Куйбышев.

Автор: Рамзай Краткое содержание предыдущих серий

№ 6.
Ясен хуй, жрать всё же чего-то надо. Это, как говорится, концептуальный вопрос. На передний план пищевого рациона моей семьи вдруг выступили сардельки. Пахучие, копченые, свиные. Это чудо производилось на нашем заводе из заводских животных. Животные работали скотиной в цеху в селе Исаклы. Деликатес мы научились выменивать на чистоган в Комбинате питания у смекалистой прыщавой поварихи. Гидролиз, конечно, предназначался для протирки спутниковых баков в мастерской Захарова. Однако ещё до нас поколениями первопроходцев космоса было неопровержимо доказана губительная опрометчивость такого подхода к технологии. Спирт — не только напиток, но и валюта. А для протирки баков существует ацетон.
Захаров был зампарторга цеха по молодежи, я тоже не хер собачий. Нам, активу, особенно нравилось выпивать технический алкоголь на разных заседаниях заводских активистов. В этом был оттенок богемности и аристократизма. Фанфурик достается из Юркиного кармана на последней лестничной площадке Дворца Культуры имени Кирова. На трибуне оратор рассказывает о темпах строительства, а ты разматываешь изоленту с пробки. Он рассуждает о социальной сфере, а ты горнишь — делаешь давящийся глоток из горла. Охуеть — не встать — ужасная жидкость немедленно просится назад. Надо запивать и закуривать. Тут же бьет по шарам и ты возвращаешься в зал бодрячком.
Захаров ходит в фаворитах у начальника цеха. Юра удачлив, энергичен и говорлив. Популярности способствует еженедельная масштабная поставка гидролиза в кабинет начальника. Поэтому Шилов, выгоняя в очередной раз с оперативки, советует мне брать пример с Юрия Валентиновича. А Захарову громко поручает: «Выйдешь с оперативки, поговори с Суриным. Блять, у него уже головокружение началось, ебическая сила. Председатель тире мудила. Великий Могол молодых менЕджеров.»
Понятно, что обмены опытом приводят к постоянным пьянкам. Иногда на столе в кабинете Красного уголка появляется крайне дефицитный и дорогой продукт — водка. Спросонья получив звонок от Юрка о необходимости «книги на 500 страниц», на вторую смену экипируешься папиной арзамасской «Пшеничной». Водку нужно тайно проносить в завод только тогда, когда на вертушке в проходной дежурит Валя. Пренебрежение этой прописной истиной приводит под конвоем многоопытной вахтерши Клавы в кабинет начальника охраны. Там на меня быстро составляют протокол. В нем указываю, что «одну бутылку водки я пронес в завод, так как был должен ее пронести.» Все экземпляры протокола через полчаса выкупаются при посредничестве все той же Клавы. Эта зоркая пизда срентгенила в сумке бутылку и поимела на этом не меньше поллитра спирта. Гидролиз, матерясь на мою неопытность, подписывает Захаров. Горько и больно.
Пользуясь правом свободного выхода с завода, я могу заблаговременно занять очередь за пивом в Негритянском. В это время в цехе Юрок осуществляет для меня операцию прикрытия. Очередь звенит трехлитровыми банками, набегает волнами к окошку киоска. Пиво льют в три соска, а гонцов с завода все больше и больше. Можно воспользоваться услугами экспресс — доставки напитка, это стоит рубль. Халявщиков очередь посылает, но вяло. Их побаиваются. Один мужик вот так вот послал, так этот синяк сбегал домой и пришёл с обрезом. Мужик вместо застолья отправился в морг. А высшим проявлением профессионализма пивника является его обострённое понимание ситуации. Когда она накаляется до критической отметки, из окошечка в морды бунтарей производится пивное опрыскивание из резиновой кишки. Это успокаивает.
Ячменный продукт отдаёт зверинцем, но все равно превосходен. После затяжной атаки на внутренние органы в комнате рабочей общаги, поутру мы с Толмачевым слышим благодарные слова одного цехового комсомольца: «Ёкраный бабай! Как здорово вчера посидели! Даже не подрались ни разу!»

№ 7.
В новогодний вечер страну последний раз поздравлял Горбачев. А у двухмесячного Вовы в девятиметровой комнатке на двенадцатом этаже по улице Свободы до сорока поднялась температура. Все из-за того, что небольшую простудку мы взялись лечить, добавляя в воду немного меда. Ночью встречали Скорые помощи, но от больницы отказывались. А 1 января у нашей соседки по трехкомнатной квартире случился день рождения. Незамужняя Наташа с утра керосинила с рабочим нашего завода мордвином Владимиром Ивановичем и дворничихой Валей.
Когда молодой семье желают много детей, за столом всегда находится остроумное хуепутало: «Партком, мол, поможет!» Володе не надо было помогать. Его жена уже воспитывала троих. К Новому Году и у Наташи образовался живот. Выпивать, курить и ругаться матом на семилетнего сына Петра и собачку Джульку Наталье Михайловне Климашкиной это обстоятельство нисколько не мешало.
После бессонной ночи наш мальчик угомонился и мы наконец-то заснули под бодрый советский ритм-энд-блюз из Наташиной комнаты. Я встал уже в наступавших послеобеденных сумерках. В квартире пахло праздником и было тихо. Володя ушел, все спали. Бесшумно налил воду в кастрюлю, порезал и набросал туда капусту, поставил вариться на плиту. На улицу потихоньку выходили пьяные.
Ключевой вопрос отечественной кулинарии, а заодно и этой истории, — промывать ли холодной водой перед обжаркой сваренную капусту? Или поступать по совету авторского коллектива «Книги о вкусной и здоровой пищи»? После 1 января 1991 года для меня навсегда эта проблема решается однозначно — промывать. А, главное, — охлаждать! Поступив так, я оставил на потом жарку и снова прилёг вздремнуть.
И почти сразу проснулся от визгливого лая Джульки. С кухни доносились глухие удары, как если бы в гараже перебирали картошку. Приоткрыв дверь, я увидел на кухне мощные женские фигуры. Три разгневанных фурии сосредоточенно метелили поваленную на пол Наташу. Она закрывала живот и сдавленно постанывала. Естественно, я решил вмешаться:
— Дорогие женщины, остановитесь, пожалуйста. Пинать беременного человека в живот в день рождения нельзя.
Дамы отвечали презрительно:
— Пошел в пизду!
— Вы кто такие вообще и что это вы себе позволяете?
— Иди на хуй, сказано! Щас выблядка выбьем из нее, а потом и тебе еще пизды дадим!
Я догадался, что нам нанесли визит бухая Володина жена и ее пьяные подруги по работе, и надо принимать меры. Поэтому я, закрыв глаза от отвращения к себе, уебал первую тетку в ухо, а второй нанес сокрушительный пендаль по жопе. Вторая сказала, отвлекаясь от Наташи: «Ах, так!» Первая начала царапаться. Третья схватила дуршлаг с охлажденной капустой и надела мне на голову. Порадовавшись своему кулинарному чутью, я начал пятиться, соблюдая дистанцию энергичными взмахами ног. Эти суки, оставив скулящую соседку валяться на кухне, тоже лягались и пытались выцарапать мне зрение. Им мешал излишний азарт, капуста на моей морде и коммунальная теснота коридорчика. Жена высунулась оценить ситуацию, быстро закрыла дверь комнаты и начала баррикадироваться изнутри.
Вскоре пятиться стало некуда. Я прижался спиной к двери квартиры и собрал последние силы. А они уходили с каждым ударом по яйцам. Но зато созрел план. Я должен был выманить теток из квартиры в подъезд. Вдруг сзади меня шибануло дверью. На пороге стоял атлетичный Володя и его заводской товарищ. Я упал, а мужчины стали лихо пиздить дам по всем частям их могучих тел. Потом барышень побросали в лифт. В кухонное окно я увидел, как из подъезда они вылетели в сугроб. Затем их пинали ногами. Бабы вставали и снова падали.
Мужиков позвала на помощь дворничиха Валя. Снег шёл всю ночь.

Зимовье зверей.

Поедем морозной мордовской дорогой.
Узоры — на окнах. Затекшие — ноги.
И справа, и слева — березы и ели.
И в этих лесах тайно прячутся звери.

И многие ежики в листья зарылись.
Чтоб с ними зимой ничего не случилось.
Медведей здесь нет. А мышей — очень много.
Они роют норки вблизи от дороги.
Зверушки лежат, подогнувши колени...

Но в нору не влезть ни лосю, ни оленю.
Кабан и косуля не спрячутся в землю.
Их рост для такого жилья неприемлем,

Поэтому ходят. В сугроб смотрят грустно.
— В снегу не растут лопухи и капуста.
А ночью дремать почти друг на друге,
Шерстистой стеной укрываясь от вьюги.
А шкуры легки, и ноги морозит...

Из всей этой живности выберем лОся.

Ему не уснуть, свернувшись калачиком.
Лосю никогда не позавтракать зайчиком.
Ужасно неловко кушать осину,
Когда и зубов — то — всего половина.
И желчный пузырь отсутствует тоже.
И длинные волосы лезут из кожи.

Представишь такое, — зверей станет жалко.
Сломаешь ружье. И выбросишь палку.
Достанешь чертеж, изготовишь кормушку.
Всего ведь и надо, что — соль и горбушку.

№ 8.
Один пацан сказал мне, что подобное смог бы написать только пьяный в сисю Виталий Бианки.
А в нашем цехе отечественная фауна зимой и летом представлен грызунами. Говорят, что они — прямые потомки московских крыс. Вместе с эвакуированным оборудованием зверьки вываливались на снег и прятались под станки и стенды. Оборудование грело, ведь его запускали сразу после выгрузки. Вместе с первыми штурмовиками монтировались стены и потолки. На заводском стенде размещена длинная телеграмма Сталина директору Первого авиазавода. В ней главнокомандующий грозно приравнивает выпуск ИЛ -2 к хлебу и воздуху для Красной Армии.
Чуть дальше на центральной аллее висят молодые специалисты. Точнее, фотографии юных передовиков — победителей социалистического соревнования. За попадание на этот стенд еще и платят: двадцать пять рублей. Быть молодым специалистом хорошо. Если ты приехал по распределению с женой, а еще лучше с киндером, — есть шанс даже получить хату. Поэтому в первый же свой трудовой день в цехе я бросился на поиски очереди на жилье. Так я впервые увидел Захарова:
— Простите, Вы не подскажете, как встать в очередь на жильё? Мне сказали, что Вы также являетесь нуждающимся в жилье молодым специалистом.
— Слушай, иди на хуй. Говори по-человечьи. А то непонятно ни хуя, чё ты хочешь.
— Жить, говорю, негде. Блять.
— Теперь понятно. Пиздуй к Орлову в тридцать второй отдел. Он — председатель.
Так я и сделал. Прошло время, и в недрах завкома комсомола молодой специалист Ниязов начал строить козни против Орлова. Мы с Захаровым присоединились к заговору и пошли на собрание менять руководство. Председателем договорились выбрать Ниязова, а замом — меня. Мы сильно хотели квартир.
Свержение прошло быстро, Орлов был не против, квартиру — то он уже хапнул. Попутно молодые специалисты ополчились против соцсоревнования, обзывая его анахронизмом перестроечного периода. А Ниязов, еще даже не выбранный председателем, уже начал на крикунов залупаться с трибуны. Началась шумная дискуссия. А мне надо было быстрее в цех, я мог огрести пиздюлей. (Литкин с утра неможахом, прикрыть некому.) Поэтому вышел на трибуну и предложил проводить не соцсоревнование, а конкурс. То ли подействовал мой пролетарский вид — я был в папином свитере, то ли крикуны устали бунтовать, но мое предложение прошло. Заодно собрание неожиданно избрало меня Председателем Совета. Мы с Захаровым, как и было договорено, голосовали за Ниязова.
Утром Шилов торжественно наименовал меня Председателем Тире Мудилой Молодых Специалистов, Которого Избрали Дураки Яснополянские. Я нуждался в жилье и скромно улыбался.
Мы жили тогда на Ново-Вокзальной у Тамары Васильевны. Именно на ее квартире сгорел телевизор «Кварц — 302», оставленный включенным на ночь. Жена уехала в Арзамас, мы бухали, и выключить его не было сил. Проводив Захарова и Рязанова, я завалился спать. И чуть не задохнулся во сне. Все было в дыму, кое-как проветрил. Хозяйку удалось с трудом наебать, выдумав небольшой ночной пожар у соседа. Тамара Васильевна была сложной и умной женщиной. Однажды сын принес ей на Восьмое Марта три гвоздики. Он приобрел их у чурок на рынке. Хозяйка тут же обнаружила у одной дефект и написала по этому поводу письмо на Центральное Телевидение. Я охуел, когда в почтовом ящике обнаружил ответ чуть ли не из самого Кремля.
Мы ждали появления на свет Вовки. Старая стерва это дело просекла, молчком поселила к себе в комнату новых квартирантов и свалила в больницу, дав нам две недели на поиски нового жилья. Неделя пролетела незаметно. Новый квартирант нервничал и доебывался до моих жизненных планов. Я сначала терпел, а потом взялся гонять его по квартире. Женщины волновались.
С жильем надо было что-то решать.