будет. И всегда все одно и то же. Об этом нам думать нечего, это готово; а нам хочется выдумать что-нибудь свое и новенькое. Вот мы выдумали трахать Люську и делать из нее божество, это весело и не чем не хуже чем уныло читать глупые книги без картинок и молиться на ночь спинке кровати". "Разве не то же самое делаем мы, делал я, разумом отыскивая значение сил природы и смысл жизни человека?" - продолжал он думать и одновременно дрочить, вспоминая белые ляжки Люськи и ее молодую, налитую грудь. Ну-ка, пустить одних детей, чтоб они сами приобрели, сделали посуду, подоили молоко, завели семью с детьми, вырастили такую вот Люську с сиськами, чужим на потеху и на потребу и т. д. Стали бы они шалить, драться и ебать каждую девку? Они бы с голоду померли и без ласки. Ну-ка, пустите нас с нашими страстями, мыслями, без понятия о едином боге и творце! Или без понятия того, что есть добро, без объяснения зла нравственного. Ну-ка, без этих понятий постройте что-нибудь! Мы только разрушаем, потому что мы духовно сыты. Именно дети! Откуда у меня радостное, общее с мужиком знание, которое одно дает мне спокойствие души? Откуда взял я это? Левин с невероятной силой дернул пипиську и даже вскрикнул от боли. Я, воспитанный в понятии бога, христианином, наполнив всю свою жизнь теми духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как дети, не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает важная минута жизни, как дети, когда им холодно и голодно, я иду к нему, и еще менее чем дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жира беситься не зачитываются мне, а наоборот все это мне припоминается и бьет меня в самое темя, в то время как я, преисполненный своими страстями не желаю с ними расстаться, но и избавиться хочу от них одновременно. Да, то, что я знаю, я знаю не разумом, а это дано мне, открыто мне, и я знаю это сердцем, верою в то главное, что исповедует церковь. "Церковь? Церковь!" - повторил Левин, перелег на другую сторону и, облокотившись на руку, стал глядеть вдаль, на сходившее с той стороны к реке стадо, свободной рукою он дергал свой член и в момент, когда одна из коров повернулась и посмотрела на него печальным взглядом бессловесного мяса, Левин обильно кончил на натертый паркет. В тот же миг вспомнился Левину врач по нервическим болезням, который подал в суд на пивоварню. Пивоварня устроила пруд для льда, а в нем летом завелись лягушки и их крики распугивали пациентов доктора и мешали ему вести прием. Так врач подал в суд на пивоварню, но иск отклонили, так как лягушки ведут себя так, как им Богом уготовано себя вести, так и я веду себя так, как меня создал Господь, а замысел его мне не ведом. Теги:
0 Комментарии
#0 21:18 19-08-2009norpo
кстате это из анны карениной йопта, бгг паходу норпыч настолько увлекся толстым, что и сам за классиком потерялся к хуям гг психологическая утонченность затмила вялые приступы треша. именно того треша к которому я от него привык. а мне понра... Брависсимо, блеа. Это пять. Только маленький минус "Потом они били посуду, дворника..." - чуть напомнила "За окном шел снег и рота красноармейцев". душевно написано. Думал посмеяться, а вышло, что плакалъ трэш-классика. онанизм отчетливо монологичен. онанирующий Левин в одном романе, а мастурбирующая Наташа Ростова - в другом. и ничего тут не поделаешь. дрочит и молится и умирает каждый в свою одиночку. Ну прям Толстой. Понравилось Очень хорошо передан стиль классика. Я сразу понял, что Норпо Толстого пародирует. Но ржачных моментов нет почти. Тут часто прозу ру в суе упоминают. Вот там бы данный кавер мог бы победить. Еше свежачок Теперича, значит, такое не то что бы, Но, как ни как, а всё же пишу, как слышу И вижу. По улице Мира везут гробы Не актуально. Ветер листву колышет Свежую, как никогда, и в последний раз. После - такие всходы, что ёлки палки.... Я на рельсы залез, и по поясу
Разделило меня и... меня Колесо проходящего поезда, Похотливо на стыках звеня. Квас не жрётся и баба не порется, Мимо хера вся жизнь, мимо рта. Ну и хуле теперь хорохориться, Кочевряжиться хуле, братан?... Саша заходил. Сказал, что конкурс.
Ну а хуле, мол, давай стехи! Мол, повестка, принцип, книжка. Нонсенс: Денех не предложено за хит! Ни рубля, ни драхмы, ни песета. Типа, бля, хуярим, и без бэ! Так себе, конечно, для поэта. И для непоэта так себе.... А от трусости, до предательства
Семь ступней, (можно и шаг). Так всегда семенят обстоятельства, проторяя тропинку под крах. Ну и хуле теперь? Сострадания? Нехуй в уши мне ссать про любовь. И какие твои оправдания после всех твоих косяков.... |