No way out (Байки об изгоях)

Автор: Хайта Байки об изгоях. Байка вторая – No way out.

Сказки не стоят веры. «В этом мире нет волшебства».
Зато всегда есть обстоятельства. Как у Стругацких в Хромой судьбе, есть кудесник, который ведает твоей судьбой. Волшебство обстоятельств.
Толик собирался выйти на улицу. Просто пройтись перед сном. Клара Олеговна уже спала в своей комнате. Надев свою любимую футболку с надписью «No way out», он бесшумно вышел за дверь. Дворик был безлюдным, луна – почти полной. Первым делом Толик зашел в магазин, купить пивка. Там, в магазине он и столкнулся с ним. Маленький старичок с залысиной в больших очках. Похож на профессора, который читал у Толика в универе право. Толик столкнулся с ним в дверях, пролепетал «Простите», и они разошлись. Но через минуту Толик услышал за спиной: «Подождите», его догонял этот самый старичок-профессор. Толик остановился и, ожидая развития событий, достал из кармана сигарету. Старичок, подбежав, согнулся, пытаясь отдышаться. Интересно, что ему надо?
- Дайте свою ладонь, - произнес, тяжело дыша, старичок. Толик послушно откинул сигарету и протянул старичку руку, совсем уже не понимая, что происходит. Старичок взял его ладонь двумя руками и закатил глаза, потом произнес скрипящим голосом:
- Тебе известно, кто ты такой?
- Да, - ответил Толик, - я – одинокий фрагмент огромного пазла.
Ответ как-то сам собой слетел с губ, Толик не знал, откуда взялись эти слова. В этом мире нет волшебства. Наверное, нет. Ладонь в руках старичка вдруг замерцала голубоватым светом.
- Так и есть, - проскрипел старичок и, отпустив руку Толика, развернулся, и пошел прочь. Толик немигающим взглядом смотрел ему в спину. Чертовщина какая-то, думал он. Потом, рассмотрев свою ладонь и убедившись, что с ней все в порядке, он решил, что это свечение ему померещилось. А ответ? Глупый вопрос – глупый ответ. В этом мире нет волшебства. Точно нет. Псих, наверное, маразматик какой-то, подумал Толик и решил продолжить прогулку.

Минут через десять он очутился в кафе, поблизости от своего дома. Неплохо бы было заказать водки, чтобы прийти в себя от недавнего странного инцидента. Так он и сделал. После трех рюмок ему стало хорошо и уютно. Он огляделся – зал был почти пуст. За одним столиком сидела парочка, за другим одинокая девушка. Кажется, она плакала. Когда она подняла лицо, Толик понял, что она точно плачет, а еще он понял, что это Ольга – его бывшая одноклассница. Подойти или нет? Вообще-то, они за время учебы в школе почти не общались. Хотя был один прецедент уже перед самым выпускным, когда они всем классом поехали на дачу. Все тогда были ужасно пьяными – вина было более чем достаточно. И они с Ольгой, как-то так получилось, пошли прогуляться на берег озера. А на берегу был ветер и волны, и луна, и огни города на другом берегу. И во всем теле была такая легкость, что срочно надо было за кого-нибудь ухватиться крепко-крепко, чтобы ненароком не взлететь. А рядом только она и ее обветренные губы, и пахнущие ромашками волосы. А потом она ушла, а он еще долго сидел на берегу, обняв руками коленки. Ольга ему почти не нравилась, красавицей она не была, но и страшненькой ее нельзя было назвать. Обычная посредственная внешность. Но в ту ночь он в нее почти влюбился. Только на несколько часов, не больше, на то время, что он стоял с ней и потом сидел один там. Когда он вернулся ко всем и продолжил пить, это прошло. Толик знал, что она поступила учиться с ним в один город, видел ее пару раз. Привет – как дела, и все.
Толик решил все-таки подойти.
- Здравствуй, - произнес он как можно бодрее, - тебе чем-нибудь помочь?
- Толик? – она удивилась и стала вытирать лицо кулачками, Толик протянул ей платок, - нет, все скоро пройдет. Ты не обращай внимания, мне просто надо еще немного посидеть одной.
Что ж, подумал он, нет, так нет.
- Ну тогда я пойду. Счастья.
- Подожди, - выпалила вдруг она, будто испугалась, что он уйдет, - ты можешь… проводить меня? Я недалеко живу. Можешь?
- Да, конечно.

Сначала Толик пытался ее развеселить, тараторил что-то глупое и сам смеялся над этим, она молчала. Тогда он тоже замолчал. В тишине они дошли до ее дома.
- Пришли, - обреченно сказала она, - зайдем в подъезд?
Толик пожал плечами – странноватый сегодня вечер. И они зашли в подъезд. Ольга стояла, переминаясь с ноги на ногу, как будто, что-то хотела сказать, но никак не решалась. Ему надоело.
- Ну, я пойду? – спросил он робко.
- Подожди. Ты можешь мне помочь? Мне надо, чтобы ты кое-что сделал для меня. Можешь?
Толик опять пожал плечами:
- Что именно?
- Понимаешь, - она замолчала, а потом вдруг выпалила на одном дыхании, - трахни меня. Здесь, в подъезде. Мне надо. Очень. Дома нельзя, там мама, поэтому здесь. Можешь?
Она опустила глаза. Веселенький сегодня вечерок, подумал Толик, в очередной раз пожав плечами, свихнулись что ли все разом.
- Можешь? – повторила она, не поднимая глаз.
А почему бы нет, раз уж она хочет? Какая разница, что там у нее произошло? Раз просит, наверное, надо. Тем более, что не такая уж обременяющая услуга.
- Ну ладно, - пробормотал Толик и, поколебавшись, потянулся к ней, чтобы поцеловать.
- Это не обязательно, - сказала она и развернулась, расстегивая джинсы.

Несколько минут Толик безрезультатно тыкался, пытаясь попасть. Спущенные до колен джинсы мешали. Все-таки попал, и очень удивился – она была девственницей. Через некоторое время Толик понял, что она плачет. Смутился, но остановиться уже не мог.
- Только в меня не кончай, - сказала она, всхлипывая.
- Угу, - промычал он в ответ, но пропустил момент и все-таки кончил в нее. Ольга сползла по стене на пол и разрыдалась. И тут Толик понял, что она его ненавидит. Даже не понял, а почувствовал это как-то, и через секунду эта ненависть разорвалась у него в голове приступом ужасной боли. Он выбежал из подъезда, подальше от нее, от ее ненависти, от этой боли. И побежал, чем дальше он удалялся от подъезда, тем слабее становилась боль. А потом все прошло. Ничего не понимая, он доплелся до дома и рухнул на кровать. И сразу же уснул.

Толик распахнул глаза. Поворочавшись, он понял, что под его черепной коробкой осколки битого хрусталя. Лежать бы и не двигаться. Еще хотя бы пару недель. Но надо в универ. Толик понял, что ему предстоит совершить самый героический поступок в его жизни – встать с кровати. Анальгин – единственный шанс на спасение.
- Клара Олеговна, у вас случайно не найдется анальгинчика?
Клара Олеговна – старушка, у которой он снимал комнату – не в пример остальным старушкам, которых знал Толик, была молчаливой. И сейчас она лишь вздохнула, осуждающе покачала головой и пошла рыться в аптечке.
За завтраком, приготовленным Кларой Олеговной голова начала потихоньку приходить в нормальное состояние, и Толик стал думать о вчерашнем. Странно и не понятно, а еще мерзко как-то выглядели вчерашние события. Поэтому Толик решил, что лучше бы их благополучно оставить в покое и по возможности забыть. На основании этого решения он переключил мысли на более насущные проблемы. Сегодня зачет. Вот уже четвертый год он учится на юриста. Четвертый год жизни – в никуда. Что это не его профессия, он понял еще на первом курсе, но необходимость что-то менять и объяснять родителям (отец не представлял его никем другим) его страшно пугала. Поэтому он решил пойти по пути наименьшего сопротивления – доучиться, а там уж видно будет. В конце концов, можно пойти на второе высшее. Да, и не забыть сдать книгу в библиотеку, которую он уже на неделю задержал.

Толик прошел мимо деканата, сзади него хлопнула дверь. Толик замер не оборачиваясь. Ему стало страшно – он вдруг понял, что знает, что из деканата вышел только что Максим Владимирович – зав их кафедрой, и что этот самый Максим Владимирович именно в этот миг ненавидит декана. Он ощутил это также, как вчера ощутил ненависть Ольги. А через мгновение эта ненависть также, как и вчера, разорвалась у него в голове приступом нестерпимой боли.
Толик почти побежал, боль стала проходить. «Что со мной?» - билось у него в голове. Перед глазами возникла табличка – «научный абонемент». Толик вошел, сердце бешено колотилось. Трясущимися руками он протянул библиотекарше книгу. Порывшись в карточках, библиотекарша – старушка в больших очках – стала ворчать: «студеньтики, книгу, блин, не могут сдать вовремя. Неужели так сложно…» Толик не слышал ее, он чувствовал ее раздражение. Чувствовал и боялся, что оно скоро превратиться в нестерпимую боль. Обошлось. Наверное, ее раздражение было не столь сильным.

Домой из универа Толик шел, обходя почти каждого встречного. Он издалека замечал в людях ненависть или даже мелкую злобу и огибал таких по максимально возможному радиусу.
Дома он стал копаться в причинах и следствиях, пытаясь понять, что с ним случилось. В голове возникал образ вчерашнего старичка-профессора. Толик был уверен, что в произошедшем виноват именно он. Таким образом, намечалось две проблемы. Первая – найти этого самого старичка. Вторая – заставить его вернуть все на свои места. «Спаси меня, произнеси заклинание вслух.» Толик понимал, что делает какие-то бредовые выводы. Но разве произошедшее с ним не также бредово? Да, и даже если эти выводы верны, тогда - КАК: как ему найти его и как заставить исправить сделанное?
В дверь постучали. Клара Олеговна крикнула: «Толик, это к тебе.» Выйдя в коридор, Толик понял, что первая проблема отпадает – на пороге стоял профессор-старичок, переминаясь с ноги на ногу.
- Можно мне пройти?
«Как будто у меня есть возможность отказать», - подумал Толик.

Они пили чай на кухне. Толик говорил:
- Я не могу среди них. Мне больно. Кто-нибудь кого-нибудь ненавидит или просто зол слегка, и у меня в голове как будто взрывается бомба. А ведь почти каждый кого-нибудь да ненавидит… а вы… вы страшнее их всех, потому что вы ненавидите всех сразу.
- Почему же ты спокойно сидишь передо мной? Разве у тебя в голове не взрывается сразу миллиард бомб? – старик усмехнулся.
- Нет. От вас такого эффекта нет. Я просто знаю, что вы их всех ненавидите, и всё.
- Это потому что я такой же. Это потому что я свой. Разве ты их не также ненавидишь?
- Я? Нет. Безусловно, не всех.
Они замолчали. Потом Толик произнес тоном ребенка выпрашивающего игрушку:
- Верните, пожалуйста, всё назад. Я не могу так. Мне не надо этого.
- Я не могу. Ты подожди с выводами. Ты пока не научился управлять своими способностями. Скоро научишься. Это ведь дар. Твой дар. Твое отличие от них.
«Я не могу», - отдалось эхом у Толика в голове, а затем еще и еще раз: «Я не могу!» А после большими буквами выплыла фраза: «NO WAY OUT». А старик говорил дальше:
- У некоторых, очень у немногих, как и у тебя есть какой-нибудь дар. Я лишь катализатор, я могу лишь его пробудить. Исправить это невозможно.
Толик понял, что ему с этим жить, никуда он от этого не денется. Что no way out. Толик когда-то видел клип с таким названием. Там куча мужиков бегает за одним негром (кажется, это был Puff Daddy), он ловко обходит все препятствия. Но в конце его загоняют на крышу, и он под прицелами автоматов посылает всех и вся куда подальше. И, раскинув руки, откидывается с крыши вниз. No way out. Ни хрена себе перспективы.
- Я вижу людей такими, какие они есть. Это мой дар. Вот ты сказал тогда: «одинокий фрагмент», так я тебя и видел. А они все… жалкие, как птенцы желторотые, смелые, как львы, подлые, как шакалы.
- Зверинец прям какой-то, - перебил его Толик.
- Вот именно, только волки и овцы, если все упростить. За это я их и ненавижу. Люди должны быть людьми.
- А вы-то кто?
- Откуда мне знать. Я ведь не могу взглянуть на себя со стороны, - старичок картинно развел руками.
- А ты попробуй посмотреть в зеркало, - процедил Толик со злобой.
- Ты слишком горячишься, Толик. Пожалуй я зайду, когда ты обдумаешь всё и обвыкнешься. Дня через три.

Старый советский фильм про школьников. По моему, «Расписание на послезавтра»: «Категория доброты теперь не в моде. Вы заметили, говорят вы интелегентный, энергичный, деловой, даже предприимчивый, но никогда – Добрый.» Уже тогда. Хотя, кто сказал, что тогда хуже, чем сейчас?
Тени стелятся по дорожкам безлюдного парка. И под ногами желтые листья. И запах гари. Озябшие лавочки и тощие стебли фонарей. Парк – единственное место, где Толик мог гулять. Единственное место, где люди со своей суетой и злобой чужие. Где вообще нет категорий добра и зла, есть лишь категории красоты и покоя.

Профессор-старичок появился через 4 дня. Толик, уперев взгляд в стену, хрипел осипшим от никотина голосом:
- Я научился. Как вы и говорили, я научился… я научился их убивать.
- Ты пробовал? – с живым интересом спросил профессор.
- Я не хотел. Так получилось. Она сидела в парке на скамейке, плакала. Ее бросили, понимаете. И она ненавидела себя. Не его, а себя. А мне было больно, я не понимал, что делаю, я просто мысленно переместил бомбу из своей головы в ее. И всё. Откуда вам знать… вы не видели этого. Дар… какой к черту дар, вы сделали из меня чудовище.
- Это… это же оружие. Твое оружие, наше оружие против них, - профессор захлебывался словами, - это наш шанс все изменить. Понимаешь? И не казни себя. Это же зоопарк, зверинец. Это они – чудовища. Настоящих людей ты убить не сможешь. Также, как ты не можешь убить меня…
- Вы уверены? – Толик выстрелил в него взглядом.
Профессор осекся:
- Мы… мы ведь свои. А они чужие. Не такие, как мы. Ты скоро поймешь. Ты всё поймешь, скоро ты станешь их ненавидеть. Научишься. Тебе придется. И тогда твое оружие превратится в ядерную бомбу или еще страшней.
- Значит, я не имею права их ненавидеть. Значит, я буду их любить, - обреченным тоном произнес Толик.
- Дерзай, - усмехнулся профессор, - за всю историю человечества это получилось лишь у одного. Да и тот был сыном Божьим. А мы смертные. «Ибо не ведают что творят» - для нас слабый аргумент.
Профессор замолчал. Толик тоже молчал. О чем говорить? Ясно, что помочь этот старичок ему не может, и несет он какой-то бред. Что ж, один, так один. Прорвемся.
- Ну я пойду, - промямлил профессор. Толик закрыл за ним дверь и долго стоял, оперевшись о нее лбом.

«И ты будешь волков на земле плодить»,
А я буду кормить овец.
И посредь этой бойни нам с тобой жить
И прятать предательский стук сердец.
Заготовки пластичны, рецепт прост:
Злоба, ненависть, жажда, страх.
Клочья шерсти, дорожки слез,
Привкус подлости на зубах.
И тебе надоест, и ты скажешь: «Хватит!»
Но тебя не поймет зверьё,
И желая хоть что-то, хоть как-то исправить,
Ты придумаешь дробь и ружьё…

Когда он, наконец, обернулся, то увидел, что в проеме своей комнаты стоит, разглядывая его, Клара Олеговна:
- Не общался бы ты с этим человеком. Плохой это человек. Не хороший.
Толик, кивнув, прошел в свою комнату.
- Ох, не к добру это, - изрекла она ему в спину, - не к добру.

Башня. Высокая-высокая. От которой разит стариной, грозой по ночам и одиночеством. Одинокое окошко на самом верху, и тусклый свет свечи. А рядом море. Наверное, когда-то раньше это был маяк. Наверное, раньше это была чья-то надежда и дорога домой.
А теперь там, за окошком, стоит человек и смотрит на дождь и волны. И идти ему некуда, и нет у него никакой надежды.
Толик уже неделю никуда не выходил из дома – боялся. Боялся и их и себя. Слава богу, Клара Олеговна такой божий одуванчик – ни одной вспышки злобы.
Вообще-то Толик давно привык к одиночеству. Друзей у него не было. Вернее, были, но все они остались там после школы, а он приехал сюда. А с людьми он сходился сложно, поэтому здесь как-то не получилось у него найти даже хотя бы хороших приятелей. Он привык быть одиноким. Но сейчас он не просто был одиноким, он сознательно делал себя таким. Раньше у него хотя бы были прогулки по парку. Теперь – только его комната, кухня и ванная с туалетом. Теперь только стены и окна, за которыми падают желтые листья, крики птиц и всё чаще дождь.
Башня. Высокая-высокая…

Однажды ночью Толик проснулся, и у него по коже побежали мурашки – над ним стояла Клара Олеговна, скрестив руки на груди и вскинув голову к потолку, бормотала непонятные слова каким-то чужим, страшным голосом. Толик даже сказать ничего не смог, просто лежал и наблюдал, вдавливаясь глубже в кровать от страха, рядом на тумбочке горела свеча. Наконец, это прекратилось.
- Ты порченный, - сказала Клара Олеговна уже вполне нормальным голосом, - как же я раньше не заметила? Теперь уже поздно. Теперь я не могу помочь.
Затем она задула свечу и исчезла.

Поворочавшись после того, как ушла Клара Олеговна еще часа два, Толик понял, что заснуть не сможет. До рассвета оставалось часа полтора. В такое время редко кто гуляет, тем более по парку. Толик решил, что больше не выдержит этих стен, что ему просто необходимо прогуляться.

Редкие пятна фонарей и скелеты деревьев, уже почти голые.
- Привет, - вдруг услышал он.
Из темноты, из ниоткуда к нему выпрыгнула девушка:
- Я знаю, ты хороший. А мне страшно тут одной.
Короткие белые волосы, спутанные в игривом беспорядке, легкая синяя кофточка, голубые джинсы и детские большие глаза.
- Погуляй со мной, - сказала она и взяла его за руку.
Толик даже не удивился. Наверное, он вообще разучился это делать. Девушка в парке в предрассветный час хочет с ним погулять – почему бы и нет? Тем более, что потрясающе красивая девушка. Они молча пошли по алее, взявшись за руки. «Что ж, - подумал Толик, - будем ждать дальнейших кудес». Только дальнейшие кудеса ему понравились не очень, вернее, очень не понравились.
Он почувствовал их раньше, чем увидел – хищники в поисках добычи. Жаждущие бить, резать и рвать. Двое сзади и двое спереди. Надо бежать. Он бы так и сделал, если бы рядом не было ее, она убежать не успеет. Он понял, что останется, хотя знал, что ничего не сможет сделать, что упадет и будет на земле корчиться от боли, уже подступающей к нему. Нет, сможет. Он их убьет. Он твердо решил, что убьет их. Он ведь теперь умеет это.
- Не бойся, - сказала она, когда фигуры впереди стали видны. За сотню метров смердящие злостью, сжимающие в руках что-то холодное и страшное.
- Ничего не бойся, - повторила она.
И фигуры замерли. Запах злобы исчез. А через секунду фигуры развернулись и бросились бежать. Зазвенели упавшие на асфальт ножи.
- Меня Светой зовут, - сказала она улыбнувшись ему, - теперь все будет хорошо, ты больше не будешь один. Я отведу тебя к своим. К таким же, как ты, к таким же, как я.
И она потянула его за собой. Он послушно плелся, ничего не понимая. Ему хотелось хохотать или рыдать. Наверное, это истерика. Или счастье.
«Ты больше не будешь один».
Башня. Высокая-высокая. И вдруг на горизонте появляется корабль. Он знает, что это за ним. И не важно что его там ждет, назад он уже никогда не вернется.

**
Старик поднимался по ступеням тяжело дыша. Дверь открыла старушка. Кажется, ее зовут Клара Олеговна.
- Что вам надо? – спросила она, гневно блеснув на него глазами.
- Могу я увидеть Толика?
- Нет. Уходите, - бросила она ему яростно, но тут же поникла, опустила глаза в пол и пробормотала еле слышно, - Толика уже третий день нет. Я ничего не могла сделать. Уходите.
И он ушел.. он шел по незнакомым улицам, шурша желтыми листьями. Куда он шел, он не видел. Он думал о них. О тех, кого он превратил. Где они все? Света. Девчонка, которая вселяла во всех находящихся рядом животный беспричинный страх. Олежик. Совсем еще мальчик, лет шести, который умел заставлять людей делать, что захочет. И много других с такими же странными и страшными способностями. Все они бесследно исчезали. А теперь и Толик. Что с ними стало? Много ли путей у изгоев? Старик надеялся, что они все таки нашли свой. И пусть этот путь будет верным.
«Значит я не имею права их ненавидеть, значит я буду их любить», - крутилось у него в голове. И его собственный ответ с усмешкой – «Дерзай!»

Хайтаврик 2003-2004