25 000 $

Автор: Михаил Винокуров В стенах банковского филиала было невыносимо душно и отвратно пахло человеческим потом, женскими духами и легким табачным перегаром. После тяжелого дня на работе, где шеф снова урезал премиальные, хочется напиться до беспамятства и не просыпаться до следующего утра. Но нельзя пить. Надо ребенка забрать, заплатить за садик в банке, и приготовить дома что-нибудь поесть.
У Максимки, так зовут моего сына, часто спрашивают, почему всех детей забирают мамы, а его всегда забирает папа. Заговорил он об этом совсем недавно, и спросил где наша мама. Я долго объяснял ему, что мама уехала отдыхать, и вернется не скоро, потому что не в силах объяснить пятилетнему ребенку, что мама его ушла от папы к какому-то барыге, постоянно просила деньги, на все слезы и мольбы папы вернуться к нему, она смеялась и сыпала оскорблениями. Я хотел помочь, и предлагал лечиться, откупиться, просто бежать. Кричал, шантажировал, умолял. К тому моменту она стала совсем плохой, желтая кожа, выбитые зубы, гниющие вены…
Так и получилось, что когда она умерла, неделю никто не мог определить кто эта женщина. Хоронил в одиночку, пару друзей побыли на похоронах, и следователь, который нашел меня. Мои родители помогают мне всегда и во всем, и с пониманием отнеслись к почти двухнедельному запою с рыданиями и причитаниями. Говорят, натерпелся на всю жизнь вперед. Бывали моменты, когда жить не хотелось, тогда я брал бутылку водки, три пачки транквилизаторов, открывал бутылку, делал большой глоток, хотел проглотить таблетки и…
- Пап, а долго мы будем здесь? – он играет с моим телефоном своими маленькими ручками и смотрит мамиными слегка уставшими глазами.
- Нет Макс, недолго еще. – Стараюсь улыбнуться шире. – А пойдем сегодня в кафешку, пиццу поедим, ты как?
- Я только за! – детское лицо озарилось улыбкой, и усталости как не бывало.
Вот, наверное, именно поэтому я каждый раз останавливался перед попыткой суицида. Непростое время для нас обоих. Хотя таких полуразрушенных семей много. И причин на то более чем.
Очередь двигалась неохотно и медленно, словно раненная накуренная гусеница.
В здание вошла тучная дама с тремя отпрысками. Я мысленно настроил себя на волну щадящего цинизма, когда приходиться просто не слушать все крики, визги и смех неокрепших малолетних организмов. Взглянув на часы, про себя отметил, что нахожусь здесь уже без малого сорок минут. Дети этой «слегка» полноватой дамы начали носиться сломя голову, при этом толкая всю очередь. Женщина пыталась их утихомирить, и, в конце концов, видя взгляды людей, готовых разорвать на части все её семейство, предложила детям поиграть на улице, только не слишком шумно.
Двигались мы также медленно как эстонский электровоз, доверху набитый бетонными блоками. Мысли ускользали вдаль, в годы беззаботного студенчества.
Там мы и познакомились. Это было не совсем обычное знакомство. В те годы я только начинал карьеру журналиста, а потому пытался быть везде и сразу. Ряды оппозиции, мордобой с участием ОМОНа, продажные власти, откровенные интервью с проститутками – я мечтал о таких статьях, хотел быть в эпицентре самых последних, пусть и опасных событий. А она в первых рядах шла против проявления любого вида насилия. Что-то наподобие современных хиппи, или пацифистов. Последних, стоит добавить, я никогда в глаза не видел. А современных хиппи, почему то стало модно называть хипстеры. Музыка, конечно, изменилась, но суть осталась. Обдолбанные разгильдяи, ворочающие нос от всего правильного – что-то в этом определенно есть. Ибо миллионы не могут ошибаться, и нам стоит их принимать всерьез, потому что, как следствие — ибо нехуй. Хотя они не опасны, и никогда не будут опасными. Хипстеры – наше поколение новых мирных Че Гевара и Махатма Ганди. По сути те же хиппи. Хотя стоит отметить, что пережиток СовДепа никогда не жаловал хиппарей и прочую нечисть. Но, черт возьми, все и всегда также курили травку и беспорядочно занимались любовью на съемных квартирах. Так мы и познакомились. Я искал срочный репортаж для региональной периодики, и ничего умнее как написать репортаж о современных мирных «революционерах» не придумал. А потом все завертелось, поездка в Прагу вдвоем, покупка квартиры, рождение сына…
- Папа, можно я с Верой поиграю на улице? – Макс стоял рядом со мной, а напротив него была девочка в зеленом платьишке, казалось, что она чуть повыше него.
- А где твои родители, Вера? – спросил я ребенка.
- Папа дома сидит, а мама, сказала здесь её подождать, она сейчас придет. Можно мы поиграем на улице? – Подняв голову, девочка посмотрела чистыми голубыми глазами.
- А почему бы Вам здесь не поиграть?
- Ну пап, здесь жарко, непонятно чтоли? – Выдал мне Максим.
Сказать честно я немного оторопел от этого. Вроде и возразить не мог, и как то неудобно стало.
- Конечно, идите, только Макс, далеко не отходи, ты понял меня?
- Да мы здесь будем, недалеко! – и тут же ломанулся на свежий воздух.
«Откуда в них сил столько» — мелькнуло в голове.
Чуда не произошло. Никто не умер в очереди, и я, спустя долгих 15 минут, наконец, то подошел вплотную к окошку, куда и оплатил все по карте с лживой улыбкой тролля, при этом сказав довольно кассирше, что она бесподобна. Она тут же улыбнулась, явно не ожидая приятных мелочей на своей работе. На бейджике записан номер телефона и имя.
- Милиса, редкое имя в наших краях. Не против, если я позвоню на днях? – Улыбаясь, говорю полушепотом, стараясь привлечь её внимание к уставшему, слегка небритому журналюге неудачнику.
Она снова слегка потупила глазки, потом сказала:
- Спасибо конечно, но, наверное, против.… У меня жених есть. – Таким же заговорщицким полушепотом произнесла она. – Следующий!
Фиаско.
Вам знакомо ощущение, когда вы в белых штанах сходите за угол в туалет, и не заметите что пара капель попали на штаны, и вот вы довольные собой проходите мимо двух девушек, а они замечают Вашу «меткость» и начинают ехидно хихикать? Но потом и вы замечаете это. А если еще вы и на сцене стоите перед несколькими тысячами людей и репортеров? Неприятно.
Сложив квитанции пополам, я медленно продвигаюсь к выходу, щупая карманы на предмет обнаружения сотового.
В брюках нет…
В пиджаке нет…
Неужели я его проеб…Точно! Он же у Макса!
Окинув последний раз зал банка, искренне понимаю этих людей, что в такую жару стоят там. Стойте дальше, неудачники, а я пошел!
На улице как всегда очень мало народа. Жизнь в периферии носит вальяжный характер. Мало кто суетится. Макса не видно. Я окинул взглядом всю площадь, прошел вдоль магазинов. На душе стало неспокойно. Макс конечно не домашний ребенок, но без спроса он редко куда уходил. Галстук нещадно душил, я расслабил его на бегу, попутно опрашивая случайных прохожих, не видели ли они мальчика с телефоном. Непонятное сверлящее чувство страха нарастало пропорционально увеличению громкости моего голоса, срывающегося на панические крики.
- Вы не видели мальчика – орать людям в лицо, не самая лучшая затея. – Твою ж мать, да куда вы смотрите то все бля! Мальчика не видели, с телефоном, лет пяти, девочка с ним была еще в зеленом платье! – Кричал с дикими глазами так, будто выпытывал дознания из случайных людей.
Страшно. Бегающие мысли в голове не давали покоя, интуиция повела вперед, в сумрачный дворик, через темную арку прямо на заброшенную детскую площадку. Ржавые горки, скрипучие качели, бабушки на скамейках, тусклые окна и мое сбивчивое дыхание.
- Драсьте. Вы мальчика не видели здесь, с телефоном? Девочка была с ним еще в зеленом платьишке…- Умоляющим тоном интересуюсь, но не успеваю закончить.
- Верочка чтоли?
- Да да, она самая, С ней мальчик был, Максим зовут. Вы видели их? – Внутри облегченно вздохнул. – Где они сейчас?
- Вот здесь живут. А что случилось то? – Бабушка протянула руку влево, показав на подъезд старой трехэтажной постройки еще досталинских времен.
- Ничего страшного, наши дети знакомы.
Я повернулся, и увидел девочку на третьем этаже в окне — ту самую Веру, с которой мой сын ушел. Завидев меня, она тут же спряталась, и занавесила окно.
«Третий этаж, дверь направо. Направо дверь, третий этаж» — повторял про себя.
Поднялся, стучусь.
Тишина.
Постучал громче.
Тишина. Прислонил ухо к двери, и, несмотря на драмэнбэйс ритмы моего сердца, я услышал легкое шуршание, едва уловимое сквозь грохот аритмии.
- Эй, откройте дверь! – Стучу кулаком так, что дверь, кажется, сорвется с петель.
Никаких ответов. Тишина.
Шаг назад, два вперед. Дверь не поддается.
Удар ногой. Не поддается. Удар, дверь сломалась, но дверная цепочка не дает ей открыться, удар, резкая боль в ноге сопровождаемая хрустом.
Удар плечом и наконец, дверь вылетает. Падаю на пол, не успев выставить руки вперед, больно ударяюсь головой. Поднимаюсь, смотрю на запертую дверь в комнату с полупрозрачным стеклом, там пара силуэтов, и некое подобие нагромождений вдоль них. Один из силуэтов, который был поменьше, вдруг направился в мою сторону.
Внутренний голос настойчиво матерился и советовал спрятаться, но с выбитым плечом и скорее всего сломанной ногой это было непросто. Бегло осмотревшись, я стал перекатываться в левую сторону коридора, чтоб за открытой дверью меня не было видно. Тень подошла вплотную к двери, и какое-то время просто стояла там, будто всматривалась во что то. Напряжение нарастало в геометрической прогрессии.

Дверь стала плавно открываться.
Я уперся спиной в стену, и не сводил глаз с двери, правой рукой пытался нащупать другие пути, другие места, чтобы спрятаться, но там была лишь голая шершавая стена. О боже…
Возле входной двери стояли маленькие ботиночки, точно такие же как и у Макса.

Дверь открыта полностью, и силуэт медленно выходил.
Силуэтом оказалась девушка в белом костюме. С маленькой грудью, но красивыми чертами лица.
«Медсестра» — Ёкнуло в сердце страшная новость. Недаром по телевидению столько показывают, столько рассказывают, о трансплантации человеческих органов. Черт возьми, как же страшно, что там может быть с сыном, как же запутанно все. Конец стены. Стой, что это, рукой нащупал предмет, поворачиваю голову, смотрю, топор. Старый, весь в паутине, но весьма массивный.

Медсестра смотрит налево.
Она прихрамывает очень сильно. Такое чувство, что ноги у неё разной длины.
Мне виднеется её затылок, и чернее мысли так и лезут в голову.
«Сейчас или никогда».
Словно чуя неладное, медсестра обернулась, её резко повело вправо, и вся тяжесть удара топорной силы попала ей по ключице, дойдя практически до середины туловища. От неожиданности она даже закричать не успела, а просто рухнула, как вязанка дров. Кричал только я. Даже когда я вбежал в комнату я продолжал орать во все горло. Врач, тот, что был вторым силуэтом, завидев меня, тут же побежал на меня с ножом в руке, а я с отчаянностью берсерка размахивал топором. В одной атаке враче порезал мне выбитую руку, а я ему хорошо подрезал колено, а когда он упал, я продолжал добивать его, не переставая кричать, прерывисто, с тяжелыми вздохами и больными стонами. Мне казалось, что прошла вечность. Топор окропил потолок и стены в темный красный цвет. Когда с трудом можно было отличить ногу от головы, я стал понимать происходящее, стал приходить в себя.
В комнате стояла большая ширма, изнутри хорошо освещаемая. В дальнем углу лежит большая груда игрушек, ярких, цветных и судя по виду не дешевых. Каждый шаг отзывался тяжелой тупой болью в ноге и ноющей в руке. Когда я переступил за ширму, мне стало дурно, тяжело, и страшно. Маленькое голое тело было привязанным, с черной повязкой на лице и полностью выпотрошенным изнутри. Сдерживаясь от рвотных позывов, и желания съебаться в ужасе я стягиваю черную повязку с головы безымянного мальчика. Это не Максим. Где то сейчас нашей вселенной двое людей не могут найти себе места, из-за того что их ребенок здесь, а не дома, где ему стоило быть, или в песочнице, под бдительным присмотром бабушек. А он лежит мертвый, и полностью без органов, на письменном столе советской сборки.
Меня вырвало трижды, за те шесть минут, что я сидел и пытался понять, что происходит. На стене висела таблица, на которой было написано следующее:


Услуги компании «Душа и здоровье»
Почка – 150 000 р.
Селезенка – 70 000 р.
Сердце – 300 000 р.
Мальчик — 25 000 $
Девочка- 20 000 $
Видеосъемка…
Фотосъемка…

Дым от сигареты жадно ел глаза, и пока в голове продумывались планы, что делать дальше, я смотрел на тело этого мертвого мальчика, и просил всевышних, чтобы этого не произошло с Максимом. Опираясь на здоровую ногу, я дошел до ванной, дернул ручку на себя и увидел там девочку. Ту самую девочку, с кем ушел Максим. Она испуганно сидела в далеком конце комнаты и, вытирая слезы, спросила меня:
- Дяденька, а где мама и папа?
Тяжелый свинцовый ком давил на связки, и единственное что я смог сказать:
- Они… — Не зная как закончить фразу, я спросил. – А где мальчик, с которым ты сегодня из банка вышла?
- Не знаю. Наверное, с мамой уехал…- Верочка всхлипывала, и продолжала смотреть.
- С какой мамой? – Наклонился к ребенку, и слегка взял за плечи. – Поверь, это очень важно, куда они уехали?
- Да не знаю я – закричала в лицо. – Приехали и уехали. Как обычно!
- Как обычно? – Не верил своим ушам. – Такое часто бывает?
- Даа, и когда увозят их, мы с родителями ходим покупать игрушки.
В памяти всплыла картина комнаты с огромной грудой игрушек, руки медленно сжимались вокруг шеи девочки. Он хотела что-то сказать, что-то пыталась сделать, освободиться, но у неё получалось. Все как в смуте, её голова, кафель, стоны, крики, удары, и тишина.
Вот и все.
Начищенные ботинки стали грязными, рукав заляпан кровью, совесть запятнана. Души нет. Выхожу, спускаюсь, на улице вечер. Вижу молодого человека, рядом с подъездом:
- Привет, дай позвонить?
- О, нихера себе, а что с тобой? Обокрали чтоли?
- Типа того, позвонить то дашь? У меня нога сломана, не убегу.
- Держи.
Номер знакомый с детства. Максу я тоже часто говорил это и он прекрасно знает это, куда звонить, если будет плохо.
- Здравствуйте, полиция. – Сухой женский голос моментально отвечает
- Здравствуйте, тройное убийство, пишите адрес…
Вот и все. Последняя сигарета на свежем воздухе в пиджаке. Последний день. Последняя жизнь. Не самый лучший результат.
Вот и все.



Михаил Винокуров (2012)