Shotdrink stories_part 1

Автор: Khristoff ***
Я сижу на антикварном стуле, которому неприятна моя тяжесть, он зло скрипит подо мной. Потерпи еще немного, чужеродная тварь. Я зарылся от всех в горах, как с головой накрылся одеялом, оставив снаружи лишь нос.
Над домом низко пролетают, клин за клином, туши канадских гусей. Им некуда сесть: озеро на 32-й переполнено, а дОма, в Канаде, загадили их родные пруды. Птицы слоняются в поисках подходящего водоема, как самолеты, выискивая свой аэродром. Говорят, их здесь миллион.
Теша своё воображение и разжигая ненужную тоску – меня в отличии от гусей, никто дома не лишал, — я привожу себя к единственной нужной, требуемой моментом мысли. И выхожу на улицу.
Днём, когда солнце слепит глаза, если движешься в сторону гор, я выруливаю на перекресток 26-й и Киплинга к магазинчику с названием «beerman».
Оттуда украдкой, стесняясь коричневого пакета, выходил молодой парень небритый и в отвисших штанах. Спустя несколько минут оттуда вышел я, также робко пряча под мышкой плотной коричневый пакет. В пакете плескался 1,75 литра бурбона. Продавщица — на шее я заметил языки татуированного пламени, — улыбнулась мне и пожелала отличного вечера. Я тоже улыбнулся. Я уже научился улыбаться просто так, когда мне не хочется улыбаться. Это достаточно просто: нужно всего лишь сжать крепко губы, развести их в стороны и резко разомкнуть, не забыть добавить теплых искорок в зрачках. Но это уже необязательно.
Дома я как Штирлиц — занавесил шторы на окне, притушил везде свет, уложил семью спать, и на цыпочках прокрался к холодильнику, откуда набросал себе стакан льда. Никому не нужно здесь знать о моих маленьких слабостях. Вам можно.
***
О США я пока ничего не могу сказать вразумительного. Все четыре месяца моего пребывания здесь напоминали долгосрочный отпуск – езда по штатам с осмотром местных красот, знакомство с бытом и прочими радостями. Изучение английского языка. Оказывается, я его удивительно плохо знаю. В Москве я считался знатоком.
По-настоящему я начинаю здесь жить со следующей недели, когда перееду на съемную квартиру. Жить буду в подобии гетто, рядом с аэропортом и мексиканцами. Они здесь различаются на тех, кто приехал, и на тех, кто родился. Те, что приехали — выглядят добрыми крестьянами из сказок. Низенькие, черноволосые, плотные, но не толстые. Мужчины носят усы, женщины до 30-ти красивы, а потом тоже начинают носить усы. Приветливы и незамысловаты. Обожают свои семьи и чрезвычайно набожны. Любимый праздник — Рождество. Любимая кухня — мексиканская и дальше все мексиканское. В классе, где я учусь из 23-х человек, 22 — приехавшие мексиканцы. Я у них как местная знаменитость, черт знает откуда. Большинство из моих одноклассников, не знает, где находится Россия.
Касательно тех, кто родился здесь: в общем и целом они похожи на своих собратьев. Те же семьи и та же церковь. Только машины дороже и дома больше. Еще ненавидят белых, торгуют наркотиками и частенько стреляют.
***
Что еще? Еще я встретился с семьей после долгой разлуки.
Какими я нашел своих близких родственников? Разными.

Мама.
С мамой я встречался часто на нейтральной территории. Но так, чтобы прожить вместе больше недели — первый раз за восемнадцать лет.
Должен сказать, что мама, если смотреть на внешние грани, большой молодец. Она много работает и собирается стать профессором психологии. Мама катается на лыжах, слушает Александра Малинина и Аду Якушеву (кажется, так). Можно кинуть в маму пару булавок про ее крепкий тыл, в плане финансовой стабильности, намекая на ее мужа, а тем самым на банальную сказку об удачной женитьбе. Но это ни к чему. В общем, все чего она добилась, она добилась сама.
Другое дело, что лихорадочная учеба на седьмом десятке, несколько высших образований, диссертация еще в Союзе — все это наводит на мысль, что образование здесь, все-таки цель, а не средство. И цель оного напора, как мне кажется, весьма личная. Нужно кому-то что-то доказать. Этот кто-то мой отец. Вечный спор за интеллектуальное превосходство между ними был начат еще на геофаке в студенческую пору и продолжается по сей день. Точнее, продолжает его мама, отец, едва ли догадывается, раздавленный финансовыми проблемами, он гоняется за туповатыми учениками, чьи амбициозные родители мечтают видеть свое дитя на скамьях поточной аудитории главного здания МГУ.
Однако, с мамой я немного промахнулся в своих планах. Я вполне эгоистично решил, что бабушка мечтает прижать к себе внука и не отпускать его до первых усов (усы, мне сегодня идут как черви в известной игре).
Мама же поцеловала внука, поучила кататься на горных лыжах и все — на этом их общение теперь ограничено встречей за ужином. Это местная традиция, когда все кто есть в доме, должны собираться вместе и обсуждать прожитый день в мелочах и на английском языке. Я, как правило, отмалчиваюсь или брякаю что-то наугад.
***
О сестре.
Мы с сестрой погодки. Разница год и месяц. Отец утверждает, что так было спланировано. Что ж, ему виднее. Мы всегда были вместе: в сад в одну группу (пятидневка между прочим), в школе один класс, в лагерях в одном отряде. Как близнецы.
Потом к сестре повадился захаживать некто Вася Т… Я начал слушать ГрОб, познакомился с вином. Прыщами меняться мы не стали и, в общем, разошлись. Потом я пришел из армии, Аська училась на 3-м курсе и возилась с ребенком все от того же некого Васи Т. Через год она уехала к матери.
Сестра тоже молодец. У нее двое детей. Миша, старший, забыл русский язык и учится в колорадском университете на экономиста. Все родственники уверены, что через несколько лет он станет миллионером, потому что он любит деньги искренне, как любят девушку или любимую группу. Здесь это чувство не осуждают, как в СССР, и не канонизируют, как иногда делают в Москве. Лидочка ходит в школу. Муж работает дома программистом. Он ирландец и когда-то весело пил. Теперь носит усы и купил себе новый автомобиль. Скоро они собираются переехать в большой дом.
Но это все, опять внешние грани. Если заглянуть внутрь купола, там паутина и пыль. Никого давно нет, ибо сестра уехала в страну warcraft пару лет назад, и теперь чтобы ее встретить настоящую, нужно надевать на себя доспехи, брать в руки меч или посох, платить за диск и рыскать по придуманной вселенной в поисках эльфа на медведе, который умеет лечить людей и становиться деревом.

***
О брате.
Брат в семье были третьим ребенком, и проскочил во взрослую жизнь никем незамеченным. Он ходил в детский сад, я часто его оттуда забирал. Зимой, он цеплялся валенком за асфальт, и помпон его шапки дрожал на ветру.
Брат не играл в солдатиков, у него никогда не было много друзей.
Он посещал бассейн в первом классе, как и мы с сестрой в свое время, но занятия прогуливал. Родители не замечали вранья, как не замечали троек по русскому языку, не замечали пятерок по математике, неуспехов в вольной борьбе, успехов в дзюдо.
На третьего сил не хватило.
Когда они развелись, Васька остался жить с сестрой, иногда гостя у отца. За два года до сестры уехал к маме. Отец очень переживал и сокрушался — Ваське оставалось немного до окончания школы. Ну да чего уж об этом. Немного до чего-то – это почти то же самое как и немного от чего-то.
В Америке брат продолжил заниматься дзюдо. Выиграл несколько соревнований. Потом влюбился в еврейку из семьи житомирских иммигрантов. После бурного романа, его кандидатура была отвергнута.
Брат впал в уныние и ушел в морскую пехоту. Впрочем, там было много идеализма и каких-то мне неведомых вещей — однажды, он посмотрел на маленьких детей, играющих на площадке, и сказал маме, «вот их я буду защищать!». Патетика словом. Молодым это свойственно, особенно когда тебя бросает девушка.
Из армии брат вернулся через четыре года нормальным человеком — циничным и пьющим.
Кроме этих великолепных свойств, он притащил в рюкзаке бесплатное образование, гражданство, кучу нерастраченной энергии, и поиск смысла жизни для тех, кто начинает его искать слишком рано.
В университете он влюбился в преподавательницу. На свадьбу в Мексику я приехать не смог и увидел Майли спустя несколько лет, в Ирландии, а потом уже здесь.
В жизни брата есть две страсти — это алкоголь и жена. Жену он обожает, алкоголь ненавидит, но жить не может без обоих. Майли к его запоям относится с глубоким пониманием. Считая, что пила здесь неуместна. Этим она не нравится моей маме, сестре, а теперь и моей жене.
Брат запойный. Когда он не пьет, то он отличный парень. Отличный парень, когда не пьет.
Или нет, не так. Он потерялся. Потерялся в том плане, что не знает где он и кто он.
Это как загнать льва в клетку и смотреть на него в зоопарке. Большой и сильный и совершенно плюшево-безопасный. Беда брата в том, что он умнее льва, но слабее самого себя.
Мне кажется, что он жалеет что ушел из маринкорпс. Ему там самое место.
Теперь же он загнан в офис ассоциации ветеранов, сидит целыми днями за компьютером и заполняет бланки по выдачи денежного пособия раненым ветеранам. Раз в месяц он в качестве сержанта нэшнл гард, ездит на сборы и смотрит на календарь: когда подойдет его очередь ехать в Афганистан.
Между запоями мы с ним бродим по горам и думаем, как жить. Оба сходимся на мысли, что хрен его знает как. У брата есть гражданство, как-то оплачиваемая скучная работа, запойность и любящая жена. У меня полная неопределенность в плане трудоустройства, супруга, уставшая от моего лица, сынишка, растущий вверх, и, в общем, та же запойность.
***
Ну вот, у меня почти два часа ночи. Последнюю рюмку (здесь они называются шотдринк), и в кровать. Завтра я проснусь и снова сморкнусь. Подумалось: сколько еще я успею испортить бумажных носовых платков?
Мне здесь нравится, я вполне понимаю, как дальше жить. Что делать, куда пойти учиться и прочие необходимые вещи в жизни. Улыбаться, опять-таки, научился.
Просто иногда, когда смотрю в окно, мне не хватает огней соседней многоэтажки.
Иногда не хватает случайной встречи, не хватает толчеи в метро. Не хватает чего-то, чего не могу ухватить за край воротника.
Я решил, наверное, ностальгия. И поборол в себе чувство. Ведь я знал, на что шел, должен был знать. И если нет счастья внутри, оно никогда не появится извне. Так и не нужно всем быть счастливыми. Мне достаточно оставаться спокойным.
***
P.S. В местной русской библиотеке на странице романа Куприна на полях встретилась надпись карандашом: «мамочка, я хочу домой!»