Спектральный анализ... Женщины. Обратный отсчет.

Автор: Бабанин — Знаешь, у меня все чаще появляется мысль, что я абсолютно никчемная! Я ничего не умею и никому не нужна — так просто хожу и дышу.
- Синдром «потерянного поколения». Наоборот, ты должна чувствовать приобщенной к когорте великих: все гениальные умы ощущали себя ненужными. Глядишь, еще и философом станешь.
- Напрасно иронизируешь. Знаешь, как тяжело смотреть на уходящую жизнь и знать, что уже ничего не произойдет. Все уже было, все хорошее осталось в прошлом, а впереди — какая- то пустота.
- Запиши, а то забудешь. Пустоту всегда можно заполнить чем угодно. Женщине, вообще, свойственно заполнять все попадающееся под руку пустоты капризами, желаниями, скандалами, детьми, в конце концов.
- В том-то и дело, что не осталось ни капризов, ни желаний — ничего! Только пустота.
- Ну ты даешь, Принцесса! Раньше я думал, что апатия свойственна только мужчинам: Ремарк, Кафка, Селлинджер… Но чтобы женщина искала смысл жизни — нонсенс. Оно тебе надо?
- Да я всю жизнь прожила рука об руку с апатией.
- Вспомни Евангелие: самый страшный грех — уныние, и за него дают самый большой срок. Уж лучше чревоугодие и похоть, тем более, они более органичны применительно к тебе.
- Я вот столько лет наблюдаю за тобой и… завидую. Да, правда. Если у тебя и случится хандра, то быстро пройдет, а на смену ей приходят какие-то идеи, кипучая деятельность и желание жить дальше. А у меня все наоборот — меланхолия сменяется апатией, а следом плетется уныние. Между прочим, я только от тебя и питаюсь жизнью.
- Вот и попался, энергетический вампир! Теперь понятно, почему после твоего ухода мне всегда хочется зарезаться или зарезать… А ты всегда уходишь от меня переполненной?
- Не всегда.
- Почти всегда?..
- Но ведь и я тебе что-то даю?
- В каком-то смысле да, даешь. Определенно. Но вот что ты берешь взамен? Ладно, ладно, шутка. Давай обменяемся энергией, хромосомами, марками, этикетками — чем хочешь, только не грусти. Когда Принцесса грустит, на Солнце появляются пятна. Знаешь, что я могу посоветовать?
- Гадость какую-нибудь.
- Ничуть. Утром просыпаешься и на полную громкость ставишь жизнеутверждающую фишку «Аксепт» — у них есть песня про тебя. «Принцесса пробуждается». Слушаешь ее несколько раз на полную — и тебе хорошо, и соседям приятно, я пробовал. Потрясающий эффект!
- Она у тебя есть?
- Конечно, сейчас. Готова? Ну, поехали!

***

- Как мне до чертиков надоел этот роман!
- Со мной?
- Про тебя.
- А ты… его еще… пишешь?
- Что мне остается делать? Только записывать каждый твой бзик. А теперь он мне надоел, надо поскорее придумать финал и забросить его к пидаровой козе.
- Ты описываешь все, что с нами было?
- Не совсем все, только то, что запомнилось или показалось важным. Думал, он быстро напишется — куда там! Уже семьдесят одна страница, а конца не видно. Не могу же я писать его всю жизнь, поэтому предлагаю тебе придумать финал. Желательно трагический, тогда он будет интересен хотя бы финалом.
- Постой, этот роман только про нас и ни про кого больше?
- Ты видела в этой квартире еще кого-то?
- Видела и не раз.
- Вот про них я не писал. Я вообще думал, что напишу серию не связанных диалогов, а потом вставлю их во что-то глобальное. А мы с тобой тянем кота за мошонку на семидесяти с лишним страницах и — ничего нового. Сплошь рефлексия, прямая речь, страдания, слезы! Сюжета нет, понимаешь? Во всем должен быть сюжет, драматургия, признаки жанра. А у нас только философские беседы, как у Платона с Сократом. Ты — Сократ, а я платонически все записываю. Сначала мне нравилось: диалоги мужчины и женщины, которые… видишь, я даже не могу объяснить, что это за персонажи. Скука, одним словом, а финал не должен быть скучным. Хотя бы финал, если уж их жизнь была невеселой.
- И теперь обязательно нужен финал? Именно сейчас, теперь?
- Это образно. Но, в принципе, пора кончать. Чего тянуть-то? Ведь «с нами ничего не происходит и вряд ли что-нибудь произойдет». Слушай, а давай мы тебя отравим? Не всамделишне, а в романе. Вот возьмем и как бы съедим грибы. Ты умрешь в страшных муках, а я чудом выживу и допишу последнюю страницу. Не хочешь грибы — попади в автокатастрофу, сейчас это модно. Или лети на Кипр, там тебя изнасилуют мавры. Засушат, сделают из тебя мумию, а я, спустя много лет, узнаю тебя по… скажем, татуировке на левой ягодице.
- У меня нет татуировки.
- Еще не поздно, страниц на двадцать меня еще хватит. Ну что, устраивает такой вариант?
- А нельзя, чтобы мы оба…?
- К счастью, нельзя. Кто же напишет о нашей трагедии?
- Ты можешь сначала написать, а потом уже и…
- Интересный ход. Так, так, надо все взвесить.
- Испугался? Ты можешь только чужими жизнями распоряжаться, а своей собственной страшно, да?
- Ну, слухи об этом сильно преувеличены, но… может быть. Стоп, а кто же тогда получит гонорар за публикации, а? Я нужен живой, чтобы издать роман и пропагандировать нашу трагикомическую жизнь и твою ужасную смерть.
- Трус! Я только теперь поняла, кого любила и в жизни и в твоем сраном романе. Я любила труса!
- Лучше быть живым трусом, чем… Нет, лучше быть живым классиком, но мне это, боюсь, не грозит. Не тот нонче пошел герой, не говоря уже про героинь. Где они, современные Офелии, Джульетты, Каренины?! Нет их, а, может, и не было. Писателям приходится идеализировать героинь и по быстрячку убивать, дабы их вульгарность не торчала изо всех щелей.
- Хочешь, я буду первая, давай? Но при условии, что и ты разделишь мою участь. Идет? Что же ты, храбрый писака, сдрейфил? Пиши финал: «когда их нашли, они лежали в постели, обнявшись. Казалось, что они спали после ненасытной ночи любви. Но этот сон продлится вечность, и никакая сила уже не сможет разорвать их объятий, разлучить их. Они познали счастье и любовь в той мере, когда жизнь не представляет никакой ценности. Все, что они смогли получить — любовь- они получили сполна! Их миссия закончилась, и не было ничего такого, что могло бы их удержать». Ну что, Пиноккио, страшно? Ведь финал нужен был тебе, а не мне. «Желательно трагический»! Вот и получай!
- Ладно, пошутили и буде.
- А я не шутила! Это ты: нагадил и в кусты!
- Ой, вот только не надо брать меня на слабо! Хорошо, давай я финал напишу под диктовку, идет?
- Идет! Так, сейчас, сейчас… «Они двое суток не вылезали из постели, словно были прикованы к ней волшебными чарами».
- Это слишком вульгарный финал для моего романа! Чисто по-женски: не вылезали из постели, целовались, пили дыхание друг друга, а к утру описались!
- Ладно, тогда так: «они два дня не выхожили из дома — никто же не узнает, чем они занимались,- а потом их нашли улыбающимися и мертвыми».
- Мне не нравится этот огонь в твоих глазах. Хищный… Нельзя ли что-то более спокойное? Трагедия тем страшнее, чем она обыденнее, без экзальтации и позерства. «Жили были два человека… Их любовь была настолько сладкой, что они не смогли распорядиться ею, оттого и умерли!». Герои, умирающие под дулами пистолетов с пламенными монологами — чтиво для людей с ослабленным кишечником. А когда они же умирают от жажды или малярии — вот это да! Это в формате настоящей трагедии!
- Главное, чтобы смерть не обезобразила наши лица!
- Кто про что! Для женщины главное, чтобы она и в гробу выглядела сексапильной. Ладно, придумаем что-нибудь.
- …и чтобы она не была мгновенной — ею надо насладиться и обменяться впечатлениями.
- Ты хочешь и рыбку съесть, и на… кол сесть! Может, в последний момент к нам по ошибке ворвется реанимационная бригада? Но это уже комедия положений.
- Да я не про это. Хочется, чтобы мы были вместе и, словно засыпая, ласкали бы друг друга, перешептывались…
- А поутру они проснулись и передумали: жизнь победила смерть, да? Все, я больше не хочу говорить на эту тему. Своими желаниями ты испортишь любую трагедию. И вообще, я не буду писать финал — пусть каждый придумает свой. Сейчас так модно. Непонятно и поэтому привлекательно.
- Ты съезжаешь?
- Нет, но ты требуешь слишком многого для заключительного акта. Вот Геббельс знал толк в театральных уходах со сцены: «Вы выстрелите нам в затылок, когда мы с женой пойдем по коридору!» Это по-нашему!
- Я просто не хочу, чтобы мы разложились и запахли. Разве это плохо, когда покойники выглядят свежими, бодрыми, как в жизни? И еще, чтобы нас нашли в постели, а не в окровавленной ванне или петле с синюшными лицами и вывалившимися языками. А еще, чтобы мы были обнаженными, со следами любви, чтобы мы были крепко…
- Выпившими?
- Дурак! Чтобы мы лежали крепко обнявшись и улыбались друг другу.
- Достаточно эротично, почти «Плейбой», но с некрофильным оттенком. Ну, и что дальше?
- Я знаю, как это сделать. Надо дать телеграмму кому-нибудь из друзей о том, что твои похороны такого- то числа. А я на автоответчик наговорю соответствующую информацию. Твой друг получает телеграмму и тут же звонит, а ему отвечает женский голос: «Похороны такого-то, приезжайте!». Чего ты лыбишься?
- Пытаюсь вспомнить хоть одного своего друга, который опечалился бы при известии о моей смерти. Боюсь, что все будут хохотать над очередным стебом и нас найдут лет через тридцать, в лучшем случае.
- Тогда я дам телеграмму своим родителям и укажу твой адрес. Они-то точно приедут.
- Я стесняюсь.
- Чего?
- Показаться голым перед твоими черепами.
- Мертвые срама не имут.
- Я еще живой и срам иму. Надо что-то другое. Может, мужу дадим телеграмму?
- О, нет! Только не ему!
- Чего так?
- Он с нами что-нибудь сотворит — он же гад порядочный!
- Думаю, синяк под глазом мне не помешает. Главное, чтобы он не был некрофилом. Чего бы я не хотел, так это быть трахнутым, даже после своей смерти. Нет, муж не подходит. Плеснет тебе в лицо кислотой, а кто же за нас бездыханных заступится?
- Самый верняк — дать телегу в ментовку.
- «Срочно высылайте наряд по адресу…Мы умерли!» и подпись «Братья Карамазавы»! Так? Нет, «Брат и сестра Карамазовы». К тому же, я даже мертый ментам не доверяю — навешают на меня кучу «глухарей», потом не отмоешься.
- Тогда остается «скорая».
- У них нет бензина. В лучшем случае они приедут через неделю, и ты потеряешь свой погребальный лоск.
- Ну, придумай что-нибудь, ты же у нас писатель!
- Давай сначала обсудим, как мы будем угасать. Есть домашние заготовки?
- Представь, есть. Я недавно посмотрела фильм, как в Штатах убивают преступников — очень гуманно, между прочим. Они вводили им в вену поочередно наркотик, потом останавливали дыхание, а потом — хлористый калий. Человек крепко засыпает, а остальное его уже не колышет. И лица у всех были довольные. А препараты можно свободно купить в аптеке, я узнавала.
- Осталось пригласит патронажную сестру для исполнения приговора. У тебя есть на примете?
- Никто не нужен. Все препараты введем во флакон с глюкозой и потом…
- Сладкая смерть!
- Поставим две «системы», ляжем и будем прислушиваться к ее шагам.
- Как-то пафосно. Давай тогда пригласим журналистов, телевидение? Устроим прямую трансляцию — на этом, кстати, можно неплохо заработать.
- Ты все о деньгах! Никто не нужен — только ты и я!
- О, тогда можно поставить включенную видеокамеру: каждый приговоренный имеет право на последнее слово, на завещание, в конце концов! Камеру я могу взять у одного черта — ему же можно сказать, когда за ней придти!
- Ладно, если тебе это так необходимо.
- А завещание? Его надо заранее составить! После твоего наркотика я могу наследником объявить Обаму или еще кого-нибудь. И тебе не мешало бы черкнуть пару слов. Мужу, дочери, в конце концов.
- Я это уже сделала.
- Сегодня?
- Давно.
- Правда?.. Да, тогда ты тщательно подготовилась. Предлагаю сегодня зверски напиться — не каждый день люди отправляются на другую планету. А вообще, идея мне нравится. Видишь, тебя тоже посещают иногда умные мысли, а ты плакалась: «никчемная», «непутевая»..! Будешь моим Вергилием. «Земную жизнь пройдя до середины…»
- Лучше я буду Беатриче.
- И Вергилием одновременно. По четным — Беатриче, по нечетным — Вергилий. Сегодня — восьмое? Значит, ты — Беатриче! Приди ко мне, моя возлюбленная, пока мы еще здесь.
- У тебя на уме только одно. Хоть иногда ты бываешь серьезным?
- Самое серьезное только начинается, а пока можно и пошалить.