С праздником, женщины и мужчины!

Автор: Лузер Самой терпеливой маме на свете, а также the Tелкам, подружкам, сестренкам, мамулям и бабулям, тещам... Тем кто слава Богу рядом и тем, кто к сожалению далеко. Короче вам, феи мои, вам, волшебницы--ебать вас по всякому—посвящаются сии грустные строки.

Привет
Голос не узнала?
С праздником тебя, ма!
У вас там мимозы уже продают?
Да у меня все нормально, ма.
Погода теплая. Как всегда.
Не, фотоаппарата у меня нет. Зачем он нужен?
По телевизору слышала?
Синкевич?
Да пиздит он все...
Не слышишь?
Я говорю....
Ну, неважно.
Опять курю?
Почти не курю уже.
Да я брошу. Приеду и брошу.
(Если приеду. Если брошу.)
Хорошо.
Знаю.
Да, завтра с утра работаю.
Ну пока, ма. Целую.

Мама, а умирать больно?
Наверное, больно. Кто знает...

Макс, ты «Вокруг света» смотришь, а? С этим... бля.... Синкевичем. Ма-акс? Сука, ты опять бахнулся? Видел бы ты свое ебло! Губы синие. Зрачков нет. Глазунья ты ебаная. Ты сдохнуть хочешь? Если сдохнешь—приветы всем от меня передай.
Да че с тобой?
Какой у нее телефон? Не пизди, номер давай.
Маша?
Ну Оля, извини...
Не важно.
С праздником тебя, родная.
У меня для тебя радостная новость.
Макса тряхонуло.
Зашел ко мне только что и лежит на диване. Все ебло серое.
Да не со мной он вмазывался.
Что не знаю, блядь?
Бери мотор и приезжай. Реанимируй его.
Сигареты?
Есть, блядь.
Сдохла. Батарейка. Всегда она дохнет первой.
Две смерти в один этот ебаный женский день.

Мама, ты ведь никогда не умрешь, правда? Слышишь! Мама, никогда не умирай!

Мам, а откуда берутся дети?

Дорогой столичный клуб. Тягучая музыка. Томно топчутся пары. Официанты в токсидо. В дамской комнате над зеленой крышкой на идеально круглом, сидении унитаза склонилась, встав на колени, девушка в белых кожаных шортах. У нее худая голая спина, выступающий хребет. Как у ящерки. Резко втянув в себя воздух с чем-то еще, разгибается и закатывает глаза. Ее глаза похожи на разлитый по столу жирный суп. Скрученная в трубочку долларовая купюра и пустые кредитки падают в крохотную лакированную красную сумочку, такую маленькую, что даже сигареты в пачке неизбежно помнутся.
Она достает сотовый, вертит в прозрачных пальцах с длинными черными коготками, убирает обратно в карман (маму уже поздравила, прямо как в школе, только мама тогда не плакала)
С восьмым марта, мамуля!

Хотела даже цветы подарить. Забыла: стрелка у метро «Парк культуры». Потом этот вонючий боров позвонил. Денег дохуища, а воняет до сих пор овощным рынком. Мерин кавказский. Удавится за сотку грина. На «глазастом» ездит, а ногти все потрескавшиеся, с черной каймой.
«Кристюша, дэвачка, с праздником тэбя, кукалка! Кагда увыдимся? У мэня для тэбя есть малинький подарок.»
Ее зовут Зоя, но она представляется как Кристина. Для знакомых--Крися.
Когда он ебет ее сзади его заросший кучерявой шерстью живот шлепком накатывается на ее спину, мягко пружинит. Он весь наливается значимостью этого акта. Его покатые плечи гордо расправляются, подобно бюстам римских патрициев. Его поясница колыхается в такт напористым движениям могучего поршневого механизма. Отъебав, он всегда вытирает слезящийся хуй ее простынями и покровительственно гладит ее своими короткими пальцами по щеке, усыпанной мелкими росинками спермы.

Она сидит в сортире в женской консультации и облизывает длинным бледно-розовым языком верхнюю десну. Видны ее детские, большие, слегка неровные зубы.
Аборт делать вряд-ли возьмутся. Слишком поздно. Денег больше дать? Подсудное дело. Своя шкура им дороже.
Садится на сиденье. Трет коленки. Закуривает. Струйка дыма входит в ноздрю, где гудит скоростной тоннель, и проносится по сосудам бешеным экспрессом.
Красная вспышка.
Подходит к окну.
Пепел падает на мраморный подоконник. Звучит бит. Хриплый мужской голос поет.
...She said she’ll never put someone else above me.
Except her monkey.
She’s like a junkie.
Just like a junkie.
Музыка замолкает. Звучит одна нота, перерастающая в звон, затем в далекий гул. Хлопок. Лопается какая-то пленка.

Снег. Ее хоронят на «Долгопрудненском».

Но ведь не сегодня, же? Не сегодня?

Сегодня ее день. Потому, что она женщина, эта сучка... Боже, ведь не ты ее создал и не ты в силах ее уничтожить. Ты слышишь, бля. Даже я сам не смогу, хотя иногда застаю ее совсем беззащитной, когда она мочится сидя на корточках в смешной позе или бреет лобок в ванной.

И я-то знаю, что она прекрасна.