Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Было дело:: - Рабочая версияРабочая версияАвтор: Голем (По мотивам фильма "Расёмон", реж. Акиро Куросава)* * * Участковый Лазутин, утерев пот с лица, осторожно повернул набок голову потерпевшего. Громадный кровоподтек на виске тридцатилетнего водителя маршрутки Тебенадова наводил на мысль, что пострадавший надолго отключён от действительности. Надо бы врача, в чувство человека привести... но врач пока что не прибыл. Неотложка проходила ежесуточный квест «Пробейте пробки!». – Никому из дома не выходить. Приготовить паспорта и документы! – по-военному отрубил Лазутин, не вдаваясь в точность формулировки, и жильцы семикомнатной коммуналки уныло разбрелись по пещерам. Чего тут мудрить – бытовой конфликт, размышлял участковый, пробираясь по извилистому коридору, заставленному тазами, лыжами, корзинами и прочей бытовой дрянью. Сейчас доберёмся до сути, строго предупрежу или в отделение отправлю с объясниловкой – и в тридцать вторую, на задержание. Закрывать смутьяна придётся. Опять Нежигайло воду мутит, бороздя берега Фонтанки с плакатиком «Голосуй Против Всех!». Бог, что ли, поскорее прибрал бы старого звездуна... постучав, Лазутин распахнул дверь и вошёл в одну из комнатёнок, самое начало коммунального пандемониума, если считать от прихожей. – Я, дяденька, нечаянно – дядю Веню! – раскололась, всхлипнув, восьмилетняя Галка, и Лазутин внутренне подобрался: вот он, момент истины! Преступница продолжала: – Дядя Веня, как напьётся, боком в туалет пробирается и мебель со стен по дороге сбрасывает. К фигам, это мама так говорит. И кричит по дороге всякое… Поразмыслив, второклассница решила подробнее не цитировать Тебенадова. Лазутин попросил девочку успокоиться, и Галка тут же выложила подробности: – Я только за дверь, и – бах! Он, весь такой, головой в стенку – тресь! Баба-Ираида, такая – ой-й, Боженьки! Лампочку-то в коридоре Петрович вывинтил, не видать ни хрена! Ой, простите, это мама так говорит... Петрович у нас запасливый. Говорит, на вас, жильцов туевых, не напасёшься, у меня целее будет. Он лампочки в вату кладёт, как ёлочные игрушки. А меня арестуют? Я тогда мишку с собой возьму и куклу Катьку, а маме скажу, что в булочную! Чтоб она на вас не ругалась... Посопев, Лазутин встал и закрыл блокнот: – Посиди пока в комнате. Никому не открывай! Я с твоей мамой поговорю… – Так-то он смирный, Венька! Дурной только, если выпьет. Свезло мне с соседушкой... помню, аккурат перед обедом сковородку с общей кладовой забирала. Иду на кухню, а он по стеночке навстречу шуршит. Да ясен пень, на стакане! Выходной у него, таксёр же – сутки через двое. Огреет свежую поллитру и гудит, как самовар! Прохожу мимо, чувствую – вместо стеночки меня за сиську хватает! Простите. Я и отмахнулась от него, сковородкой-то… машинально, прости Господи! Пьяный Венька вечно мне проходу не даёт. Потому что я ему не даю… ой, простите, это лишнее... то есть, личное. Вот. А потом, слышу: развернулся он от удара, грохнулся мордой в стремянку, и на пол – брык! Куда ему сковородкой-то прилетело? Да почём мне знать! Доигрались в дочки-матери... тут Галка моя чего-то ринулась в коридор. Двери в комнату приоткрыла, светлей в коридоре стало. Гляжу, а он не шевелится… ой, страху-то! Я и побежала вам звонить, Иван Никодимыч. Не знаете, за Веньку много дадут? Галку только-только на продлёнку пристроила. Работу поприличней нашла, недалеко от дома… аааа-ааа… ыыы-ыы... – Не реви, Томка! Никто тебя не посадит, – с досадой сказал Лазутин. Он убрал блокнот и зашагал по коридору к соседней двери. На стук инспектора дверь мигом распахнулась, и в щель просунулась растрепанная старушка. Подслеповато стрельнув глазками в обе стороны, жиличка бойко втащила инспектора за рукав. – В Веньке Тебенадове бес сидит! – убеждённо сказала Ираида Афанасьевна, былая труженица вредного производства. – В ванной пол обоссыт, а не вытрет, как ни проси! И свет на кухне не гасит. Сегодня с ним опять поругались. Я свою стремянку от Семён-Петровичевых дверей назад хотела переставить, Петрович вечно норовит её уволочь. Гвозди в пол мне вколачивает, чтобы я ноги рвала... тут Веньке-то стремянка и помешала! В Семён-Петровиче? Не бес, а легион в нём бесов сидит! И тут я, старая, согрешила. В дверь выглядываю, что-то тёмное шевелится, и будто – с рогами... ну я, с молитовкой Ксении-избавительнице, возьми и стукни с перепугу! Чем стукнула-то... а-а, я ж бельё гладила! Утюжок чугунный, сестра на Рождество подарила. Им и поднесла Веньке, прости-Господи душу грешную! Ну, мне-то, старой, в тюрьме долгонько не усидеть. Сквозняки у вас. Сырость, небось. Постирать негде… – Побудьте у себя, Ираида Афанасьевна! Я ещё зайду… если потребуется, – произнёс Лазутин с натугой. Перевёл дух и вышел на кухню, перекурить. Пора было связать концы с концами… но на табурете возле окна сидел одетый в красную майку с надписью "Долги отдают только трусы!" и застиранные треники небритый, грузный старикан, отсалютовавший инспектору засаленной поварёшкой. – Вы будете... э-э, Семён Петрович? – спросил Лазутин, заглядывая в блокнот. – Дак, а что? Седьмой десяток – Семён Петрович! Но Веньке я и трезвому бы рёбра пересчитал. Регулярно, гад, суп отливает… мой, конечно, а чей ещё! Не Ираидины же помои. Я уже дважды на стене кастрюли рисочку помечал. Посижу-послушаю, выйду-проверю – нате, нет уже пол-тарелки! Вот Бог его и наказал. Я стремянку Ираидину выталкиваю из комнаты, а Венька мимо шарашится. Ну и хлобысь, пьяная харя, мордой-то своей – прямо в стремянку! Только мне, гражданин участковый, не прёт херачить в тюрьму… непредумышленное отсиживать, если Венька, гад, надумает кони двинуть! Чего в коридоре так темно? Так Ираида ж лампочки бьёт! Только вкручивать успеваю. У меня неприкосновенный запас, ага. На сорок метров одна лампочка – разве не достаточно? Сороковатка… слабовато? А экономить нас зачем призывают? Тамарка, лахудра белобрысая, на телефоне по часу треплется – а мне, может, дозвониться не могут! Кому надо? Да никому уже не надо, я на пенсии третий год… но всё-таки, дело принципа! Куда вы, гражданин инспектор? Мне что, в наручниках придётся идти? Так я другие брюки надену, попроще. Треники штопанные, но пару лет ещё простоят… . – Ну, что там с бытовым, Лазутин? Реальный трупешник? – участливо поинтересовался дежурный по отделению. – Живой, слава Богу! – отмахнулся Лазутин. – Только бессознательный... бытовая травма. Отправили по скорой, Мариинка сегодня дежурит. Криминала никакого. По показаниям соседей, зацепился спьяну за половицу, да и хряпнулся виском о кухонный стол! Такая, понимаешь ли, рабочая версия… – Да уж, по пьяни чего не бывает! – со знанием дела отозвался дежурный. – Рули теперь на Фонтанку! Нежигайло там с утра жжёт и рушит… Теги:
-2 Комментарии
#0 16:48 02-05-2014Михал Мосальский
Язык повествования весьма скуден. Не атмосферно совершенно. А первое предложение и вовсе непонятное для интерпретирования Участковый Лазутин Долго пот утирал. Осторожно в согнутьи На паласе насрал. Было дело, конешно, И секир-голова, И теперь он неспешно Очень ходит едва. Мосальский, будьте логичны: атмосферность коммуналки как раз и не предполагает развёрнутой языковой стилистики.. за языком - в другие мои креосы.. Ив Ив, Вам далеко до Файки - надеюсь, заглянет Файки и разгромит Ваши жидкие постулаты.. #2 Милый друг, "атмосферность коммуналки как раз и не предполагает развёрнутой языковой стилистики.." - лучше бы ты этого не писал. Надеюсь, понимаешь почему.. Михал, я ещё с тобой в догонялки смысловые буду играть, урло ты беспомощное.. Выебываться - ума не надо, а толково написать не каждый может Надеюсь, понимаешь почему.. многозначительно сказано.. видно, не для средних умов. #2 Полагаю, тут добавить будет нечего. Сие есть аксиома. Хуета лубочная. Вот как не стыдно? Кто все эти Маринки, Семены Семенычи, пробегающие перед глазами без всяких отличительных характеристик? Настоящий писатель всегда внимателен к деталям а кто его пизданул-то? раскас старый, Лёва.. самому показалось любопытным вернуться к нему. Гриша, это же очевидно - его пиздячила коммуналка.. блять не допер. восточный экспресс. Еше свежачок Когда молод в карманах не густо.
Укрывались в полночных трамваях, Целовались в подъездах без домофонов Выродки нищенской стаи. Обвивали друг друга телами, Дожидались цветенья сирени. Отоварка просрочкой в тушке продмага.... Однажды бухгалтер городской фирмы Курнык поссорился с Черным Магом Марменом. Мармен был очень сильным и опытным.
И вот Черный Маг Мармен проклял Курныка. Он лелеял проклятье в глубине своего сердца целый месяц, взращивал его как Черное Дитя – одновременно заботливо и беспощадно.... Поэт, за сонет принимаясь во вторник,
Был голоден словно чилийский поморник. Хотелось поэту миньетов и threesome, Но, был наш поэт неимущим и лысым. Он тихо вздохнул, посчитав серебро, И в жопу задумчиво сунул перо, Решив, что пока никому не присунет, Не станет он время расходовать всуе, И, задний проход наполняя до боли, Пердел, как вулкан сицилийский Стромболи.... Как же хуй мой радовал девах!
Был он юрким, стойким, не брезгливым, Пену он взбивал на влажных швах, Пока девки ёрзали визгливо, Он любил им в ротики залезть, И в очко забраться, где позволят, На призывы отвечая, - есть! А порой и вычурным «яволем»!... Серега появился в нашем классе во второй четветри последнего года начальной школы. Был паренёк рыж, конопат и носил зеленые семейные трусы в мелких красных цветках. Почему-то больше всего вспоминаются эти трусы и Серый у доски со спущенным штанами, когда его порет метровой линейкой по жопе классная....
|