Сыропуст

Автор: МихХ У заваленного бумагами стола в громадном кресле с обветшавшей велюровой обивкой сидел босс — Сашка Наклейкин. У него за спиной, словно телохранитель стоял совладелец их общей фирмы — Вадик Ведерников. Бывший оперуполномоченный уголовного розыска — отставной капитан Вадик держал руку на плече товарища и, сморщив серьезное лицо, смотрел вперед. Впереди, прямо посередине узкого кабинета бизнесменов на табурете сидел старший менеджер фирмы.
« Если бы все это случилось пару дней назад» – с сожалением подумал Наклейкин и глубоко вздохнул.
Сидящий на самом краешке стула человек еще ниже опустил голову. Он боялся смотреть своему хозяину в глаза. От страха у него тряслись руки. Он слишком хорошо знал, на что способен смотрящий на него в упор человек.
- Ну, че, Виталик, мало тебе было? – спросил Наклейкин. Виталик весь напрягся, но промолчал.
- Совести у тебя нет, бля. Сорок штук зарплата. Турция, Египет каждое летом для всей семьи. И все на халяву. Бонусы, хуенусы, – затараторил Вадик, косясь на Сашку. Казалось, что весь этот монолог предназначен именно для старшего компаньона, а не для провинившегося сотрудника. Со стороны сидящий Наклейкин и стоящий рядом с ним Ведерников походили на супружескую пару с чёрно-белой старинной фотографии.
- Скока он увел из кассы? – спросил Сашка у Вадика, почесывая пухлую щеку.
- Больше лимона к рукам прибрал, гондон, – с готовностью ответил тот и с презрением уставился на поникшего менеджера.
- Плохо, плохо, Кракакот, – сказал Наклейкин и встал из-за стола, – Пойду на улицу подышу, подумаю, – продолжил он и вышел из комнаты.
Проходя мимо поникшего Виталика, он слегка толкнул сидящего в бок. Виталик поддавшись в сторону, все же, удержался на стуле. Ведерников удивленным взглядом проводил товарища. Он был не просто разочарован Сашкиной реакцией на случившееся, Вадик совершенно не узнавал своего коллегу. Всего неделю тот в отпуске пробыл, а словно подменили человека. Вадик вспомнил, как жестко вел себя Наклейкин в процессе разоблачения и наказания укравшего всего три штуки старичка сторожа. Как он заплатил десять тысяч ментам, чтобы лично допрашивать ворюгу в камере, как не жалея времени и сил изощренно наказывал потерявшего нюх работника.
Выйдя на крыльцо, Сашка посмотрел на неяркое зимнее солнце и глубоко вдохнул.
- Если бы этого козла разоблачили чуть раньше, – мечтательно прошептал он и с шумом выдохнул. Задумался.
***
Виталий Кракакот был вдвойне близок Наклейкину. Во-первых, со второго по восьмой класс просидели они за одной партой. Во-вторых, его жена Ирка, тоже не совсем чужая Сашке была. Он сам и познакомил Ирку с вернувшимся из армии Кракакотом. А тот, дурак, возьми да и женись на ней всего через месяц. Наклейкин раньше частенько с удовольствием поебывал ладно сбитую и безотказную Ирку. Да и после свадьбы не раз, особенно с перепоя, любил Сашка вспомнить старое, пригнув деваху головой к столу. По всему выходило, что Виталик, вроде как нечужой ему человек.
«Но вот украл, все-таки миллион рублей друг детства, не постыдился. Да и хрен с ним, с лимоном этим» – подумал Наклейкин и вздрогнул. Он сам испугался своей мысли. Раньше Сашка никогда бы не позволил себе даже подумать в таком ключе о собственных, кровно заработанных деньгах. Но вчера изменилось все вмиг. Раз и навсегда перевернулась жизнь.
Давно чувствовал Сашка, — что-то не то с ним творится. То ни с того ни с сего в глазах потемнеет, то руки слабые становятся и не слушаются. Но значения особого тому не придавал. Врачей не любил, но за здоровьем следил тщательно. Каждый год в Кисловодск ездил, клизмы грязевые, воды целебные принимал, процедуры полезные терпел. На это денег не жалко было. Ну, не то чтобы совсем не жалко, умеренно все было. Дом отдыха простой. Ночь за баранкой отсидел и на месте.
Думал Наклейкин, если алкоголь хороший умеренно употреблять, есть не говно, то и здоровье крепкое никуда не денется. Какие его годы – сорока ещё нет. Да и с детства не болел он никогда. В Господа веровал. Всегда на купола крестился, в церковь по праздникам ходил, свечи ставил, на крещение в прорубе купался. И верой своей гордился.
Но, когда второй раз за неделю руки и ноги на четверть часа почти отнялись, не пошел, — побежал к врачу. Осмотрел его эскулап внимательно. Анализы назначил. Три раза еще к себе приглашал. Долго мурыжил, проверял. Потом товарища своего, специалиста пригласил. Они-то вдвоем ему диагноз и озвучили.
- Подозрение есть, что аутоиммунное заболевание у вас, молодой человек. Все о том говорит, – серьезно сказал доктор и, опустив глаза, принялся изучать какую-то бумажку.
- Как это – аутоиммунное? — с испугом спросил Сашка.
- По генам передалось, а главное, лечения никакого нет, – сказал врач, не отрываясь от чтения.
- А за деньги?
- И за деньги нет.
- И что теперь? – спросил Сашка. Его губы тряслись.
- Вот, в Москву анализы ваши отправили на подтверждение. Остается ждать только.
Пришел домой Наклейкин, в «Гугле» название болезни набрал и все о напасти этой прочитал. И выходило, что осталось ему от силы полгода нормальной жизни. А потом — койка, утка, сиделка. Атрофируются мышцы. Огурцом обездвиженным не жить, а мучиться придется. Не спал он ночь. В подушку плакал. А наутро к матери пришел и все ей рассказал.
Зарыдала она в голос. А, успокоившись, открыла, что отец его не в аварии автомобильной погиб, а руки на себя наложил. Может, и у него болезнь эта была. Не хотел он жалкой участи инвалида. До сорока лет года не дожил. Только не сказал он никому ничего. С собой тайну смерти своей унес.
Снова заплакала мать. Долго молчал Наклейкин. Думал, как быть. Но ничего не придумав, домой побрел.
А дома осенило его — в молитве искупление искать надо. Ночь не спал, молился. Истово, со слезами на глазах. К рассвету обессилел. Так на полу и заснул.
Наутро на работу позвонил, отпуск взял. И в церковь сразу же. Неделю постился, и прощения у Спасителя просил. По вечерам в темноте лежал, жизнь свою прежнюю вспоминал.
И выходило, что денег у него много стало, а друзей совсем нет. Сам всех и отогнал. Боялся, что угроза они для богатства его с трудом накопленного. Последним Борька Терентьев был. Одолжил ему Сашка сто штук. Без процентов – по-дружески. До первого сентября тот просил.
Пришло время. Дети в школу пошли. А Борька деньги не несет. Обидно Наклейкину стало. Он со всей душой к человеку, а тот за фраера его держит. Позвонил он, напомнил. А Терентьев говорит, мол, нет пока, потом отдам. А Сашка ему мол, договаривались, а срок прошел уже. Не отдашь — возьму камни и перебью тебе все стекла в окнах.
Не поверил Борька, а зря. Взял Наклейкин камни и как обещал начал стекла в Борькином доме бить. Тут и деньги сразу у товарища его нашлись. По справедливости все Сашка сделал, а друга последнего лишился.
Не с кем стало по душам поговорить, старое вспомнить. И партнер его – Вадик, только по работе с ним общался. А по жизни сторонился компаньона. Грустно стало Наклейкину, тоскливо. Одно понял — прошла жизнь, а словно и не жил.
А тут «прощеное воскресенье» подошло. Решил он простить всех, чтобы и Господь его простил. И не только за прошлое решил всех помиловать, но и за будущие прегрешения тоже. Надеялся, что Всевышний оценит. И если не излечит от болезни, то хоть зачтет дела добрые, коих не так уж много и было.
Так думал Наклейкин стоя на литургии. С такими мыслями в Великий Пост вошел.
***
Стоял Сашка на крыльце и в небо смотрел. И не было в его душе злости на Кракакота. И плевать ему было, что тот за добро злодейством ему отплатил. Простил он вора в сердце своем. И так от этого хорошо Наклейкину стало, что впервые за долгое время улыбнулся он. Покинула его печаль и уныние, а на смену им великая радость пришла.
Перекрестился трижды Сашка и в офис вошел. Подошел к Кракакоту, поникшую голову его по-отцовски погладил и сказал:
- С детства тебя знаю. Оступился, с кем не бывает. Прощаю я тебя. Иди работай, – сказал Наклейкин и пристально посмотрел на Вадика. Тот в недоумении крякнул. И впервые в жизни глазам своим не поверил. Кракакот поднял голову. В его влажных от слез глазах светилась надежда вперемешку с собачьей преданностью.
Сев в свое кресло, Сашка по-барски махнул рукой. Кракакот вышел.
- Ну, где ты за пару дней того, кто в курсе всей нашей рабочей кухни найдешь? – спросил Наклейкин, – а этот уж пойманный, второй раз побоится.
В эту секунду позвонил сотовый. Сашка взял его в руки и, посмотрев на мигающий номер, побледнел. Он трясущимся пальцем нажал на кнопку ответа и медленно поднес телефон к уху.
Через секунду широкая радостная улыбка засветилась на его довольном лице.
- Спасибо, доктор, большое спасибо. Я в долгу не останусь, – громко сказал он и отключился.
- Святой Сыропуст… — прошептал он и мечтательно посмотрел в потолок. С минуту посидев в тишине, словно спохватившись, Сашка вздрогнул и резко сказал:
- Вадик, ты козлу этому скажи. Что если он через неделю миллион двести в кассу не положит, то пусть лучше вешается, — на секунду задумался, а потом продолжил:
- И скажи, что меня не ебет, где он капусту брать будет. Пусть хоть хату продает, хоть жену в бордель, хоть себя в рабство.
«О, наконец-то узнаю человека » — с облегчением подумал Ведерников и резво выскочил из кабинета.
- Остеохондроз, подумаешь… Кто по справедливости живет, того Господь бережет, еще и денежки дает, – прошептал Сашка Наклейкин и истово перекрестился.