Я, конечно, не нарколог

Автор: Жоржетта Я не нарколог, так распорядилась судьба, и мне неведомы причины, которые заставляют людей пить, и пить так, что при этом теряется облик человеческий. Я могу только предположить, что сколько бы ни было этих самых причин, все они сводятся к одной банальной — страху смерти. Увы!

Неразделенная любовь, ревность, унижения, нереализованные возможности — это для отвода глаз. Честно говоря, в таких случаях — напиться, не самый девственный способ. Не поможет.

Не зря же говорят, пьяному море по колено. Выпил и всё сказал, что думаешь. Даже судьбе, в её наглую рожу, можно крикнуть пару ласковых. И даже Богу!

«Ну, где ты, Бог? Где, я тебя спрашиваю? Почему мне так тошно сейчас? Почему я не стал тем, кем мечтал? Я мало делал для этого? Молчишь, Бог? Ну, молчи. Молчи. А я вот скажууу. Я всё тебе скажу. ».

Я заметила однажды, как реагируют мужчины на тему смерти. Есть особенность. Между женской реакцией и мужской. Не замечали? Женщины всё сведут к шутке: «Ой, некогда ни болеть, ни умирать! Деток, вон, растить надо. Капуста, вон, на балконе мерзнет, надо солить. Тараканы на кухне появились, надо купить мелок »Машеньку". Когда умирать-то? Все умрем. Ничего не поделать. Когда-то все умрем."

У мужчин же появляется в глазах тоска. Сразу, при первых же словах. Да, можно услышать в ответ дикие шутки, но, это немного не такие шутки. От них съёживаешься. И это такие… философские шутки.

«А знаешь. Ты никогда не задумывалась, что здесь, на земле, и есть ад? А там, куда все попадем, — там только рай? Нет там никакого ада, понимаешь? Мы уже в аду. Так что — вот так, дорогая».

А глаза при этом увлажняются, блуждают, в надежде зацепиться за какой-то объект, желваки ходуном — видно, что непростая тема. Боится умереть-то. Боится…

«Знаешь, я не хочу, чтобы меня кремировали, и чтоб черви ели — не хочу. Поэтому в мои планы не входит смерть — я буду жить вечно!».

И всё тот-же тоскливый взгляд. И как правило: «А давай-ка выпьем? Есть что выпить? Коньяк — это хорошоооооо!».
Почему врачи глушат спирт? А потому что каждый день видят смерть и как никто понимают, что она неизбежна.

Не думать о смерти невозможно. Но думать о ней постоянно невыносимо. И люди делают всё, чтобы отвлекаться от этой мысли. Даже занимаясь сексом. И чем ярче человек живет, чем насыщеннее, тем очевиднее вывод. Этот человек очень сильно не хочет умирать. Очень сильно!!! Здесь всё видно и без нарколога.

Если судьба у тебя такая, ну, плохонькая — то отвлекаемся водкой. Ну, или другими доступными продуктами. Там, где мало культурных мест «для отвлечения» — там в глотку заливается водка. В деревнях, например. Стайку почистил, корма скотине задал, снег во дворе убрал и начал пить водку. Потому что думы о смерти ничем не выжечь, только разве что работой и развлечениями.

Я говорю банальные вещи, которые ни для кого не секрет. Это все знают. И все всё понимают.

Но, глядя на пропитого, горького, убогого бомжа, я всегда осознаю — этот человек очень боялся умереть. Возможно, сильнее всех людей на этом свете.

Когда на собраниях наша директриса распекает коллектив на чем свет стоит, я автоматически «отключаю звук» и наблюдаю такое «немое кино». Стоит женщина, высокая, статная, не сказать, что красивая, но приятная. И думает, наверное, что жизнь вечна. Понимает ли она, что вот эта сотрудница, которой она грозит какой-то тюрьмой, смертна? И что у неё есть дети, семья? А может, она беременная? А директриса ей тюрьмой грозит. Директриса живет здесь и сейчас. Нет, она не думает на перспективу. Она счастливый человек. Скорей всего пьёт. Вечером, дома. Или в кабаке, с друзьями. Потому что иначе невозможно.

Меня как-то пригласили в сауну, знакомые. Там были тётки, знакомые этих знакомых, налоговички. На крутых должностях. Товарищи, если бы вы видели КАК они пьют. Это же что-то невероятное. «А как они ебутся!!!!!» — сказал мой приятель. Я была пристыжена. Раз он мне это сказал, значит — поставил их мне в пример? А откуда он знает, как ебусь я? Зачем он мне это сказал? А потом поняла. Я же пью — не сказать, чтоб очень. Меру знаю. А приятель мудро связал эти понятия. Смерть, водка, секс.
Так что, связь, — страх смерти + водка +секс — это очень тесная и нерушимая связь. Спасибо, поняла это как-то быстро.


***
Я влюбилась в него сразу. С первой минуты, как увидела. Преподаватель и студентка, это как дельфин и русалка. Девушка в техническом вузе — это как белоснежка среди семи гномов. А если девушка влюбчива, как кошка, то вообще крышу сносит. Но потом, дело принимает такой оборот, как в анекдоте про станки. «Представьте, вы приходите на пляж, а кругом станки, станки, станки!».

Лектор по физике мною за мужчину не воспринимался. Отутюженный, отглаженный, на тебя смотрит, как на пустое место, лекции читает пресно, без огонька, кое-как сдерживаешься, чтоб не зевнуть во весь рот. Семинары же по физике вел, напротив, интереснейший тип, на которого никогда бы не подумала, что это преподаватель. Небрежность в одежде, легкомысленные свитера, чуть ли не с оленями; джинсы, сумка через плечо, недельная щетина на благородном лице.
«Здрасти! Что тут? У вас нынче семинар веду я, да? Ну, давайте, что нибудь расскажу вам тогда интересненькое!».

Он часто вызывал меня к доске, а девчонки потом рассказывали на переменах.
«Ты стоишь, пишешь формулы, решаешь задачку, а он так смотрит на тебя, на ноги твои, на жопу, и не слушает вообще тебя, кажется. Глазами жрет, эх, видела бы ты!».

Оказалось, что нам с ним по пути, добираемся до своих нор на одном маршруте автобуса; только мне выходить и пересаживаться, а ему немного проехать дальше. Толпа, набившихся в автобус пассажиров, как селедок в бочку, прибила нас друг к другу. Жопа к жопе.

«Слышь, Маликова, давай развернемся, что ли?».

«Ну, давайте попробуем!».

Стоим теперь лицом к лицу. При новом толчке прижимаемся друг к другу сильнее. Вот и натиск ослаб, и мне скоро выходить, а мы слиплись, как магниты, и просто смотрим друг другу в глаза.

«Ну, скажи что-нибудь?».

А мне ничего не приходит на ум, — только шуточный тест.

" Владимир Васильевич, назовите нечетное число от одного до девяти ?".

Дебильный тест, прямо скажем. Единицу называли, якобы, гении; Тройку — авантюристы; Пятерку — круглые дураки; Семерку — люди умные со скрытыми возможностями; Девятку — люди с большим будущим.

Владимир, видимо, знал про тест и произнес, внимательно наблюдая мою реакцию:
" Число Пять! Жду ответа. Кто я?". И лукаво улыбнулся.

Ах так, думаю я. Считает меня трусливой? Считает, что не скажу?

«Вы — круглый дурак, Владимир Васильевич! Но это по тесту. А я так не думаю. Это недоразумение. Вы же понимаете?».

Взгляд стал жестче, вот так- так, обиделся значит? Не ожидал такой наглости что ли?

«Поехали ко мне, Маликова? ».

«Зачем?».

«Ты сейчас выходишь, а мы не договорили. И тебе надо, наверное, убедиться, круглый я дурак, просто дурак, или вообще не дурак?».

«Зачем, я и так знаю, что ты не дурак. Ой, простите, Вы!».

«Поехали, не бойся!».

«А я и не боюсь! Поехали!».


Когда заходишь с мороза в чужую квартиру — сразу чуешь весь букет насыщенной жизни домочадцев. Что едят, что пьют, сколько раз на дню пердят, часто ли делают влажную уборку. В его квартире пахло одиночеством. Одиночеством замшелого холостяка. Обстановка добротная, но запущенная и неряшливая. Вот от такого бы кожаного диванчика я бы не отказалась. Нам бы такой домой. Моя мама пылинки бы с него сдувала.


«Давай я приберусь?».

Владимир Васильевич поморщился, как от зубной боли. Подошел ближе, заглянул в глаза и с ноткой брезгливости произнес: «Не разочаровывай меня, Маликова, хорошо?».

Весь угол на кухне завален бутылками. Взяла одну. Итальянская граппа. Ничего себе! А вот виски… И водки немерено… Пьёт, сволочь!

На стене, в зале, портрет очень красивой женщины. У меня такое впечатление, что куда бы я не отошла, она пристально смотрит на меня, провожая взглядом, и как-бы говорит: «Желаю приятно провести вечер! Люби его, детка, как я когда-то!».


Пока Володя колдует на кухне, я мысленно разговариваю с этой женщиной. «А почему ты не с ним? Он же пьет, он одинок. Он такой веселый, хороший, но одинокий. Почему ты его бросила? Ушла к более перспективному?».



«Ну, давай, Маликова, иди сюда, присаживайся, будем трапезничать?».

«Владимир, а это ваша жена?»

«Где? А..., ну да. Ты ешь давай. Я выпью. Будешь? Немного налью, а то чё это я один, правда?».

«Мы сейчас выпьем. А потом что? Займемся сексом? Правда Владимир Васильевич? Вот прям здесь? Перед портретом? Да?».

Медленно выпил. Занюхал хлебом. «Ты что- то много умничаешь. Не находишь?».

Ещё выпил. И ещё. Уставился на портрет, долго смотрел, раскачиваясь. «Пошли. Пошли уже в спальню быстрее».

Я дико смеюсь. Я тоже пьяная, мне хватило и стопки. Это не винный компот. Это что-то качественное и бьет наповал.

Владимир мне нравится, и может быть даже я его люблю. Бывает так. Ложишься с мужчиной в постель и боишься, стесняешься, зажимаешься. Боже, думаешь, скорей бы уже, и не надо смотреть в глаза, не надо. Прикосновения до того неприятны. А бывает, что как всю жизнь только с ним и еблась. Родной… мой!!! Ничего с ним не стыдно.
Он пьяный в зю-зю. Интересно, а как он будет это делать в таком состоянии?

Обнял крепко-крепко, не выпускает. Прижался, как ребенок. Я боюсь пошелохнуться… Уснул. Мда. А я так хотела его. Так хотела сегодня попробовать. И это всё?


Я тоже засыпаю. Меня потеряют родители. Они позвонят в институт. В милицию. Папа поседеет ещё сильнее, мама будет плакать и у неё тоже добавится лишняя прядка седых волос. А я буду спать в Вовкиных объятиях и будет мне сниться сон, где мы с этой красивой женщиной целуем нашего Вову и целуем друг друга. Между нами соперничество. Она красивее, я моложе. Она далеко, я рядом. Она только во сне, а я наяву. У них уже всё было, а у нас ещё всё впереди.


Утром опохмелились. Приняли душ и в тесной ванне, под теплой струей хлорированной воды восполнили пробел. Было неудобно, я больно ударилась лбом о смеситель. Вова нежно поцеловал меня в место ушиба и потер ладошкой. Я в ответ исцеловала каждый сантиметр его тела, он — каждый мой миллиметр. На полу было разливанное море. Соседи видимо на работе. Но это не мои проблемы.

Потом мы перешли в зал. На пыльный ковер. «Женщина» наблюдала за нами с интересом.

«Он так же тебя трахал?»- мысленно спрашивала я.

Целуя его член, я скосила глаза на портрет и картинно провела языком от основания до самой головки.

«Смотри, как ему хорошо. Ты так же делала?».

Щекоча кончиком языка дырочку на головке, и пытаясь проникнуть им поглубже в эту самую дырочку, ехидно ухмыльнулась.

«Дура. Ты круглая дура с числом пять. У него прекрасная дырочка. Посмотри! От таких дырочек никто никогда не уходит! И вот теперь я целую эту дырочку, а ты висишь тут и смотришь на нас. Так тебе и надо!».


Потом мы напились до усрачки, кидались подушками, потом подрались, из-за картины. Я попыталась снять портрет со стены. Володя меня ударил. А я ударила его. Больно, со всего размаху, да так, что заломило костяшки на пальцах.

Потом опять пили, я почувствовала, как мой язык заваливается в горло. Такое чувство было. Стала вытаскивать его двумя пальцами, но, оказывается, это мне так показалось, и на самом деле он был на месте, но такое чувство, что провалился в гортань, и во рту пустота. Мне не хватало воздуха, я открыла балкон и вышла голая на мороз.

Двенадцатый этаж! Высоко! Сейчас я прыгну и полечу. Как птица! Ласточка! Из всех птиц мне почему-то нравятся ласточки! Я отчетливо ощутила, как у меня на спине расправились и захлопали крылья. Да, вот, я даже нащупала их руками. Мягкие, пушистые перышки. Красивые, переливаются на зимнем солнце всеми цветами радуги.


На соседнем балконе в ушанке и тулупе стоял пожилой мужчина и курил трубку. Уставился на меня, как на привидение. «Дедуля, а хочешь я покажу тебе свою пизду? Хочешь? А хочешь, я сейчас спрыгну и ты увидишь, что я не разобьюсь? Поспорим? Видишь, какие у меня крылья? Скажи, видишь? ».

Дядька в ужасе съебался, но через секунду, как чёрт из табакерки, вылетела его жена и стала верещать противным, пронзительным голосом :«Бестыжая, а ну ка зайди обратно. Пьяная тварь! Алкоголичка!!!!.. Кто вас таких рожает только? Тьфу, срамота! Кто воспитывает таких только?».

Я тут же вспомнила, как застукала маму с папой, вожделенно ебущимися, неожиданно зайдя ночью к ним в комнату. Дурацкие советские планировки квартир, со смежными комнатами.

В глазах детей родители Боги, которые не ходят в туалет, и соответственно- не ебутся. Я помню, как не хотела после этого жить. Папа ебет маму. Это же ужас!


«Пошла на хуй, старая тварь!» — крикнула я сквозь пьяные слезы.

«Давай ещё выпьем. Слышишь?» — прошу я Володю.

«Всё. Тебе нельзя. Язык если заваливается — всё. Дальше нельзя!».




«Она умерла, слышишь, Маликова? А ты боишься умереть, детка?»

" Кто? Она? Умерла? А ты боишься?" — заплетающимся языком пробубнила я.

«Если ты будешь со мной, не буду бояться. Ты ведь останешься?»

«Я не останусь. Но буду приходить!».

Маме с папой я объяснила всё как могла. Папа отпаивал меня кефиром и дико ржал. Мама сладострастно отхлестала меня по щекам, наревелась, как коровушка, и пошла по телефону «успокаивать» клуш-подружек, которым, вот уж, не было никакого дела до меня. Да пусть бы я угорела вообще и сдохла, кому какое дело?




Я пыталась с ним бороться. Вернее, с его пьянками. Я вычистила всю квартиру, вынесла все бутылки. Перевезла свои вещи к нему. Пекла пирожки, бегала по магазинам, оплачивала счета, естественно, за его деньги. Пыталась играть в семью. Но у меня это плохо получалось.


Он боялся умереть. Потому что умерла эта женщина. У него на руках. Я не вдавалась в подробности. От чего, почему? Я видела как ему страшно.


В институте мы не показывали виду, хотя, он продолжал вызывать меня к доске и пялиться на мой зад. Наблюдательные одногруппницы огорошивали вопросом в лоб: «А ведь вы ебётесь? Сознайся?».

Да, мы делали это самозабвенно. Закрывались на переменке в лаборантской и трахались так, что колбы хихикали хрустальным звоном, жадно за нами наблюдая. Как умершая женщина с картины. Я даже не узнала, как её зовут. Зачем?

А потом его уволили. За пьянку, за прогулы. Прогуливали мы вместе.

«А давай никуда не пойдём сегодня? Мне так хорошо с тобой? На улице холодно, мороз, а у нас тут тепло-тепло. Давай? Мурррр. Ну мурррр..».

«А давай!».

Потом его уволили. А я ушла. Вернее, он меня выгнал, напившись до очередной усрачки.

" Мне лучше быть одному, слышишь меня? Не дай бог что с тобой… Опять всё по кругу? Неееееет!!! Я этого не вынесу… Уйди, пожалуйста? Маликова… Уходи..."

Я не смогла заменить ему ту, с портрета.

И теперь мы с Володей боимся смерти вдали друг от друга.

А вы боитесь смерти?