Я и государство. Эпизод первый.

Автор: Политика хавается на «ура». Тыщи коментов и километры говносрача под любым информационным поводом.
Взбаламошенные девки в главной церкви страны!
Макаревич чо-то там накарябал президенту!
Президент чо-то там ответил!
Анна Зейман, опять же...
К чему это я? Да ни к чему.

Можно я вам расскажу об одной истории из своей жизни. История эта касается моих редких, практически единичных связей с государством. А если вам будет интересно, то потом я расскажу еще историю. А вы, уважаемые и дорогие мои литпромовцы, скажете после прочтения, — может мне и не стоило все это писать. Может, я из пальца высосал проблемку. Итак:

Эпизод первый.

Ко мне приехал брат. После десяти лет проживания в Израиле. Я не то чтобы его сильно звал, но и не отговаривал. Мне радостно было, что мы опять будем вместе, потому, как я его любил и люблю до сих пор. Наш первый российский кризис был на излете, а там, в Израиле постреливали уже, накатывалась вторая волна интифады, арабы жгли покрышки на дорогах и было не по себе. Брат Женька продал там дом и всей семьей двинулись они в сторону России. Купил он в нашем областном центре квартиренку 4-комнатную в «хрущевке», а также громыхающую всеми своими агрегатами «девятку мокрый асфальт» и оставил денег на какой-никакой бизнес. Ну, и я тут кое-чего поднакопил. Мы сложились и купили придорожное кафе. Славное начало, не правда ли? Как у Ремарка, почти.

Государство не считала поводом для присвоения Женьке гражданства того факта, что он был рожден в России и мы выхлопотали ему вид на жительство. Временно. На пять лет. А там посмотрим.

Кафе, будучи простеньким и неказистым, находилось в шикарном месте — на федеральной трассе М-2, при въезде в город, со стороны Москвы, в пятистах метрах от поста ГАИ, где все притормаживают, а «дальнобои» массово становятся на ночлег. Еще у нас были хорошие, доставшиеся нам по наследству повара, которые готовили замечательный плов и лагман. Да и шашлык был очень даже ничего.

Зимой дела шли туговато, но мы с благоговением ждали мая, когда трасса оживет и потянуться к югу москвичи и прочий праздный люд с деньгами. В марте мы соорудили уличную беседку на пять столов, облагородив ее красными и зелеными огоньками по периметру. Полюбовались, обнялись, выпили. Хорошо получилось.
Затем снесли старый, под завязку усранный сортир и поставили новый. В двух метрах ближе к дороге, чем был тот — старый. Ну, негоже клиентам ходить в допотопный, пропитанный миазмами сортир. Правильно?

Пришел долгожданный май. Люди останавливались у нас, перекусывали, ехали дальше. По вечерам гуляли корпоративы. Кафе стало приносить какую-то прибыль. Затраты начали отбиваться. Настроение было хорошим. Но недолго.

В июне подъехала к нам «шестерка» с мигалками, на борту которой большими буквами было написано ГАИ. Молодой лейтенант, шлепая губами, высокомерно заявил нам, что сортир новый придется снести, ибо стоит он тут не по плану, а на целых полтора метра ближе к федеральной трассе. А все что происходит на федеральной трассе и в трех метрах от нее – гаишная вотчина и вот они нам этот туалет передвигать не разрешали. Мы слегка охренели, но внимания не предали. Напрасно.
Через три дня пришло предписание на снос туалета. Мы продолжали работать. На кафе были потрачены последние деньги, и нужно было на что-то кормить семьи.
Еще через неделю возле кафе появился дорожный знак «Остановка запрещена»! И как только возле заведения останавливались люди на перекус, тут же с поста лихо стартовала с мигалками гаишная машина, подруливала к нам и штрафовала жующих гостей за нарушение. Мы сходили с ума. Выручка падала. Клиенты нервничали и ничего не понимали, ибо с таким сталкивались впервые.
Мы с братом записались на прием к областному гаишному начальнику. Разговора не получилось. Толстый и вальяжный полковник дал нам три дня сроку на снос туалета. Мы блеяли о том, что проехав полтрассы М-2, видели туалеты у придорожных кафе и поближе к дороге. Он ответил, что и до них дойдет дело. Просто, с нас начали. И идите, ребята, сносите свою залупу, а то она портит благородный вид красивейшей дороги «Крым».
Мы купили на рынке бензопилу и поплелись срезать под корешок нашу злосчастную будку. Полковник, назовем его Отрышкин, пообещал нам, что после сноса уборной запрещающий знак снимут.
Но не тут-то было. После того, как мы срезали клозет, возле нашего кафе был организован передвижной пост ГАИ, с постоянно дежурившей машиной. То есть, где-то совершались ДТП, где-то не работали светофоры, кому-то реально нужна было помощь сотрудников тогда еще милиции. А возле нашей каморки 24 часа в сутки спали два сержанта в «шестерке» и отвлекались лишь только на выписку штрафов тем, кто соизволил поесть мяса или попить чая. Знак стоял. Денег не было. Дети хотели кушать.

Мы опять записались на прием к Отрышкину. На этот раз все было еще хуже. Он нас обозвал двумя дебилами, рычал и сотрясал пухлыми кулачишками. Теперь ему не хватало у кафе заасфальтированной полосы разгона и полосы торможения. Мы расстелили перед ним бумажную простыню с согласованным проектом строительства, где никаких полос не было. Внизу стояла подпись какого-то гаишного босса. Отрышкин прорычал, что этот майор-бестолочь уже уволен и решение было неправомерным, но волевым, а проще говоря, купленным. На наши подготовленные доводы, что ни у одной шашлычки в пределах 100 километров на его любимой трассе «Крым» нет никаких полос разгона и торможения, мы были посланы на хуй. Я блеял о том, что на бизнес потрачены последние деньги, что дома у нас дети и что мы, в конце концов, даем работу пятнадцати потенциальным безработным жителям области. На что были посланы на хуй повторно. Четко и по военному. С рыком и оттяжечкой.

Дальше — больше. Вступило в силу телефонное право. На следующий день к нам пришла комиссия их санэпидемстанции, а еще через день прикатила пожарная инспекция. Санитары обнаружили в мясе какую-то палочку, пожарные сочли, что стены недостаточно пропитаны чем-то противопожарным. Мы получили еще два предписание на закрытие. Финита ля комедия. Проще говоря, пиздец.
Мы дергались, выходили на каких-то бандитов с депутатами, чтобы понять, откуда дует ветер. Бандиты и депутаты обещали выяснить, приходили по вечерам в полулегально работающее кафе, съедали недельную норму мяса и укатывали. Мы уже запутались, кто из них бандит, а кто депутат. Результатов не было. Денег на мясо тоже.

Написали письмо Пиманову в «Человек и закон». Приложили видео постоянно дежурившей у кафе гаишной машины. Пиманов проигнорировал. Мелковато, наверное, для «Человека и закон».

Мы дали объявление о продаже кафешки. Причем, потенциальному покупателю нужно было признаваться в том, что кафе проблемное.
Нам повезло. Кафе купил какой-то местный делец Пашка. Пашка сказал, что с Отрышкиным они сватья-кумовья и проблему он решит. Денег мы почти не потеряли.

Через месяц на месте снесенного нами туалета стоял клозет еще новее, из белого силикатного кирпича. Ровно на том же месте. Знак был снят. Из уже не нашей кафешки раздавалась веселая музычка. Вереница машин ночевала у заведения.

… Годом позже я узнал настоящую историю нашего минирейдерского захвата.
Полковник Отрышкин парился в бане с товарищем, бывшим прокурорским работником. Прокурорский работник находился в отставке и скучал. Между первым и вторым заходом в парную, прокурорский работник спросил у полковника:
- Викторыч, а что там за кафешка воле московского поста твоего стоит? Ты там узнай, что к чему. Может, собственники лохи какие-то. Так ты, это, прессани их по своей линии, чтоб они курятник свой слили за копейки. Я там попенсионерю немножко. И тебе долька капать будет. Ага? По дружески, Викторыч.

Вот весь хуй до копейки, как говорит наш генеральный продюсер.

Полосы разгона и торможения в том кафе нет до сих пор. Пашка, наш случайный спаситель, зарабатывает деньги. На прежнем месте находится начальник областного теперь уже ГИБДД. Да и президент у нас опять тот же, что был тогда в две тысячи втором.

Женька, брат мой любимый укатил обратно в Израиль и, кстати, открыл там между Хайфой и Назаретом придорожное кафе. Интересно, как у него складываются отношения с местными санитарами и полицейскими. Я зарекся играть в бизнес на территории России. И, конечно же, через пару лет нарушил свой обет.

Вот такая вот история.

А вы говорите, Макаревич…