Синоптик

Автор: ремарко: продолжение вот этого вот: www.litprom.ru/thread44907.html

Слово «синоптик» греческого происхождения и означает «обозревающий на месте».

***

Прошло два года размеренной жизни Егорчи на острове после того, как он волею судеб оказался выброшенным из привычного городского окружения. Скорее, привычной уже стала жизнь нынешняя. Неторопливый быт отшельника со временем был отлажен Егорчей до сезонности. Пробами и ошибками, но Егорча уже знал, когда уделить время заготовке припасов на зиму, а когда наоборот лучше отсиживаться возле печи, пережидая суровые непогоды. Летом Егорча валил сушняк, запасая дрова на долгую зиму, осенью промысловил сетями рыбу.

Городские воспоминания по-прежнему врывались во снах, но уже реже и не так болезненно как поначалу. Уже не приходилось по нескольку раз за ночь просыпаться с криком в холодном поту, упираясь взглядом в низкий дощатый потолок. Хотя Егорча до сих пор помнил первые полгода жизни на острове, когда каждая ночь сквозь тревожный отрывистый сон обволакивалась липким ужасом кошмаров. Хуже всего было не от потерь, повторяющихся во снах. Больнее было от собственных ощущений, заново возвращающихся ситуаций.

***

В тот вечер генеральный директор, пребывая в благостном расположении духа, сделал Егору неожиданный презент.

— Ты у нас, Егор, всё больше и больше по встречам ездишь разного уровня. Я тут подумал, что представительский портфель тебе как раз и не помешает. Вот держи ка. Это настоящий «Монблан». С таким не стыдно в любую дверь, что называется зайти.
— Ох, спасибо, Даниил Владимирович. Действительно шикарная вещь.
— Вот-вот. Тут места как раз и для бумаг, и для ноута.
— Да. Спасибо Вам, Даниил Владимирович.
— На здоровье, Егор. Владей и добивайся новых успехов на благо компании.

Вечером Егор действительно отправился домой с ноутбуком в портфеле. Имело смысл подбить отчётность к итоговому ежегодному совещанию, а для этого требовалось перелопатить, что называется, кучу цифр. В метро, несмотря на поздний час, было людно, и Егор привычно притулился возле скамейки у самых дверей. Через две станции в вагон ввалилась шумная разномастная компания. И, конечно, нетрезвая. Егор, как правило, старался избегать такого соседства, однако демонстративно переходить на другое место в этот раз отчего-то не решился. Кроме трёх девчонок лет семнадцати в этой команде, как ни странно, оказались несколько молодых людей, которых никоим образом нельзя было отнести к одной компании. Среди них присутствовала пара представителей типичного дворового быдла в спортивных костюмах с бритыми головами и явный мажор рэперского пошива, в неизменных широких штанах и кепке с длинным козырьком.

За шумом электрички Егор так и не уловил, отчего и когда беседа его попутчиков переросла в явно агрессивную, однако события развивались стремительно. Прямо перед носом у Егора. Один из представителей «гопоты» прямо посередине перегона казалось бы ни с того ни с сего нанёс несколько молниеносных ударов в лицо рэперу в кепке. Никто из рядом стоящих пассажиров даже не успел как-то среагировать. А скорее и не особо стремился. Кровь с разбитого носа тут же, ещё во время серии последующих ударов, брызнула на белую рэперовскую толстовку и на «Монблан». Егор, очнувшись от лёгкой задумчивости, предпринял поспешную попытку ретироваться, и тут же получил увесистым ботинком в зад.

— Ты-то куда, лошара? – кричало вслед разбушевавшееся быдло. – Быстро сюда, ссыкло, ща тоже выхватишь.

Егор, не оглядываясь, протиснулся между двумя дородными гражданками, полнясь надеждой, что они своими телесами хоть на время задержат преследователя, дав Егору выскочить на следующей станции. Тем временем, остальные участники этой компании кое-как ухватили разбушевавшегося товарища за одежду, не дав ему отоварить ещё кого-нибудь, кто попадётся под руку. Рэпер в кепке непонимающе стоял у вагонных дверей, склонив голову и капая крупными алыми каплями прямо на пол.

Компания вышла на следующей станции. Егор подавленно стоял остаток пути среди пассажиров и старался незаметно оттереть след от ботинка у себя на брюках. И кровь на портфеле. Глаз он не поднимал. Ему было стыдно за себя.


***

Раз в год Егорче приходилось основательно править избушку. В своё время подсказал ему её тот самый дед, у которого Егорча после побега из города приобрёл самое необходимое для своей жизни на острове, включая моторку, снасти и ружьё.

— Смотри, парень. Дело твоё, дело молодое. – сказал Егорче дед тогда, в первый раз. — У каждого в жизни бывает, что бросить всё хочется. Мне-то неведомо от кого и от чего ты бежишь. Заимку прибереги уж, присмотри. Я по возрасту давно тудой не езжу, хотя места вокруг на рыбу знатные. Вроде всё тебе рассказал, что по первости потребоваться может.

Спустя зиму Егорча латал крышу, а через год с великими трудами выправил заметно осевший угол. Одному управляться было тяжело. С местными Егорча хоть и сталкивался, но держался особняком.

Редкая необходимость заключалась в том, что следовало всё же покупать за деньги. Нехитрая одежда, мыло, боеприпас с топливом, соль, спички и прочая необходимая в быту мелочёвка. Часть денег, увезённых из города, была припрятана прямо на острове. Оставалось ещё прилично, где-то миллион сто с копейками.

Последний год Егорче помогал при оказии Пахом, мужик лет пятидесяти пяти, ещё достаточно крепкий. Он время от времени промышлял охотой на медведя, либо промыслом лосося, и потому наведывался на острова частенько, когда моторкой, когда бураном, в зависимости от времени года. Встречались они примерно раз в два месяца, хотя бывало и реже. Последний раз Пахом пришёл на новом моторе с деревни недели с полторы назад, привёз чаю и патронов к ружью. Пахом частенько привозил кучу полезной мелочи, бывало, Егорча брал что-либо, бывало, отказывался. В любом случае обмен был справедливый, расплачивался он деньгами из своих запасов.

— Здорова, Егорча! Гля, какой агрегат я прикупил!
— Здоров, Пахом. Сколько лошадок?
— Пятьдесят, вот ей-богу. Да для моторки моей самое то, Егорча.
— Согласен, Пахом. Привёз?
— Всё путь путём. Папиросы, патронов. Водки взял. Водку будешь, Егорча? – Пахом расплылся лицом в морщинистой улыбке и подмигнул сразу два раза подряд.
— Спасибо, Пахом. Ты же знаешь, от этого и бежал. Не употребляю я.
— Да знаю, знаю. Чаем-то угостишь?
— Конечно. Пойдём до избы.

К вечеру запалили костёр. Пахом размеренно пригубливал от поллитры, Егорча поддерживал ровное бездымное пламя, подворачивая поленья, и слушал Пахома. Плотно поужинали, сварив привезённой им тушёнки с картошкой. Особо жаден был Егорча до свежего хлеба.

Ближе к ночи Пахом засобирался до своей заимки.
— Ты смотри, паря. Тут недавно Лешего опять видели в лесах. На острова он вряд ли попадёт, но ты, коль зверем промышляешь по осени на материке, будь осторожен всё же.
— Добро, Пахом. Поберегусь.

Вместе вышли на берег. Было темно. Озеро лениво плескалось о прибрежные камни. Пахом сноровисто столкнул свою лодку в воду, широко шагнул два раза по мелководью и привычно, не черпнув голенищем, запрыгнул на нос. Поднял руку в прощальном жесте.

— Лешего уберегись всё-таки, Егорча. Опасен он, говорят.
— Счастливо, Пахом. Спасибо тебе.

Про Лешего Егорче стало известно ещё в прошлом году. Неизвестно с чего у мужика так поехала крыша, вроде и водку он пил не больше и не меньще других. Звали его Женька, женат не был ни разу, так и жил бобылём к своим сорока годам. В одну из ночей пробрался Женька в сельскую школу. За неимением особых ценностей сторожихой там была приставлена бабка Лукерья, которую он и искромсал за ночь топором в мелкое крошево, после чего скрылся в лесах. Поймать сразу Женьку так и не смогли, вот он и появлялся время от времени, промышляя воровством и разбоем. Неизвестно, как и где он выживал и добывал пропитание. Те, что случайно видели его, хоть и издалека, говорили, что зрелище было отвратным. Заросшее дикое существо, потерявшее человеческий облик. Отсюда и пошло со временем Леший да Леший. В розыске он понятное дело у милиции числился, да где там его искать свистать по лесам, коль на всю округу в восемьдесят километров всего один участковый. Который и то две недели из каждого месяца в исправном запое.

***

Егор долгое время помнил, как он первый раз ушёл в конкретный запой. Было это ещё во время бурной студенческой юности. На третьем курсе Егор по причине неуспеваемости вынужден был отправиться не без помощи родителей в формально оформленный академический отпуск, благодаря человечности и взяточничеству декана. Проработав от безделья три месяца на заводе, Егор в одну из солнечных пятниц возвращался со смены домой. С весомой получкой во внутреннем кармане куртки. Путь лежал мимо общаги, куда он и завернул пропустить с пацанами по пивку. Пропускали три дня подряд. На четвёртый день Егор проснулся в постели у Майи. Без получки. Майя была с Лахденпохьи и училась курсом младше Егора.

— Майка, сколько времени? – спросил Егор, с трудом открыв глаза.
— Одиннадцать, Егор.
— Чёрт, мне ж на работу. Сегодня что, понедельник уже?
— Вторник, Егор.
— Да ты что? Чёрт, меня же уволят. Я родителям хоть звонил?
— Звонил, звонил. Ты тут что только не делал за эти дни. Мы тебя уже от вахтёрш прятали потом, начиная с воскресенья, когда ты три бутылки водки разбил прямо в пакете на первом этаже.
— Беда, Майка. Ничерта не помню. Что на работе-то говорить?
— Скажешь, что заболел.
— Ты это, Май. Всё, что было между нами тут, это случайно что ли. Ты не в обиде? Всё нормально?

С завода Егора всё таки уволили. Расчёт был поводом для следующего загула. Майя с ним больше не разговаривала.

***

Дезертиров Егорча обнаружил в конце сентября, под Банной горой. Это место было на материке, недалеко от острова. По осени Егорча часто делал вылазки на материк в надежде подстрелить чего-нибудь покрупнее из дичи. Укладывал в лодку пару плотных мешков и топор. На гребях пересекал проливы, экономя топливо, прятал моторку в укромной загубине. Зарядив оба ствола, сторожко направлялся от побережья вглубь леса, не спеша поднимаясь по пологому склону к Банной горе. Удачей выпадал сохатый. Правда удача такая была редка. Мясо Егорча коптил на костре за несколько дней и убирал в кадушках в схрон, вырытый загодя подле избушки.

В тот день Егорча несколько раз натыкался на свежие лосиные следы, но идя от озера, оказывался постоянно с наветренной стороны, а в таком случае подобраться на выстрел становилось невозможно.

В распадке, под раскидистыми лапами угрюмой ели и обнаружил Егорча двух мертвяков в камуфляже. Погранцы. Пролежали они, судя по виду, недолго. По возрасту обычные срочники, ну может после первого года службы. «Странно» — подумал Егорча. На самострел не похоже. И, тем не менее, мертвяки валялись, раскинувшись в стороны друг от друга, словно пальнули разом в упор. Автоматы валялись тут же подле. У первого бойца видимо выпав из рук сразу после выстрела. Второй же сжимал рукоять, так и держа палец на спусковом крючке. Первым делом Егорча аккуратно отложил в сторону оружие. Второй автомат пришлось вытаскивать из сжатых намертво пальцев с помощью ножа.

Прикасаться к белой коже мертвеца Егорча не решился. Едва касаясь, брезгливо проверил карманы. Документов не было. Засаленные «стольники», пара мятых пачек сигарет, зажигалки. В пакете, тут же под елью, Егорча обнаружил заплесневелый хлеб, три банки армейской тушёнки с госзапаса в жестяных банках и без этикеток. Отчего-то постоял с минуту, думая о матерях этих парней. Хоронить не стал. Взвалил на плечо два «АКМа», пошёл, не оглядываясь.

Вернулся Егорча на то же место спустя день, с лопатой и топором. Вырубал ягель с дёрном тут же неподалёку, долго копал старенькой лопатой неподатливую землю. Осилил часа за три неровную яму с полметра глубиной. Осторожно, ухватившись за «берцы», перетащил туда покойников, наспех закидывал землёй. После нарубил с близстоящих елей густого лапника, накидал поверх ямы. Больше в то место Егорча не возвращался, стараясь обходить его заведомо стороной, если случалось проходить мимо Банной горы.

Автоматы были большой удачей. Старенькая двустволка уже давно едва на ладан дышала, а тут такое богатство. Егорча после вечером пересчитал в избе боезапас, прихлёбывая крепкий чай из горячей кружки. Оба магазина были почти полнёхоньки, всего без нескольких выстрелов. Егорча как смог вычистил автоматы, досконально разбирать не решился по незнанию. Один схоронил на чердаке в мешке под слоем песка, что был отсыпан поверх дощатого потолка. Как раз супротив того угла, в котором была зарыта часть городских денег. Со второго сделал пробный выстрел. Автомат был пристрелян, и Егорча остался очень доволен случайными приобретениями.

***

Это была какая-то эйфория. Во-первых, Егору одобрили кредитную карту банка «Русский Стандарт». На пятьдесят тысяч. Во-вторых, он купил пневматику. В магазине на Горьковской. Сразу после частичного обнала карты. Точная копия пистолета «Макаров». Баллоны с газом. Шарики. Как гасить кредит с чудовищными процентами думать не хотелось. Да и было не досуг. Егор сидел на балконе своего второго этажа и не спеша напивался пивом. Вечер пятницы, впереди выходные. Тем временем внизу, на детской площадке пили бомжи. Двое мужчин и трое женщин. Хотя женщинами их назвать уже было затруднительно. Егор пропустил момент конфликта и выглянул из-за оградки балкона только после истошных криков «прекрасных дам». Бомжи ожесточённо дрались. Егор зарядил «макара», тщательно прицелился и выстрелил. Он успел пальнуть ещё несколько раз, пока бичьё не сообразило, что их расстреливают. И, прекратив потасовку, стало оглядываться по окнам и балконам близстоящих домов. Егор, подсматривал за ними сквозь оградку, сжимая в потной ладони свой «макар». Он был пьян и счастлив.

***

Оставались последние дни осени перед ледоставом. Егорча каждый день отправлялся на материк. Проливами на моторке старался пройти с самого утра. Волна уже была по-осеннему крутобокой, и бывало, к полудню разгонялась на ветру даже в проливах. Брал с собой один из автоматов, небольшой запас еды и почти весь день проводил в поисках добычи. Егорча старался ежедневно менять направления маршрута когда удалялся от берега вглубь лесов. Ориентироваться приходилось большей частью на ветер, который в последнее время всё чаще уверенно поворачивал на северный и дул не останавливаясь. За последние пару недель Егорча исколесил уже, казалось, округу вдоль и поперёк, однако на сохатого в этом году по осени особой удачи не было. Не попадались.

Вскоре, как начнёт схватывать озеро первой тонкой наледью вдоль берегов, придётся прекращать вылазки на месяц, а то и на полтора, пока не встанет лёд. Вытащить и укрыть надёжно на зиму лодку, перевернув кверху дном в густом прибрежном ельнике от лишних глаз. Перебрать напоследок сети, кольцо к кольцу, и тоже законсервировать до следующей весны. Дел хватит, скучать не придётся. Особенно если взяться за дрова, которых сколько ни коли, а лишний запас никогда не помешает.

Обычно летом Егорча на близлежащих островах выбирал и валил выборочно хорошие смолистые сухостои. Благо сосны в этих местах было достаточно. В ход шёл весь ствол, начиная от веток в костровище на дневную готовку летом и заканчивая необхватными чурками, которые предстояло переколоть поленьями на зиму. Егорча старался всегда поддерживать приличный запас колотых дров. Хранил под небольшим навесом возле избушки, складывал по завалинкам, благо выпуск крыши был с запасом, чтобы уберегать бревенчатый сруб, проложенный мхом, от частых осенних дождей. В самой избе тоже было удобно хранить поленья под нарами.

Листва уже почти облетела, и Егорча старался во время вылазок на материк углубляться в дремучие ельники. Там было больше шансов остаться незамеченным, несмотря на то, что обзора явно не хватало. Егорча часто останавливался и подолгу стоял неподвижно, вслушиваясь в шум крон над головой и пытаясь уловить сторонние звуки.

В один из таких дней всё начиналось как обычно. С вечера накануне ничего не предвещало затяжного дождя. Егорча привычно соскочил с нар с первыми лучами солнца. Наскоро закипятил котелок на костре, быстро отчаёвничал и отправился на материк. Ветер, хоть и северный, был умеренный. Пройдя проливами на моторке, Егорча направился чуть севернее Банной горы. Там пологими подножьями уходили вглубь густые ельники, изредка перемежавшиеся светлыми берёзовыми рощами и сосновыми борами на взгорках. Привычно скрадывая шаги в бесшумной поступи, Егорча не спеша уходил всё дальше и дальше, то ступая по ровному ковру из ягеля, то путая ноги по колено в зарослях черничного куста. Неразлучный автомат висел на плече, стволом вперёд, наизготовку.

Наткнувшись через полчаса ходьбы на свежий лосиный помёт, Егорча надолго замер, вслушиваясь. По следам определил направление, и крадучись медленно двинулся по следам. Копыта оставляли глубокие вмятины во мху, цепочка их уходила вперёд, и Егорча изо всех сил напрягал зрение, всматриваясь в чащу.

Ему повезло, что лося он заприметил, находясь на гребне склона и оставаясь с наветренной стороны. Лось неторопливо шёл внизу по распадку, останавливаясь и цепляя время от времени что-то с земли.

Егорча, разом замерев, не дыша, медленно взвёл затвор. До лося было примерно метров шестьдесят, медлить было нельзя ни минуты. Егорча выждал момент, когда лось повернулся к нему широким боком, бесшумно выдохнул и выпустил один за другим три одиночных, целясь сохатому в голову. Лось взметнулся на дыбы и, мотая головой, завалился на правый бок. Егорча, пока до сих пор не веря своей удаче, выпустил вдогонку ещё пяток пуль и бросился вниз по распадку.

Попадание было идеальным. Когда Егорча подбегал к сохатому, тот уже конвульсивно дёргался, находясь в предсмертной агонии. Подойдя ближе, Егорча прицельно добил лося в голову ещё парой выстрелов. Присел тут же, под близстоящей сосной, привалился обессиленно головой к шершавому стволу. Посидеть, успокоить неровное сбивчивое дыхание. Лось был крупным. Уже лежал недвижно, зарывшись мордой в ягель.

С этого момента начиналось самое сложное. Егорча бегом вернулся обратно к лодке, подхватил топор и два мешка. Предстояло разделать тушу и перетаскать мясо в лодку. И чтобы успеть засветло, пока день. Темнеет по осени быстро и разом. Несмотря на то, что хищников в лесах хватало, Егорча предпочитал всё же на следующий день вернуться и закопать наскоро кости и требуху, чтобы не оставлять лишних следов и не привлекать ненужного ему внимания. После уже дело было за малым. Закоптить мясо на костре и уложить на зиму в укромный схрон.

Обратный путь от лодки Егорча преодолел быстро, почти бегом. Поднявшись на гребень склона, он буквально рухнул на землю, сдерживая шумное дыхание. Внизу, возле подстреленного лося, стоял человек и, осторожно осматриваясь вокруг, как раз смотрел в сторону Егорчи.

Шумно стучало сердце, кровь тугими толчками била в виски. Егорче казалось, что его дыхание было отчётливо слышно даже там, внизу. Осторожно, еле двигаясь, он переполз под укрытие ствола ближайшей сосны. Чуть приподнявшись, с опаской глянул вниз. Незваный пришелец уже обернулся к подстреленному Егорчей сохатому и исполнял какие-то странные скачки и подпрыгивания вокруг. В правой руке у него было одноствольное охотничье ружьё с перемотанными синей изолентой прикладом и цевьём. В левой руке он сжимал длинный нож лезвием вниз. Егорчу смутило другое. Одежда и волосы.

У странно танцующего внизу мужчины была копна давно не мытых длинных волос, которые были собраны пучками и перевязаны разноцветными тряпками. Одежда его тоже состояла из набора каких-то невнятных лохмотьев. Поверх стёганой фуфайки песочного цвета были навешаны какие-то верёвки с повязанным тряпьем. Сколько ни всматривался Егорча сверху, практическое предназначение всех этих тряпок и лохмотьев на незнакомце осталось для него непонятным.

Тем временем, пришелец отбросил в сторону ружьё и принялся бросаться на поверженного лося с ножом. Выкрикивая что-то нечленораздельное, он падал на тушу плашмя и втыкал нож в бочину и брюхо. Егорча решил, что на этом терпеть спектакль достаточно. В конце концов внизу если не местный, то попросту какой-то сумасшедший, но уж явно не охотовед и не лесничий. Откуда взяться здесь сумасшедшему он не знал, но сейчас Егорчу больше заботила сохранность его добычи. Высунувшись из-за ствола, он набрал в лёгкие побольше воздуха и, постаравшись придать голосу как можно больше грубости и агрессии, крикнул: «Эй, что творишь? Это мой лось!».

Незнакомец вздрогнул, молниеносно метнулся к лежащему подле ружью. Взвёл курок и безошибочно выстрелил в сторону Егорчи, хотя даже не видел, где конкретно он залёг.

— Женькино мясо! Женька я! Всё Женькино! Лес Женькин! – кричал он, торопливо перезаряжая ружьё.

Егорче вспомнился недавний разговор с Пахомом, и он, аккуратно выглядывая из-за ствола, снял автомат с предохранителя. Всё складывалось к тому, что внизу действительно был Леший. И имя совпадало, и предупреждение Пахома о том, что Лешего снова встречали в окрестностях.

Тем временем Леший, перезарядив своё ружьё, бросился зигзагами вверх по склону, прямо к Егорче.

— Слышь! А ну стой! Стрелять буду! – выкрикнул Егорча из-за дерева, и тотчас жакан из ружья Лешего пропел над головой, отщипнув от ствола кусок коры.
— Женькино! Женька я! Женькино всё! Женька! – кричал Леший. Он необычайно быстро в стремительном прыжке укрылся после выстрела за камнем, и, судя по доносившимся оттуда звукам, в очередной раз перезаряжал ружьё.
— Стой, тебе говорят, придурок! – крикнул Егорча и сделал предупредительный в воздух.

Леший выскочил из укрытия. Рыча и сверкая бешеными глазами, он замысловатыми прыжками в разные стороны неумолимо двигался прямо на Егорчу. Ещё один предупредительный. Уже в сторону Лешего. Расстояние сокращалось.

Егорча перевёл автомат на огонь очередями. Ещё немного и Леший достигнет гребня склона и попросту застрелит его в упор. Впоследствии он вспоминал этот момент и удивлялся, как много пронеслось в его голове мыслей за эти несколько мгновений. Когда Лешему оставалось не более десяти метров, Егорче не оставалось ничего иного кроме как, выставив автомат из-за дерева, выпустить одну единственную очередь в приближающийся силуэт. Пуль десять. Егорча попал. Автомат с непривычки задрало стволом вверх, но первые пули всё же достигли своей цели.

Леший, взревев, согнулся пополам, и, сделав по инерции пару шагов, упал лицом вниз. Выстрелить в ответ он не успел, хотя находился уже в опасной близости.

Егорча долго лежал с автоматом в руках, пытаясь унять противную мелкую дрожь. Неизвестно сколько прошло времени, прежде чем он поднялся и подошёл к только что убитому им человеку. От Лешего нестерпимо воняло застарелой мочой, нестираной одеждой и псиной. Если это конечно был действительно он.

Ветер усиливался. По небу мчались белые облака. Совсем скоро затянет озеро первым хрупким льдом, отрезав Егорчу на острове от внешнего мира. Оно и к лучшему.

***

К весне следующего года местные всё чаще стали именовать остров Егорчиным.