Хам

Автор: вионор меретуков «Когда я прошу его гасить свет в туалете, он морщится.

Никогда не закрывает за собой двери.

Он вообще, что-то открыв или раскрыв, никогда этого «чего-то» не закрывает. После себя он оставляет разруху. Открытые и незакрытые бутылочки, тюбики с кремом (кстати, говорит не кремы, а – кремА, с ударением на последнем слоге).

По утрам встает с постели тогда, когда все уже встали и ждут, когда он встанет он. Завтракает тогда, когда пора уже побеспокоиться об обеде.

Вокруг него вечно валяются колпачки от авторучек или ручки без колпачков, скомканные и брошенные бумажные салфетки, раскрытые книги, тапочки, грязные стаканы, надорванные газеты...

Всех, кто указывает ему на это, он называет занудами. Защищает свое право быть неаккуратным, неряшливым с таким воинственным пылом, как другой защищал бы свое право на свободу.

Взять и бросить – это его стиль. В этом проявляется его инфантилизм, право оставаться непослушным, капризным, избалованным ребенком.

Главное для него – чтобы ему всегда и при любых обстоятельствах было удобно и хорошо.

Он вообще не замечает людей. Он их не любит. Но особенно он не любит тех, кто мешает ему проявлять свое неуважение к людям.

Обожает на близких людей перекладывать свои заботы.

Находясь в отпуске, любит звонить матери и сообщать ей о своем плохом самочувствии. Не понимает, что это такое — беречь покой близких людей. Коли мне плохо, думает он, значит, об этом будут знать все мои родные, которые обязаны разделять со мной мои страдания.

Убежден, что знает достаточно много, чтобы с уверенностью судить абсолютно обо всем на свете. На самом деле, туп и зоологически невежествен. Если чего-то не понимает, удивляется и обвиняет не себя, а того, кто объясняет. До всего доходит своим умом. Как известный гоголевский персонаж.

Попроси его назвать имена, известные любому образованному человеку, он удивится: А это еще кто такие?

Причем в тоне его вопроса будут звучать нотка надменного недоверия и недоумения. Мол, коли я не знаю эти имена, так они и не стоят того, чтобы я их знал. И это не моя вина, что я их почему-то не знаю: это их вина, этих неизвестных. Раз они выпали из поля моего зрения, значит, что-то с этими неведомыми субъектами не в порядке. Скорее всего, и знать-то их необязательно.

Он не знает не только, кто такие Бахтин, Лосев, Оден, Леви-Стросс, Кьеркегор, Хайдеггер, Ясперс или Бриттен, но и имена «попроще» ему неизвестны.

Может по полчаса в ресторане копаться в меню. В этот момент для него не существует ничего более важного. Кажется, не еду выбирает, а решает некую глобальную всечеловеческую проблему. Не замечает, что все уже давно решили сложный вопрос выбора, что официант уже четыре раза подходил к столику, что он и сейчас стоит и, проклиная все на свете, топчется как конь.

Посетители поглядывают в его сторону и перешептываются. Соседи по столику чувствуют себя неловко: они сидят рядом и, значит, несут ответственность за идиотизм и хамство сотрапезника. А он ничего не замечает: весь ушел в изучение меню.

Если ты ему на это укажешь, он тебя не поймет. Ему и в голову никогда не придет, что из уважения к людям, с которыми он пришел в ресторан, можно пожертвовать своим аппетитом. Еще чего! (Потом, по его мнению, в ресторане так и следует себя вести. Официант — это тот же слуга, чуть ли не раб, он должен терпеть!.. Сотрапезников же он просто не замечает).

В результате закажет что-то совершенно неудобоваримое. Жалуется, что в каждом ресторане его плохо кормят. Ест медленно, все уже давно закончили, а он, не замечая этого, чавкает, ковыряется в тарелке, развешивает по краям листочки капусты, какие-то ошметки, стручки, кусочки мяса… И говорит, говорит, говорит...

Имя ему – эгоист. Имя ему – хам. Имя ему – легион.

Если хорошенько покопаться, то он сидит в каждом из нас...»