Химия и жизнь. Челночные истории

Автор: goos По заснеженному, закоченевшему, спящему городу брёл караван. Увязая в сугробах, перетаскивая через железнодорожные рельсы тяжело нагруженные тележки, сгорбившись под грузом баулов и гигантских капроновых клетчатых сумок, с вокзала на рынок шли «челноки». Восемь точек на белоснежном холсте.
Город встретил их трескучим морозом, наметёнными за ночь сугробами, пронизывающим ветром и нахохлившимися воронами, облепившими голые ветви тополей, растущих вдоль элеватора. Вокзал не отапливался и вонял портянками и бомжами, поэтому допили остатки водки прямо из горлышка, покурили, укрывшись за стеной здания от ветра, и решили идти на рынок, не дожидаясь автобуса.
Небо постепенно светлело, наливаясь мёрзлой синевой, звёзды таяли, контуры деревьев и домов прорисовывались всё чётче.
До рынка идти минут сорок. Но эти минуты казались вечностью. Постоянно останавливались, чтобы подышать на замерзающие пальцы, закурить или перебросить сумки с одного плеча на другое. Тележки вязли в снегу, норовили перевернуться, свалив с себя ношу. Но никто не ныл – весело матерились, шутили и помогали друг другу. Цель была ясна и достижима, и в конце пути ждал бонус – две бутылки спирта, завтрак и занятые вовремя места на рынке.
Добрались без особых приключений. Рынок был пуст. Какой дурак в полседьмого утра по такой погоде будет торговать, а тем более покупать?
Облегчённо сбросив с себя поклажу, прислонив к столикам тележки, первым делом закурили, но не этого жаждали помёрзшие насквозь организмы. Поэтому суетливо побросав недокуренные сигареты, полезли в сумки, выставляя на стол тормозки – лоточки с винегретом, пол палки колбасы, бутерброды, кильку, пирожки, яблоки, сало.
Сразу стало веселее на душе. С таким настроением накрывают праздничный стол, предвкушая пиршество с возлиянием, ожидая гостей, сервируя с любовью украшенными блюдами. У правильного человека всегда найдётся место празднику, а в этой компании неправильных не было.
Коллектив подобрался разношёрстный – бард без определённых занятий, сапожник, гитарист когда-то популярной локальной рок-группы, учитель математики, строитель, врач и две дамы, неизвестно как прибившиеся к ним давным-давно и ставшие уже родными во всех смыслах слова.
— Пиндец, — Эдик постучал колбасой по краю стола. Звук был, словно стучали деревяшкой.- Позамерзало всё.
— Ну и хрен с ней, — сказал Шурик, пытаясь размешать кристаллы льда в винегрете. – И не такое ели. Есть у кого-нибудь пустая бутылка? Воду принести нужно.
— Зачем? – спросил Профессор, учитель математики, человек интеллигентный, мало пьющий и неискушённый. – Ты что, воду пить собрался?
Все укоризненно и свысока посмотрели на него. Что с него взять, даже неудобно как-то за человека.
— Спирт разбавить, — пояснил Шурик.
— А! – согласился Профессор. – Я же не знал.
— Бэ. Бутылка пустая есть?
— Есть! – радостно провозгласил Сеньор Помидор, каменщик со стажем, двухметровый человек-гора с постоянно красным большим лицом, за что и получил такую кличку. Он поставил на стол пустую поллитрушку от «Пшеничной». – Вот, под столом валялась.
— Отлично, — Шурик взял тару и пошёл в другой конец рынка, где из забора торчал кран. Долго стучал чем-то по заледеневшему вентилю и матерился, поскальзываясь на намёрзшей горой льда под краном. Наконец, вода полилась, заливая руки, которые сразу стали малинового цвета и взялись цыпочками. Мат снова разнёсся эхом по окружающим рынок сонным домам.
Пока Шурик набирал воду, девушки резали сало и колбасу, открывали баночки с задубевшей картошкой, салатами и пытались расчленить застекленевшие солёные огурцы.
И вот, стол накрыт и сервирован по всем правилам походной жизни. Бутылка из-под «Пшеничной» схватилась ледяной корочкой, да и вода в бутылке на глазах кристаллизовалась. Тянуть дальше уже некуда.
— И! – Эдик достал из сумки заветную поллитру со скромной этикеткой, на которой простыми буквами без всяких виньеток и изысков красовалась надпись «Спирт питьевой 95 градусов. Перед употреблением как спиртной напиток разбавлять водой. ГОСТ.0, 5л».
Все оживились, заволновались, но оживление сразу погасло, когда поняли, что пить не из чего.
— Помидор, слышь, а стаканов там под столом нет?
Танька, растирая Шурику обмороженные ледяной водой руки, сказала:
— Там у меня в сумке рюмки есть. Набор. Я на продажу привезла. Достаньте.
Полезли в сумку, достали картонную коробку, открыли и обнаружили внутри разделённые перегородками хрустальные рюмки с незамысловатыми резными снежинками на пузатых боках. Посуду сразу расставили. Эдик открыл спирт, и только собрался разливать, как его чуть ли не за руку схватил Бурый – врач-анестезиолог. Бывший.
— Ты чё, химию не учил?
— А что?
— Нужно спирт в воду наливать, а не наоборот. Запомни – сначала воду, потом спирт. Понял?
— А не один хрен? Я слышал, конечно…
— Эх, ты…Это очень важный процесс. Называется купажирование. Беря во внимание разную плотность жидкостей.
— А вот Менделеев, когда водку изобрёл, так воду в спирт лил, — вставил свои пять копеек Профессор.
— Мудак твой Менделеев, и ты мудак. Ты что преподаёшь? – Бурый заводился с полоборота.
— Уже ничего. А так математику. А что?
— И откуда тебе знать?
— Я в журнале читал «Химия и жизнь», да и вообще…
— Хрен в борще…
— Слышь, мы пить будем или химию учить? – возмутился Помидор, который одной левой мог разрешить назревающий конфликт, положив обоих спорщиков. – Наливайте уже.
Бурый махнул рукой на необразованного математика и взял бутылку с водой. Аккуратно разлил в каждую рюмку по половинке. И не успел он поставить бутылку, как Эдик прошипел: «Шухер». Все оглянулись и увидели две приближающиеся серые фигуры.
— Не, ну не во время, — пробурчал Шурик.
— Лейтенант Сергеев, — представилась одна фигура. – Нарушаем?
— В смысле? – спросил Эдик.
— В смысле бухаем. На территории, в общественном месте.
Праздничное настроение сразу пропало.
— Никак нет. Завтракаем.
Эдик ехидно улыбался. Все – и челноки и менты обратили свои взоры на стол, на нехитрую закуску, на налитые рюмки, на бутылку «Пшеничной». Спирта на столе не было.
— Так, умничаешь? А это что? – лейтенант Сергеев взял одну рюмку и понюхал. Поставил обратно. Взял другую, понюхал. Взял бутылку, понюхал. В глазах замёрзшим вопросительным знаком застыло недоумение. Везде была вода.
— Так, не понял, — нахмурился патрульный. – А ну, сержант, ты понюхай. А то у меня насморк. Может быть.
Сержант подошёл к столу и повторил за лейтенантом все манипуляции с посудой и тоже впал в ступор, удивлённо оглядывая компанию сумасшедших, пьющих на морозе воду, почти превратившуюся в снег, и не просто пьющих, а из рюмок. И не просто из рюмок, а не по полной. По половинке.
— Вода, товарищ лейтенант.
И наступила пауза, долгая. Каждый думал о своём. Одни думали – что за странная публика завелась на рынке, другие – куда делся спирт, третьи давили в себе смех.
— И что это значит? – спросил, наконец, лейтенант.
— Что именно? – спросил Эдик. – Что не так, командир?
— Как-то странно.
— Будете с нами? Вам налить? – Эдик поставил на стол пустую рюмку и взял бутылку.
— Отставить шуточки. Документы есть? Откуда?
— А то вы не знаете? Вы же нас каждые выходные здесь наблюдаете. Из Харькова мы.
— Ну, да.
Лейтенант почесал затылок, сдвинув шапку на лоб.
— Мужики, не для протокола. Без всяких последствий для вас. Скажите, что это вы, а?
— Говорим же, завтракаем.
— А чё воду пьёте?
— А что нам пить? Водку что ли? Здесь общественное место. Пить нельзя. А у нас традиция, сами понимаете. Мы за трезвость во всём мире. Так что, поддержите нас? А то у нас вода почти замёрзла. Придётся её не пить, а есть.
Лейтенант молча повернулся и пошёл к выходу с рынка. Сержант последовал за ним, постоянно оглядываясь. Танюха с добродушной улыбкой помахала ему рукой. Когда они скрылись из виду, все заржали. Смеялись долго, до колик. И только Сеньор Помидор всё задавал никем не услышанный вопрос:
— Я не понял, а спирт где?
Когда истерика стала сходить на нет, Эдик достал из внутреннего кармана куртки бутылку спирта.
— Где, где, спрятал я его.
— Ну, так наливай давай, кончай ржать. Ну её эту воду, давай по чистоганчику, а то околел уже от этого мороза.
И он вытрусил из рюмки замёрзшую воду.
— А мне разбавьте, пожалуйста, — попросила Танюха. – Я чистый не пью.
— Вот видите, — подытожил Бурый, — зачем спирт лить в воду, а не наоборот! Учите химию, салабоны.

Лейтенант Сергеев и сержант Пахомов до конца дежурства почти не разговаривали. Лишь иногда срывались из их уст возмущённые матерные прилагательные, и при этом в глазах появлялось непонимание, удивление и благородное возмущение от того, что мир катится в пропасть.