Город лесбиянок

Автор: Ирма В городе N писком моды было быть лесбиянкой. В столь живописном уютном уголке Тульской области, пропитанном ароматом медовых пряников и духом старины, собралось, как мне кажется, все «розовое» население центральной России. Я, конечно, не против лозунгов: Да, здравствует, унисекс! И тесных джинсов цвета индиго, обтягивающих футболок с эндиуорхолловским бананом, постмодернистских мыслей в головах с косой челкой а-ля «дрожащие пальцы парикмахера». Сладкие мальчики стали так похожи на девочек: красят и тонируют волосики, прокалывают все эрогенные и не очень зоны своего щуплого тельца, бреют лобок, выщипывают брови, тщательно следят за маникюром. Готова поспорить, стоят в раздумье в парфюмерном отделе торгового центра, все, не решаясь купить аромат – for him или же for her, зато с пафосом и надрывом записываются в ряды марширующих на Красной площади угнетенных геев. При этом большинство из них — натуралы, не без извращений, конечно, но, все, же гетеросексуалы или романтичные бисексуалы, так и не познавшие сурового мужчины. Согласитесь, эти милые интеллектуальные позеры с гитарами или мольбертом в руках вызывают симпатию: ведь ребятки действуют по идейному фрику. А фриков в царстве самоваров, танков, автоматов и кузнечного ремесла тьма тьмущая. Видимо, студеное мужество предков, и назидательный гуманизм Льва Николаевича Толстого волей неволей заставляет мыслящего человека сбежать с родного завода и пуститься во все тяжкие. Уж лучше шокировать, чем самому пребывать в состоянии шока. Но как, же все-таки мозолят глаза, засоряют уши и трахают мозг своей бесхребетностью ванильные лесбиянки, мелькающие на фрик-тусовках. Это же надо на одной территории собраться такому количеству «недоженщин-недомужчин», одним словом – тупой розовой ванили.
«Розовенькие» голубицы тусовались во дворах за «Парадизом» Это была их территория, поэтому они очень ревностно относились к своему ареалу, хотя жесткого отбора для «новичков» почему-то не устраивали. Не особо погружаясь в философию и проблемы гендерного неравенства, потомки Клары Цеткин поглощали бочками пиво, съедали тонну солено-сушеного подводного мира, скуривали блоки сигарет, поднимали тонус «Рево» или «Ред буллом», — в общем без изысков бухали. Главными темами для обсуждения были отнюдь не «грязные животные – мужики», и даже не прелести однополой любви, а «Дом 2». Да-да! Эти так называемые неформалки вовсю судачили о телешоу и сериалах. Из динамиков супермодных телефонов сопливым голоском пищали «Расмус» и «Токио Хотель», «Линкинг Парк» и «Лим бизкитт» — настоящей музыки здесь никто не слушал. Внешняя форма заменяла содержание: тяжеловесный пирсинг и черные ногти, намеренно подчеркнуто-гламурный унисек резко контрастировал с грубой неотесанностью откровенных мужичек. Правила приличия были задвинуты, зеркало давно перестало считаться объективным критерием оценивания — более безвкусно одетых женщин и девушек нельзя было отыскать во всем городе. Тупой бессмысленный протест закомплексованного фригидного уродства, манифест примитивнейшей женской логики, наигранные игры со смертью – все это составляло кичевый мир лесбиянок. И хотя вся наша культура пропитана сексом: животное соитие, банальное порно, шикарнейший секс-стайл, всевозможные извращения, начиная легким садомазо и заканчивая жестким «снафом» стали настолько доступными, что давно потеряли свою первозданную уникальность; странными пристрастиями в любой Теме, по большому счету, уже никого не удивишь. Но в братстве, точнее сестринстве Тульского филиала Лесбосса до сих пор думали по-другому: каждая уважающая себя новоиспеченная «розовая» хотела, как показалось мне, «орозовить» вокруг себя весь мир.

Картина первая. Маслом.
Вот они стоят на остановке: с голубиной нежностью гладят друг дружку по ручке. Все бы ничего, да ногти у полюбовниц явно нуждаются в экстренной помощи маникюрши. А эти засаленные волосики! Девчонки, неужели то, что вы купили брючки на два размера больше, делает вас мужественнее? Видимо почувствовав мой ироничный взгляд, одна из «кралей» начинает коситься на меня. Типичная мышь – бурая и безликая. Не боись, мышка, не посягну я на твою блеклую блондиночку. А блондиночка – стопроцентная «нижняя»: небось, и в лапы старшой подружки попала, если уж не по пьяни, то по излишней сговорчивости, особо не задумываясь кому поклоняться – великому члену или небритой вагине, от последней, по крайней мере, точно не забеременеешь. Прислушиваюсь к разговору.
— Дита, давай, завтра не пойдем на вечеринку к Майклу – он педофил. И вообще там слишком шумно и все пьют портвейн. Лучше к Даксу – туда обещалась заявиться Фламинговая, — робко проблеяла блондиночка.
— Не знаю, Энджи. У предков вписаться нельзя. Может, просто будем гулять по городу, держась за руки? Хотя, нет, скучно! Меня саму кумарит обстановка Майкла: куча готических баб, хотя пацаны идейные и понятливые и к нам не лезут. У Дакса можно, но там вечно устраивают коллективный просмотр какого-нибудь заумного фильма. Помнишь ту хрень про небо Германии, ну, нецветное кино, где я думала, будут нацисты, а оказалась тягомотина с философским смыслом. Я чуть от скуки не подохла. И главное – сплошная показуха: все такие умные-заумные, трындят о высоких материях, а сами мечтают тебя трахнуть, моя кисочка!
На этом моменте я не могла сдержаться от хохота: это же надо мышь дошла своим умом до глубоких выводов. Неразлучные подружки как по команде обернулись на меня.
— Ненавижу цивилок! Небось, над нами стебается! Ханжа!
Ба, девчата, да вы у нас, я вижу – неформалки и великие борцы за феминизм во всем мире! Ха-ха! Так и расстаемся врагами: нам, девочкам – налево, вам, лесбияночкам – направо.

Музыкально- диссонансный
А, кто у нас выступает? Да, одна местная группа с приятным названием. Музыка – так себе. Не очень- то я жалую «брит-рок», особенно отечественного производства, хотя басист подает большие надежды вырваться из круга этой тесной сцены и слишком банального коллектива. Попивая любимую «девятку», дохожу до нужной кондиции. Начинаю танцевать. Знакомых и друзей почти нет: жара двинула всех к морю. И тут на мое голое плечо опускается чья-то рука с черными ногтями неправильной формы. Ну, если на остановке была мышка, то это, святые отцы, прямо-таки женщина-кошка, правда облезлая.
— Здравствуй, милая. Могу я угостить тебя выпивкой? – примитивнейшая фраза-наживка, выуженная из арсенала чудо-любовников американского кинематографа.
Слишком яркий макияж и глубокое декольте моей потенциальной спонсорши преследуют одну эгоистично-садисткую цель: Пяльтесь на меня, мерзкие мужики, все равно я люблю девочек! Вот такая тетя-обломщица.
— Какая я тебе «милая»? Угости кого-нибудь другого. Вступить в долгий разговор с этой кошелкой – все равно, что позволить голодной пиявке присосаться к своей ноге.
Но леди в красном явно не собирается от меня отлипать. С притворной кошачьей грацией, пристраивается рядом на танцевальном пятачке под плавные гитарные аккорды.
— Ну, давай, познакомимся! У меня куча друзей среди музыкантов. Я вижу, ты здесь в первый раз, а то бы я тебя заметила – клянчит она.
— Видишь, басиста – это мой мужчина. У него самый большой член в этом зале, самый длинный язык и проворные пальцы, а ты, даже, если удесятеришь свои умения, все равно для меня останешься делитанкой. Да, кстати твой навязчивый мускус заводит меня не больше, чем запах нафталина. Слышу себе в след: «Рыжая сука!»
И на том — спасибо!

Несостоявшейся перфоменс
Живет во славном городе-герое кузнец-удалец Дакс, который не только активно качает свое короткое, но дико мускулистое тело в стиле римских борцов (вот уж до такого мужества тульским лесбиянкам расти и расти!), но и постоянно занимается духовным самосовершенствованием. Устраивает всяческие перфоменсы и музыкально-поэтические вечера, не позволяет душе и душам сотоварищам лениться, дабы воду в ступе не толочь. Правда свое материальное положение поправляет еще «драгдиллерством», периодически разводит на пол-шишечки под действием гашиша или «кислоты» вхожих в дом блядей или наоборот «девочек-цветочков», сам же в тайне мечтает о злобной тетке в коже с жесткой плеткой. Но вельветандеграундские грезы в это лето окончательно разбились о реальность, и отныне Дакс позиционирует себя в кругу друзей исключительно как заядлый садист со стажем. Вот такие метаморфозы!
Захламленная и прокуренная в дым кухонька Дакса при первом знакомстве у трезвого человека вызывает отвращение, и горе тем, кто от природы истинный чистюля, ибо лишь в состоянии абстинентного синдрома, можно не обращать внимания на окружающую клоаку. Более идеального места для размножения кишечной палочки и золотистого стафилококка, не придумаешь.
На этой самой кухне девица вполне приятной внешности, но с грубыми руками и усиками над верхней губкой, как говорится, положила на меня глаз. Звали ее Фламинговая, в быту – Лена или Ира. Но представилась она исключительно Фламинговой. Почуяв приближение вероятного фака: стопроцентного бы ей никто бы не гарантировал, ни на секунду не теряя драгоценного времени, она поспешила набиться в подруги. Я всегда с иронией относилась к барышням, которые с первых минут становятся своими в доску: Фламинговая была именно из этой категории, так называемых закадычных подружек. Жонглируя пол-литровой бутылкой водки и тремя рюмками, она предложила испить огненной воды именно на брудершафт и никак иначе, при этом тараторила как Трындычиха из советского фильма. Из ее покрытого черным пушком рта как из рога изобилия сыпались совершенно дурацкие вопросы, один тупее другого.
— А, какой у тебя рост? Ты такая худенькая и высокая как модель с обложки! Наверное, 180?
— Нет, 1,76.
— Не прикольно, у меня самой 1, 70… А, давай, еще чем-нибудь померяемся? Например, грудью! У меня третий размер!
— Я всегда подозревал, что девочки меряются сиськами как мы пиписьками, — вставил мой спутник.
Я уже просто умирала от скуки: и где же обещанное мне подпольное движение?
Фламинговая, наоборот, не сдавалась: все так же, мечтая меня напоить. К ней за компанию примкнули и остальные фрики. Миролюбивый бородач предложил мне сходу потрахаться, сам хозяин квартиры, набравшись алкоголя, налился голодной похотью, парочка совсем уж «зеленых» ребяток, сильно смахивающих на геев, активно развивали идею группового секса. Ну, просто Содом и Гоморра! Хотя опасаться мне по большому счету было нечего: самая страшная секс-сила дрыхла в соседней комнате под Брайана Молко; Дакс сидел на стероидах и потому лишь смотрел; остальные лишенцы плотских утех — не могли поднять в своем теле хоть какую-то мышцу. И только Фламинговая ждала своего «звездного» часа, заливаясь водкой, она строила мне глазки и беспечно болтала о пустяках. Ну, просто не женщина, а таран! Вот уж правду говорят: в упорстве наглая баба перещеголяет любого мужика.
— У тебя очень музыкальные пальцы. Ты на чем-нибудь играешь? – ворковала она заплетающимся языком
— Ага. На натянутых нервах своих жертв, когда они висят вниз головой.
— В смысле? Я поняла: ты шутишь! – хихикнула Фламинговая.
— Нисколько. Я обожаю искусство «шибари». Его придумали японцы – мастера пыток. Связывание джуготовыми канатами и свободные полеты – мое хобби. Хочешь, прямо сейчас попробуем? Дакс, у тебя прочная люстра?
— Какая люстра? – Дакс не въезжал в происходящее.
— Ну, какой-нибудь крюк, привинченный к потолку. Нужно же мне где-то ее подвесить…
Фламинговая побледнела, протрезвела и резко отморозилась, Даксу же идея очень понравилась: хоть он и ничего не понимал в подвесном бондаже, но знал, что это по фрику, а значит, по — любому, круто. Фламинговая непопсовости не оценила. Видимо посчитав меня жуткой извращенкой, она решила навсегда отказаться от навязчивой идеи меня соблазнить. «Ваниль» опасности не любит.

В семье не без уродца
Достопочтенная бабуля, у которой мы снимали квартиру – была главным борцом за официальный брак. Активно культивируя в чужие уши догматы домостроя, Зоя Алексеевна имела в семейном шкафу весьма пикантный скелетик – единственная, хоть и не родная внучка Женечка была самой настоящей активной лесбиянкой, мечтающей изменить свой пол!
— Когда же наша Женечка образумится и найдет себе нормального мужика, а не будет жить с девками? – вопрошала Зоя Алексеевна, порядком уставшая от компании телевизора и Малахова.
— Она с самого детства какая-то дефективная: никогда в куколки не играла, платьецев не носила, бантики из косичек расплетала, а как исполнилось четырнадцать, пришла к моему сыну и говорит: «Папа, если вы меня не сделаете мальчиком, я повешусь или таблеток наглотаюсь!» И наглоталось же, потом в больнице лежала и к психиатру ходила. Все – без толку! А, сколько мы ее в церковь и по бабкам таскали, сколько денег на лекарства психические выкинули, сколько слез пролили – а она: хоть режьте, хоть убивайте, замуж не пойду, свой пол ненавижу, хочу стать мужчиной! И добилась же своего: нашла себе одну дурочку с дитем, содержит ее теперь, работает на двух работах, совсем на девушку не похожа – вылитый мужик, даже бреется под «ежик». А девица эта ее хитрющая: овечка-овечкой, а сама себе на уме – денежки из Женьки таскает, то на стиральную машинку, то дитю на подгузники, то на оздоровление в Крым. Соседям в глаза стыдно смотреть: засмеют же, если всю правду узнают! Ты ж, милая, никому не рассказывай, я же тебе все секреты выболтала по доброте душевной! Тяжело мне старой с таким позором в семье! Дожила до седин и не знала, что баба бабу может любить!
Вот так поплачет она о неродившихся правнуках, артрите и страшных застенках хосписа, ведь Женька обязательно доведет несчастную старушку до инсульта, отец и мать вон не по годам постарели от таких ее выкидонов. У одной ее Аньки не жизнь, а малина: была с пузом от какого-то хахаля без регистрации и квартиры, а теперь, прости Господи, замужняя жена!
В одних из вечеров явилась и Женя: в рабочем комбинезоне, в бейсболке с угрюмым лицом и тяжелым взглядом, мрачно поздоровавшись, пошла ремонтировать протекающий кран. За весь визит любящая внучка не сказала высокоморальной бабушке ни одного ласкового слова, все бурчала и курила на кухне, но, так и не добившись понимания, со всей силы громыхнув дверью, ушла. Зоя Алексеевна опять была в слезах.
— Видишь, на кого она похожа – на мужика! – всхлипывала старушка. Ты знаешь, зачем она сегодня пришла? Говорит: бабуль, давай квартиру разменяем, мне деньги на операцию нужны! Нет, если она этот срам не прекратит, то я точно лишу наследства! Ни черта ей достанется, клянусь памятью Миши, ты, милая, — свидетель!
Но свидетелем я побыла не долго: спустя месяц мы съехали, а потому, что случилось с позорящей свой род Женей и консервативной бабкой, так и не знаю. Хотя больше склоняюсь к тому, что вряд ли родные позволили этой несчастной «недоженщине» совершить с собой все, что она хочет, и наконец-то выйти в люди в теле мужчины.

Нет, розовый цвет определенно действовал мне на нервы: меня уже тошнило от однополости этих блондинок, брюнеток, рыжих, вышагивающих стройным или не очень шагом по проспекту Ленина. Наверное, самым страшным кошмаром, Апокалипсисом – великим и ужасным концом света для меня было бы проснуться целой и невредимой в чистой и мягкой постельке, на душистых махровых простынях, открыть глаза и увидеть рядом с собой, нет, не ожившего Чикатило, Гитлера, Джека Потрошителя, Джиперса Криперса или Фредди Крюгера, а вполне милую «розовую» девочку, которая вчера, совершенно случайно зашла в гости и, как все эти наглющие пигалицы, без приглашения осталась ночевать. Ну, и хрен с ней: в конце концов, ее можно легко прогнать, а себя успокоить тем, что, сколько бы не было выпито «Бурбона» или «Шардоне», вряд ли такая серьезная тетка, как я опуститься до столь банальных экспериментов. Посмеявшись над собой и своими совсем уж не по возрасту страхами и опасениями, я пойду в киоск за сигаретами, последние две, наверное, выкурила та навязчивая дурочка. И горе мне! На моем пути не появится ни одни старик, мужчина, юноша, мальчик! Я усмехнусь, ну, конечно! Все они на пенсии; не дай Бог, морозятся в морге; торчат дома; ублажают себя, подруг, жен, любовниц; погибают в поту на заводе; собирают по кусочкам печень с опохмела; ломают зубы в школе; обрастают хвостами в институте; сидят на горшке в садике… Я еще не знаю, что меня ожидает самый большой облом: на встречу мне будут идти десятки, сотни, тысячи, миллионы лесбиянок! Одни из них будут улыбаться своими приторно-сладкими улыбками, другие – угрюмо зыркать не накрашенными глазками, протягивать свои цепкие натруженные или бархатные руки с черными ногтями неправильной формы, сопраново-нежными или же прокуренными голосами звать с собой: «Пойдем с нами, Ирма, в наш идеальный мир без мужчин!»
И вот, когда они окружат меня тесным кольцом, когда от их «розовой» навязчивости отступать уже будет некуда, тогда я из своей сумки, сшитой из искусственного красного крокодила, достану гранату и будет праздник, сразу и для всех!
Ну, что получили, кошелки, а я ведь одну из вас уже предупреждала, что злая садистка! Вот теперь не хрен плакать над своими бренными розовыми останками! И главное — после всех своих злодеяний, я попаду, если уж не в Рай (все-таки миролюбивый Боженька не может погладить по головке за такие невинные шалости, пусть и на благо человечества), зато в Аду меня встретят как Королеву!