Давид (почти выдуманная история)

Автор: Северина Чернышевская Они когда-то очень давно познакомились в Риме. Давид работал официантом в маленьком уличном кафе, затерянном в какой-то крошечной безымянной улочке на пути к Пантеону. Это было одно из тех кафе, на которое случайно и неожиданно набредаешь, болтаясь по центру города и которое позже, специально, уже никак не получается найти, будто его никогда и не было вовсе.
Как-то около четырех часов дня, когда все приличные люди уже поели, на пустой террасе кафе вдруг появились три девушки. Своим смехом и громкими голосами они сразу оживили унылую тишину и разбудили Давида, лениво курящего у входа. Одна из девушек подошла к нему и по-итальянски, но с сильным незнакомым акцентом, сразу потребовала пиццу. Пиццы не было, но был Давид, и, видимо, поэтому они решили остаться. А, может быть, им просто очень хотелось есть.
Пока Давид проворно приносил им тарелки с пастой, которую несколько минут назад разморозил в микроволновке ленивый повар-немец ( но это секрет, конечно) он успел узнать, что все они были русские, но только одна из них более-менее сносно говорила по-итальянски. Ее звали Саша. Она, хвастаясь перед подругами, сразу радостно сообщила ему по-итальянски, что приехала в Рим на два месяца «чтобы учить итальянский язык и культуру». Подруги же кое-как объяснили Давиду на английском, что уже третью неделю безалаберно шатаются по Западной Европе, а теперь оказались в Риме проездом, потому что в Равенне «было очень тухло и совсем нет клубов».
Вместе со счетом за обед Давид, мило улыбаясь, осторожно подсунул Саше обрывок бумаги и ручку. Она засомневалась, но боясь показаться невежливой, аккуратно написала свой римский номер. Смущаясь, отдала обратно. А он ничего так, оценили, уходя Сашины подруги. Придешь еще? – одна из них весело ткнула Сашу в бок. На следующий день они благополучно отчалили, оставив Сашу доучивать свой итальянский и «познавать культуру».

Но культура уже начала ей несколько надоедать. Как только Саша приехала в Рим, она составила себе довольно обстоятельный план, чтобы посетить все основные места, о которых узнала из своего путеводителя. Почти каждый день, после школы она со своей подругой, норвежкой Марией, отправлялась пешком исследовать очередной музей или памятник, фотографируя и делая какие-то записи в свою тетрадь. Они почти всегда старались взять аудиогид. Вечером она готовила себе салат с тунцом, делала домашнее задание, вносила поправки в свой музейный план, и счастливо ложилась спать. Утром она вставла рано и сразу ехала в школу, пока все остальные студенты еще спали.
Но вскоре ей почему-то стала немного приедаться вся эта римская античность, к тому же ее единственная подруга, эта полноватая норвежка Мария, внезапно улетела обратно в Осло, оставив Саше на прощание свой проездной билет. До конца августа. Саша уже чувствовала, что начинает хотеть домой, уныло бродя в одиночестве по набережной Тибра, когда Давид по смс вдруг пригласил ее на свидание.

Они встретились после его работы, поздно вечером, когда Рим казался ожившими театральными декорациями, еще более нарядный чем днем, залитый ярким светом фонарей.
Она была необычайно худа, насквозь прожарена римским солнцем и постоянно улыбалась, всему, что говорил Давид. Сначала она держала себя скромно и как-то скованно, Давид сразу угостил ее лимонным итальянским ликером, и Саша немного расслабилась. Они долго шатались по центру, но она все не хотела брать его за руку, стеснялась. Когда они вышли на набережную Тибра, Саша вдруг остановилась, наклонилась к реке и стала задумчиво разглядывать разводы фонарей на черной воде. Он подошел вплотную сзади, резко развернул ее за плечи и решительно поцеловал. «Ну все» – со странной обреченностью подумала Саша. Она не сопротивлялась, послушно обняла его за шею. Потом они взяли велосипеды и снова выехали на набережную, с трудом лавируя в узком пространстве между парапетом моста и толстыми каштанами. Знак показывал, что езда на велосипеде в этом месте строго запрещена, но Давиду было наплевать, а Саша ехала за ним. Она была очень пьяна, не знала как тормозить, забыла итальянский и на ходу истеричкой вопила по-русски: берегись! То ли себе, то ли прохожим. Они заехали зачем-то на огромную площадь Навоны и носились между фонтанами, а прохожие, беззаботно гулявшие там, в последний момент в ужасе отскакивали, чудом успевая увернуться из-под их велосипедов.
Потом он проводил ее пешком почти до ее квартиры, которую она снимала в районе Ватикана с другими иностранными студентами. К ее дому шла высокая каменная лестница, но Давиду было лень подниматься, и он крепко поцеловал ее в губы на прощание, оставив у этой лестницы. Уходя, подумал с грустью, что его опасения подтвердились — у Саши почти не было груди.

Саша стала прогуливать свои занятия в школе. Она больше не ходила в музеи, все, что происходило с ней днем, казалось ей скучным и лишним. Она ждала вечера. Давид показал ей маленькие парки и закоулки Рима, которых не было в ее путеводителе, они все гуляли взявшись за руку, ели мороженое и обнимались, и Саше хотелось рассказать ему сразу и обо всем.
Где-то через неделю после их знакомства он привел ее в свою квартиру. Уставший и потный после адской вечерней работы, сразу же пошел мыться в душ. Чтобы Саша не скучала, вручил ей книжку итальянско-французских идиом со смешными рисунками. Давид был француз. Он помылся, вышел из душа и стал ее трахать. Трахал долго и самоотверженно. А Саша лежала почти безжизненным мешком, с закрытыми глазами, пытаясь получать удовольствие и думая о том, почему он так тяжело и громко пыхтит. Она не знала, что нужно делать, и осторожно гладила его руками по мокрой спине. Она еще не совсем привыкла к этому и не представляла, как это должно происходить — три месяца назад ей исполнилось восемнадцать лет. После этого Саша поняла, что не хочет от него никуда уходить.
Она стала часто прогуливать школу, опаздывала и тупо смотрела в раздаточные задания, с трудом разбирая слова. Она перестала отвечать и, еле дождавшись перерыва, сразу же уходила домой.

Однажды вместо школы Саша пошла в турфирму, чтобы поменять свой билет, но ее сразу послали – дешевых билетов до Москвы не было. Приближался конец августа.
В день отъезда Саша пришла в его кафе, чтобы с ним попрощаться. Было время обед и было много посетителей. «Я не могу уйти, так получилось» он глупо и неловко извинился перед ней. Саша села за столик, он принес ей фруктовый салат, который она не ела, а только глупо перемешивала маленькой десертной вилкой. Крупные слезы стекали с ее щек прямо в тарелку, и она стала запрокидывать голову, чтобы эти предательские слезы не вытекали. Над головой было безупречноголубое римское небо. А слезы все равно как-то бесконтрольно лились, как Саша ни пыталась взять себя в руки. «Тряпка, -говорила она себе, кусая губы, — хватит ныть». Давид подошел к ней и сел напротив, отвлекшись от своей работы.
«Эй, гарсон, — возмутилась толстая дама в широкой соломенной шляпе, — а где наша вода?» Давид спохватился, извиняясь, побежал за графином. Старый, толстый хозяин, который был в курсе всего, вышел и сказал негромко Давиду: « Это невозможно, зачем она здесь сидит? Я тебя отпускаю, иди погуляй с ней часок, но потом, чтоб ее здесь не было. Не ввязывай меня в свои дела».
Давид быстро снял свой фартук, схватил Сашу за руку и они побежали. Побежали мимо Пантеона, сквозь узкие крошечные переулки, туда, где продают самое старое и известное мороженое во всем Риме. Услужливый продавец наковырял им по три цветных льдистых шарика и взгромоздил их пирамидой на вафельные рожки. Было жарко — огромное мороженое таяло быстрее, чем они успевали его съесть. Они совершенно измазались, липкие капли стекали по рожку на руки, капали на пол, на джинсы… Но им было все равно, они смеялись, вымазавшись до ушей как дети. Потом дошли до какого-то фонтанчика и, выкинув остатки мороженого, стали мыть липкие руки, лица, брызгаясь ледяной водой… Потом они спрятались в какой-то закоулок, и Давид обещал ей, что они обязательно еще встретятся, и записывал на этот раз уже ее другой, русский номер. Ровно через час они стояли на повороте на ту узкую улочку, где было его кафе. Давид развернулся и пошел туда, а Саша еще долго стояла и смотрела на его удаляющуюся спину в белой футболке.
Саша уходила оттуда как в замедленной съемке. Она зашла в магазин, взяла сок, и, забыв расплатиться, стала выходить. Ее остановила кассирша. Ай эм сорри, сказала Саша, посмотрев на нее застывшими, мокрыми от слез глазами. Какой-то мужик, стоящий сзади почему-то решил ей помочь: окей, окей, я заплачу. И заплатил.
Когда она приехала в свою квартиру, до отъезда в аэропорт оставалось всего несколько минут. На кухне стояла оставленная кем-то початая бутылка розового вина. Саша, не думая, схватила эту бутылку и стала быстро и жадно пить прямо из горлышка. Допила до конца и поставила пустую бутылку на стол. «Пофигу, — сказала себе Саша, — все равно уезжаю». Потом была фотография с другими студентами из квартиры, притворно улыбающимися широкой улыбкой, которые всем своим видом пытались показать неподдельное счастье от знакомства с Сашей. Хотя они почти не общались, только ругались из-за общей ванной. Потом еще одна фотография – персонально с соседкой — испанкой. Тупой блондинкой, с лошадиным лицом, которая за все две недели, что жила с Сашей в одной комнате, сказала ей только две фразы: муй бьен и муй бонито. По причине своего полного и отчаянного лингвистического невежества.
Но Саша уже не думала ни о чем, она мчалась в такси по вечернему Риму в аэропорт, а таксист, старый болтливый итальянец что-то весело рассказывал ей. В аэропорту, чтобы ни о чем не думать, она долго бродила по дьюти — фри, купила туалетную воду и, усевшись в самолет, сразу же уснула.
(…)
Первый раз он написал ей в декабре. Написал, что приехал в снежно-мокрый предрождественский Рим, что сразу вспомнил там про нее и скучает. Потом он поздравил ее с Новым Годом, отправил смс с каким-то длинным радостным текстом ровно в 12 часов ночи. Саша ходила как заколдованная, задыхаясь от счастья.
Они переписывались почти до конца учебного года, Саша писала длинные письма, рассказывая подробно все свои новости, посвящала в свою учебу. Давид писал редко, но тоже довольно длинно и весело. Летом Саша снова решила поехать в Италию, убеждая себя, в том, что ей просто очень нравится эта страна.
Унылая, но более бюджетная, стажировка на этот раз загнала Сашу на самый юг Италии, в глухие отдаленные места, где-то между городами Таранто и Бари. Целый день Саша работала в ресторане отеля, таскала тяжелые тарелки итальянским туристам, убирала их свинство. Итальянцы громко чавкали, размазывали по столу нуттелу, крошили круассаны, разливали кофе, а их дети, мелкие орущие создания били стаканы, кидались хлебом и наматывали пасту себе на уши. Саша мыла, убирала и приносила, совершенно безропотно. При этом даже улыбалась и шутила.
За первый месяц ей заплатили ничтожно мало. Саша терпела и мечтала о том, как уедет в Рим. Он написал, что уехал стажировку где-то на Севере Германии и не сможет приехать в Италию. Даже в Рим. Она бросила все и уехала.
В Штутгарте отчаянно лил дождь. После Италии острым контрастом поразил этот мокрый зябкий город. Она сразу замерзла и промокла. Давид не приехал. Стоя в одиночестве в аэропорту, она истерично набирала его номер — он не брал трубку. Через пару часов написал ей, что еще не приехал в Штутгарт, что заканчивает свои срочные дела, что встретит ее на следующий день. Саша скорее помчалась в туристический офис, и через полчаса она уже уныло брела по городу с размокшей картой, где крестиком был отмечен какой-то дешевый отель.
Через дождь, долгий вечер, какую-то бестолковую гулянку с пивом и польскими студентами в баре-клубе снова наступил день и снова был вокзал Штутгарта. Только теперь уже было солнце, и он быстро шел ей на встречу. Улыбался. Он немного изменился, похудел, был по-другому одет, но в сущности – тот же взгляд, то же лицо. Саша увидела его и перестала думать.
Примерно неделю они ездили по югу Германии, останавливались в дешевых хостелах в маленьких городах, которые хотел посетить Давид. Он сразу потащил Сашу на какие-то августовские вечерние ярмарки, где они плясали, пили и знакомились с кем попало. Они без устали ходили пешком, с рюкзаками бродили по каким-то неведомым лесам и тропам, поднимались на холмы. Обошли вдоль и поперек весь Гейдельберг, Мейнхейм, Вейнхейм и еще какой-то Хейм… Вечером они часто пили вино на балконе, Давид курил, а Саша просто сидела, разглядывала темно-лиловое высокое небо. Когда он спал, Саша долго и внимательно смотрела на его лицо, как будто пытаясь запомнить его в мельчайших деталях. Ей казалось таким нереальным, что сейчас он настолько близко, что она может до него дотронуться и она не хотела спать, чтобы продлить это ощущение… Теперь она очень хотела выучить французский язык, который ей до этого никогда не нравился. Она все время приставала к нему с разными фразами. Например, Как сказать: ты красивый?
T’es beau.
Ну вот, тэ бо. Смешной язык какой-то.
Последним их городом был Карлсруэ. После других приличных городов он неприятно удивил их своей индустриальной серостью. Они приехали туда поздно вечером и никак не могли найти ни одного дешевого ночлега, так что им пришлось раскошелиться на довольно дорогой отель. У Саши уже почти закончились наличные деньги. Кредитная карта была заблокирована. В Карлсруэ было нечего делать, Саша предложила поехать в Мюнхен, но у Давида тоже оставалось мало денег, и он больше не хотел никуда ехать.Он говорил, что торопиться и что у него масса каких-то очень важных дел.
В день их отъезда, точнее разъезда опять было пасмурно и мутно, лил мелкий дождь. Они уезжали с одного вокзала, только в разные направления. Поезд Саши был на 15 минут раньше. Давид, помогал ей подняться в вагон, крепко сжимая ее руку. « Мы скоро встретимся, — сказал он, — обещаю». Когда поезд тронулся, Саша достала «Доктора Живаго», но не смогла читать.
(…)
Через два месяца Давид получил от Саши письмо, она прислала ему их общие фотографии. Он поморщился и стал набивать на клавиатуре: я должен сказать тебе одну вещь, нам было хорошо блабла, я тебя не забуду блабла, но у меня есть девушка, уже полгода блаблабла… Она меня очень ревнует, я не могу рисковать, блабла… Поэтому – спасибо за фотографии блабла, но, пожалуйста, — только не выкладывай их в фейсбук… блабла…
Кому ты пишешь? Спросила из-за его спины красивая блондинка с крупным ртом.
That`s just a Russian girl, I met her in Rome once – nothing serious. It is finished.
И он закрыл почту.
В 2 часа ночи Сашу доставили в отделение скорой помощи с диагнозом передозировка психотропными лекарственными средствами.