Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Палата №6:: - Гофрированная трубаГофрированная трубаАвтор: Lord of the Flies Наум Григорьевич нагнул голову влево, затем вправо и, размяв затекшую от долгого сидения шею, скривил губы в улыбке.- Ну, что? – спросил он у сидевшего на расшатанном стуле с другой стороны стола Минета Ссыглера. Ссыглер сгорбился и ничего не ответил. - Домой хочешь? Ждешь выписку? - Нет, — ответил Минет, — Пока нет. Я не могу сейчас. - Да? — лицо заведующего закрытым отделением областной психушки оживилось. Минет молча смотрел в пол. Расширенные зрачки не двигались, указательные пальцы ритмично били по большим, складываясь в кольца и разжимаясь. - А почему, собственно? – доктор снова покачал головой, разминая шею. – Что-то мешает? - У меня стула нет! – Минет печально посмотрел на врача остановившемся взглядом. – Нормализуйте мне стул, тогда видно будет. - Как нет? А сидишь ты на чём? – Наум Григорьевич проглотил улыбку и, изобразив непонимание, внимательно глядел на Минета. - Не сру я, Наум Григорьевич, не сидя, не стоя, не лежа. Не сру. Стула нет, — монотонно проговорил Ссыглер. - Не срёшь? – доктор вытянул губы, сдерживая смех. Он открыл историю болезни и пролистал последние записи. С пищеварением больного все было более чем в порядке, к примеру, сегодня ночью он дважды посетил клозет и нарушил порядок, вопя, что туалетная бумага жесткая и изготовлена из стекловолокна. Получил мажептил внутримышечно. Да уж, не срёт он. Стул у него, надо же. Не стул, а мебельный гарнитур из карельской березы. Три года здесь, дезориентирован, бред не купируется. Кандидат в мешки с говном, кормящиеся через зонд. - Ну, ничего, дорогуша, я тебе помогу, — доктор улыбнулся. – Вставим тебе гофрированную трубу и сразу стул в норму придёт, будешь срать как спайдермен. - Гофрированная труба…- пробормотал Ссыглер и кивнул. – Гофрированная труба… Наум Григорьевич добавил Минету 10 мг мажептила и 5мг стелазина. Лето было в разгаре и областную психбольничку, стоящую на околице отдаленного от города села, окутывала жара. Выгребная яма во дворе отделения переполнилась, и удушливая вонь проникала в открытые форточки зарешеченных окон отделения. Когда смачное амбре мощно полилось в окно кабинета, завотделением позвонил завхозу. - Захарыч, вызывай говновозку, не продохнуть у нас. - Да-да, Наум Григорьевич, вызову, — прогудел хриплый басок Захарыча, — хотя вроде недавно откачивали. Что, срут много? - А то! Стула у них нет, понимашли! - Кушают хорошо, Наум Григорьевич. Балуете Вы их. - Покушать любят, не без этого, — доктор плеснул полстакана коньячку, выпил и убрал бутылку в стол. – Да и на здоровье! – выдохнул в трубку. - Щас позвоню, Наум Григорьевич, вызову, — сказал завхоз. Минет Ссыглер прошел сквозь мутный сумрак больничного коридора и остановился в дверях наблюдательной палаты. Толстый суетливый и лысый больной по прозвищу Папа Римский вцепился в рукав Ссыглеровской пижамы. - Дай расческу, а? Блядь, отмели пидоры мою, хожу, блядь, лохматый, как хуй! – губы Папы Римского вытягивались в трубочку, кривились, иногда червяком мелькал язык. - Какой ты нахуй Папа Римский, когда даже ебаной расчески у тебя нету? – спросил его Минет. Папа Римский обиделся и дребезжащим голосом заорал: "Я Папа Римский, а ты – Хуй Римский!" - А ну тихо! – рявкнул санитар, пост которого находился напротив наблюдательной палаты. – Ссыглер, ты чего гулять не пошел? Иди пробздись на воздухе. - Да меня Наум Григорьевич вызывал, — ответил Ссыглер, которому не так давно разрешили прогуливаться с десяти до двенадцати в огороженном дворике отделения. -Давай, хуярь, еще часок остался, — сказал санитар, — Нехуй тут баламутить. Солнце заливало небольшой дворик, но Ссыглер видел все сквозь стоящую перед глазами коричнево-серую мглу, ноги слушались плохо и он чуть не упал, запнувшись за сидящего на крыльце здоровенного Колю Хвощенко. От резкого движения в голову ударил горячий красный жар и Минет присел рядом с Колей. - Хуйня у вас на Земле, а не погода,- сказал Ссыглеру Коля и, звучно продув папироску, закурил. Минет вытащил из кармана мятую "Астру" и прикурил у Коли. - Да везде одна хуйня. Не погода, а поебень Рахманинова. - Нет, у нас заебательская погода! – мечтательно протянул Коля и глубоко затянулся. - Это где у вас? В Ново-Ебуново что ли? - На Юпитере, я оттуда прилетел. - И что, прям сюда высадился, в ёбаный дурдом? Коля с сожалением взглянул на Ссыглера и вздохнул . - Я на Марсе остановился дозаправиться,- пояснил Коля, а потом полетел дальше, но у меня папиросы кончились. Вот я и приземлился папирос купить, а меня раз – и сюда закрыли. - А куда направлялся-то? В созвездие Влагалище Вероники? - Я на Сатурн летел, блядь! Но ничего, скоро прилетят за мной и заберут. Я знаю, они уже в Чите высадились и едут сюда на машине. В больничный двор въехала заляпанная мерзостного вида грязью говновозка и, благоухая, медленно покатила в дальний угол. Санитар запирал за ней ворота. - О, бля! – оживился Минет. — Не из Читы ли это прибыли за тобой? - Нет, мои на "Чайке" приедут! — гордо ответил Коля Хвощенко. Невзирая на жару, шофер был в телогрейке, называемой в народе "фуфайкой", ватных штанах и таких грязных кирзовых сапогах, что не мыли и не снимали их, казалось, с сорок третьего – времен курской дуги. Он вылез из говновозки, стоящей задом к огораживающему выгребную яму забору и, зажав правую ноздрю большим пальцем, шумно высморкался. Обтерев пальцы о штаны, он вытащил из кармана фуфайки мятую и загаженную пачку папирос "Север", выудил кривую папиросину и потащил было к губам. На полпути табак высыпался из жеваного мундштука и был подхвачен летним ветерком. - А, блять, ебанный стос! – сказал золотарь мундштуку и потащил из пачки новую папиросу. Тем временем санитар, скрючившись и стараясь не коснуться говновозки, отпер замок на ограждении и толкнул ворота. Шофер прошел внутрь и, поднатужившись, поднял тяжеленную крышку. Из выгребной ямы шибануло такой вонью, что санитар окончательно заколдобился и, зажав рот, метнулся в сторону. Глаза слезились, спазм скрутил живот, и санитар не заметил, как Ссыглер походкой лунатика двинулся от крыльца к машине. - Гы, бля! – хрюкнув, глядя на санитара, шофер освободил прикрепленный к цистерне ребристый шланг, быстро погрузил его в колыхнувшееся смердющее месиво и двинул какой-то ручажок. Говновозка протяжно загудела и затряслась. - Гофрированная труба-а-а-а-а!!! – дикий крик зазвенел и сорвался на визг. В одно мгновение еле ползущий до этого Минет оказался у открытой выгребной ямы. - Гофрированная труба! — выдохнул он и солдатиком нырнул в блестящую жижу. Шофер схватил, было, его за шиворот, но удержать не смог и рухнул лицом в заполненную яму, вцепившись в задравшуюся пижаму. Ссыглер висел мешком в одеревеневших руках шофера и, подняв к небу лицо, медленно погружался, утягивая его за собой. И тут подоспел санитар. С размаху обмакнувшись в говно, он подхватил Минета подмышки и, кряхтя, потащил вверх. Шофер поднажал, и они выволокли неподвижного Минета Ссыглера на покрытую вонючими комьями траву. - Ой, блядь, — простонал шофер и, втянув воздух из промокшей папиросы, начал плеваться коричневой слюной. Минета загнали на середину дворика и мыли холодной водой из поливочного шланга. Он стоял как истукан и когда говно стекло с одежды, ее с него сняли. Голого Ссыглера два санитара долго поливали ледяной струёй и ржали, а он по-прежнему неподвижно стоял и, глядя в никуда, шевелил губами. Через два дня Минет Ссыглер, прихрамывая после полученного в две точки, а по-простому говоря, в оба полужопия сульфозина, вошел в кабинет завотделением. Наум Григорьевич оживился. - Ну, что покоритель глубин, рассказывай! – растянув тонкие губы в улыбке сказал он. - Мне бы грелку получить, жопа после сульфозина вашего болит очень, — Ссыглер посмотрел в глаза врачу. Наум Григорьевич с изумлением заметил, что взгляд Минета стал живым и подвижным и лицо больного уже не напоминает застывший слепок с покойника. - Получишь грелку, я сестре скажу, чтоб дала. Ну, рассказывай, говноплаватель, как тебя угораздило. - Да не знаю я, Наум Григорьевич, плохо помню. Темно все время было как-то, а потом провал, — ответил Ссыглер. - Как стул твой? Нормализовался? - Да, спасибо, нормальный стул. Жопа только болит от уколов, сидеть не могу. Наум Григорьевич, а можно попросить? - Попроси, чего там, — доктор был в хорошем расположении духа. - Можно мне домой позвонить? Через месяц Ссыглера выписали. Теги:
2 Комментарии
#0 16:37 19-04-2010МакЗюзин
Понравилось. Молодец! Да! Жаль, не выяснили, приехала за Колей «Чайка» или нет. Еше свежачок Мансийская народная миниатюра.
Унылый человек с постным лицом пришёл ЭКаГэ делать. Зашел в кабинет, лёг на кушетку, как положено и руки на груди сложил – ждет, что ему ещё скажут. Ему и говорят, чтобы руки выпрямил, а то к таким скрюченным никакие присоски прилепить не получится, даже с гелем специального назначения.... Хотел бы я иметь гигантский хуй,
Немыслимый, как небоскрёб Газпрома, С головкой-рестораном наверху. Я сам бы в нем завёл себе хоромы На восемь спален, целым этажом. Зачем так много? Чтобы не ютиться. К тому же я имел бы восемь жён, Других не понимая инвестиций.... Север по Цельсию, ветер порывистый.
Прячет напарница нож в рукаве. Пульс неустойчивый, рвано-отрывистый У мужика, что лежит на траве. Кто его сердце уколом осиновым Намертво к мёрзлой земле приколол? Вены открытые прячутся в инее. «Что тут за Дракула, что за прикол?... Путь, на котором нет запасных путей. Путь, на котором все перекрёстки мнимы. Каждый охотник знает — в толпе людей Кто-то фазан. Путь, При котором местность — скорее фон, Нежели фактор скорости и комфорта, Неочевидно явлен в себе самом.... Часть 1. Начало безрадостное.
Один почтенный гражданин вполне солидного вида и выгодного жизненного возраста служил в ЛитПромхозе Главным Куратором и был очень начитанный, особенно всякой классики начитался – ну там, разных Бальзаков, Чеховых, Пушкиных и прочих знаменитых писателей.... |