Ганнибал Лектор против Чужого и Хищника (II)

Автор: Владимир Павлов Нечего и говорить о моем потрясении. Почему-то мне не хотелось сразу звонить в службу безопасности, возможно, из желания сохранить у себя нож. Профессор Морфеус, которому я позвонил с просьбой о «консультации», узнав, в чем дело, пригласил меня к себе домой.
– Покажите мне его! – попросил он с порога вместо приветствия. Я протянул ему нож.
Мы вошли в комнату.
– Садитесь, – показал он мне на кресло.
– Разве агенты безопасности носят такие ножи?
– Нет, – отозвался он, не отрывая взгляда от клинка. Вы прочли год изготовления? А я прочел. Две тысячи тринадцатый. Антиквариат. Полицейские ведь не ходят в латах, как вы думаете, Нео? – Профессор отложил нож. – Рассказывайте.
Когда я закончил, он вдруг лукаво улыбнулся:
– А хороша была девушка, не правда ли? Честно говоря, я вам завидую.
– Зачем ей пропуск на Литургию? – осмелился я спросить.
– Это вам нужно у нее спросить. – Профессор понизил голос: – Возвращайтесь в храм. Займите тот же номер. Возможно, она вернется за своим ножом. И, прошу вас, Нео, будьте осторожны. Кто знает, в какую бездну мы заглядываем.
– Хорошо, профессор. Но ответьте, зачем? Я понимаю, что в лице этой дикарки мы сталкиваемся с целой сектой, что на меня ложится долг предотвратить… Или наоборот… – У меня в груди все кипело. Профессор напряженно кивал. – И почему вы ничего не рассказывали нам об этой секте… я, как историк…
– Господи, Нео, чего вы так разволновались? – он принужденно рассмеялся. – Говорите потише, мой наивный друг. Вас что-то не устраивает в существующем строе?
– А…вас?
Мы впились друг в друга взглядами.
– Проклятое чувство, когда не знаешь, спишь ты или проснулся… – отвел он глаза. – Живешь ты, или уже умер…
– Может быть, идя на это свидание, я должен позвонить куда следует? – Он растерянно пожал плечами. Устыдившись своего малодушия, я продолжил с жаром: – А, вы не знаете? Учили нас, пребывая в младенческом неведении? И вы хотите сказать, что, когда проводите меня, не наберете знакомые цифры?
– Говорю же вам, Нео! Я никогда не сотрудничал… Мне это не нужно было… И…кто вам сказал, что эта девушка – не агент?
Мне вдруг стало совестно за свое подозрение, и я решил последовать его совету:
– Простите, профессор… Я схожу туда. Но… Вы хотите сказать, что сотрудники службы безопасности нарочно рядятся повстанцами, чтобы провоцировать юных ребят?
– Надо же, вы и про повстанцев знаете…
– Я все-таки ведь историк.
Он нервно рассмеялся.
– Вы такой же историк, Нео, как я балерина. Не обижайтесь: я и сам не историк. Неужели вы верите, что та подкрашенная водичка, которой вас накачивали, в самом деле вино истины?
– А…у вас есть настоящее вино, профессор?
– Может быть, пара капель… Но вряд ли они вас устроят. Проснитесь, Нео. Вы увязли в Иллюзии. Идите за белым кроликом.
– За каким белым кроликом? – изумился я.
– Так… Не обращайте внимания. Принимаю мескалин, и порой меня плющит.

Морфеус оказался прав. Когда я уже собирался выходить из кабинета, дверь распахнулась, и моя голова сжалась от ужаса: вошла она.
– Западня, – произнесла девушка полушепотом. – Как же я не догадалась…
Ее правая рука дернулась к сумочке. В этот момент я увидел на ее плече ожог или шрам, по очертаниям похожий на кролика.
– Да нет, же, нет! – крикнул я. – Я здесь один, совершенно! Вот, возьми свой нож. Прошу тебя, выслушай хоть минуту! Знаешь, я только что от профессора, который преподавал мне мой предмет – историю. Так вот, он признался, что знания, которыми нас поили, – подкрашенная водичка по сравнению с настоящим вином – вином истины, которого я за двадцать два года своей жизни не пригубил ни разу! О, на твоем лице я вижу насмешку, да пожалуй, и смешон я со своими нелепыми расспросами… Ведь ты можешь оказаться провокатором… Но, прошу тебя, не уходи, дай мне хоть глоток того вина, хоть глоток той свободы – настоящей свободы, когда люди не бояться носить оружие и плевать в лицо разврату и его апологетам!
Девушка впервые широко улыбнулась:
– Ты с таким пафосом это сказал. – И сразу посерьезнела: – А кто мне поручится, что сам ты не провокатор? И есть ли тебе чем платить за то вино истины и свободы, что ты, как тебе кажется, жаждешь пригубить? Знаешь ли ты, что многие платят жизнью?

Я что-то беспомощно лепетал – что я мог ей сказать? – но она не слушала. Не говоря более ни слова, девушка вышла из номера. Я догнал ее на улице и зашагал рядом.
– Ну, что ты привязался ко мне! – вдруг воскликнула она сердито. – Я помолвлена, и, даже если ты даже будешь принят в нашу общину, не вздумай на меня смотреть как на женщину, инструктор со смешным именем, которое я успела забыть.
– Хоть меня это и огорчает, обещаю больше не повторять своей нелепой попытки смотреть на тебя так. Как партизаны во время войны с Гитлером не…
– Ты знаешь о Гитлере? – Она глянула на меня с удивлением. – Пожалуй, ты не так глуп, как показался вначале. Не знаю, что ты там себе вообразил о нас и о нашей жизни, но поверь, сейчас времена еще и похуже, чем те. И не жаль тебе своей нелепой бараньей жизни?
– Позволь мне самому распоряжаться своей жизнью, – изобразил я обиду, пытаясь скрыть страх.
Я все еще не верил до конца в происходящее, мне казалось, что я лишь играю роль, что мне как историку нужны сведения о партизанах.
– Да как ты не понимаешь, что твоей жизни у тебя уже не будет. Оглянись вокруг. Сплошь – одно процветание и изобилие, никто ни в чем не нуждается. Но что-то не так в этом мире, и ты ощущал это всю жизнь. Это то чувство, которое привело тебя сюда. Ты хочешь узнать истину? Ад везде. Он вокруг нас. Даже в твоей голове. – Она схватила меня за руку и провела ребром ладони по запястью. – Вот здесь. Число Зверя. Ты можешь не чувствовать его, когда идешь на работу. Когда заигрываешь с ученицами. Платишь налоги. Ходишь в церковь. Но ад всегда рядом, и он тебя не отпустит. А если тебе вдруг удастся вырваться из той тюрьмы, в которой ты был рожден, ты станешь дичью, на которую уже спущены собаки.

Мы поднялись на станцию метро, и в момент прохождения турникета она плотно прижалась ко мне, так что турникет мы прошли вдвоем. В поезде она мало говорила, отделывалась общими фразами, больше изучала меня, следила за каждой переменой в моем лице.
Она назвалась: Ольга, – это прозвучало, как забытая прекрасная мелодия, настолько мой слух отвык от русских имен. Ольга спросила номер школы, где я работал. Условились о встрече завтра, у ворот школьной ограды.
– Да неужели же я не получу никакой книги до завтра! – обиделся я.
Девушка заколебалась.
– Я…могу тебе дать книгу, которую читаю сама. Это сказки Джанни Родари. Надеюсь, не надо говорить о том, что не стоит читать ее в общественных местах. Стань с этого момента хитер, как лиса, мудр как змея, незаметен как мышь… И никому не доверяй. Как много славных людей погибло из-за доверчивости! С Богом!

Я лег спать лишь около четырех ночи – не мог оторваться. История о храбром Чипполино свершила во мне ту роковую перемену, когда ты и разыгрываемый тобой персонаж вдруг меняются местами. В моем теле проснулась другая личность, столь же чуждая окружающей действительности, сколь родна ей была предыдущая. Как назло, выспаться не удалось: спозаранку ко мне ворвалась Тринити и принялась распекать за то, что я от нее вчера ушел.
– Бьюсь об заклад, что ты поехал в клуб! – она сильно хлопнула меня по руке. – Верно? Ну и свинья же ты, Нео! А ведь я могла так же поступить, но прождала тебя весь вечер, как дура. Ладно, я широко смотрю на вещи. Собирайся, перед уроками заедем ко мне.
– Дорогуша, мне сейчас совсем не до этого, – выдавил я с досадой. – Именно сейчас нет никакой возможности.
– А что такое? – вскинулась она. – У тебя с кем-то свидание? Я же не против творчества втроем…
– Хорошо, – ответил я, помолчав. Странная и дерзкая мысль мелькнула у меня. – С тем условием, что все произойдет в необычной позиции.
Она радостно согласилась.
Только мы переступили порог ее квартиры, она скинула легкую блузку и стала расстегивать бюстгальтер. Я связал ее, подвесил вниз головой, раскрыл Сказки Джанни Родари и, не обращая внимания на протесты, принялся читать, негромко, очень медленно, тщательно артикулируя. Для меня было неожиданным, насколько выразительными могут быть слова древних книг. Моя ученица покраснела, как синьор помидор, дергалась и визжала, как девочка-редиска, – как все-таки велико воздействие художественного произведения!

Кое-как дождавшись окончания рабочего дня, я прошел через турникет и сразу приметил молодого мужчину среднего роста, который пристально смотрел на меня.
– Вы – Нео? – тихо спросил он по-русски.
– Говорите по-английски, – зашипел я на него. – Не надо привлекать к себе внимания. Как вы меня узнали?
– Меня зовут Иван Камазов. Вашу внешность мне подробно описала Оля.
– А вы ей – кто? – вырвалось у меня невольно.
– Жених, – ответил он сухо. – Пройдемте в школу, за мной тут идут по пятам. Только приобнимите меня у турникета, а то…
– Ну, да, ну, да, у вас же нет личного номера…
Комната для учителей оказалась свободной. Едва мы присели, он снова встал и подошел к окну.
– Агенты безопасности, – объяснил он свое беспокойство. – Они повсюду. Впрочем, вы можете уйти, я не имею права подвергать вас риску…
– Нет уж, я останусь. – Я с ненавистью поглядел на макет старинного антигравитационного корабля «Навуходоносор», стоявший на полке. – Говорите, что вы хотели мне сообщить.
Я вздрогнул: в дверь энергично замолотили.
– Служба безопасности! – заорал тяжелый бас. – Открывай немедленно!
Пришлось подчиниться. В комнату ввалились двое в форме агентов и немедленно нас скрутили. Одни из них, безобразно бородатый, с медвежьей силой ударил меня под ребра.
– Признавайся, кто это такой! – рявкнул он. – Кого ты тут укрываешь?!
– Мы тут…авиамоделированием занимаемся, – выдавил я, кряхтя от боли. – Он меня самолетики научил делать.
– Послушай, – начал здоровяк жутковатым полушепотом. – То, что мы сейчас с тобой сделаем, похуже всех пыток древней инквизиции вместе взятых. Это опасный преступник! Признавайся, что он хотел тебе передать, и мы сохраним тебе жизнь!
– Все дело в самолетиках, – заблеял я срывающимся голоском. – Он меня обещал «Навуходоносор» научить делать… Это законопослушный гражданин…
– Инспектор, это бесполезно, – заключил здоровяк. – Доставайте робота-скорпиона. Сейчас скорпиончик проникнет в твой организм через пупок, смельчак, и ты все выдашь!
Тот, кого назвали инспектором, тоже бородатый, седой, пониже и пошире в плечах, достал что-то из рюкзака, но в глазах у меня потемнело, и сознание на минуту покинуло меня. Очнулся я от хохота над моей головой. Мне развязали руки и объявили, что это была проверка, которую я, молодчина, выдержал. Хорошее начало знакомства, ничего не скажешь! Возмущаться, однако, не было времени: Иван объявил, что Оля ждет меня на Южном кладбище, чтобы рассказать больше.

Оля широко заулыбалась, завидев меня. Мы нашли старый могильный памятник со столиком и скамейками, на которые и присели.
– Этак сердце может разорваться, – буркнул я.
– Как ты хочешь, чтобы мы принимали новичков? – сразу посерьезнела девушка. – Кстати, ты поел? Напрасно. Неизвестно, когда сумеешь это сделать в следующий раз.
– То есть как…я уже завтра не выйду на работу? – спросил я пересохшими губами.
– Нет, ты еще успеешь переселиться. Если хочешь, сегодня я могу познакомить тебя с товарищами, но только вечером.
Девушка стала рассказывать о событиях вековой давности: распаде Евросоюза, экономическом кризисе, войне Америки против Египта, на стороне которого выступили другие мусульманские государства, последовавшим выходом одного за другим Штатов из США и выдвижении на папский престол Антихриста, буквально за десять лет проделавшего стремительную карьеру от уездного пастора до предстоятеля совета епископов. Тогда же, по совету духовного главы католичества, была введена виртуальная валюта и индивидуальные номера, что позволило Европе выйти из кризиса.
– Какой Антихрист? – вздрогнул я.
– Тот, на кого вы молитесь, кто правит сейчас тремя четвертями мира, Святейший, Пресвитер Иоанн. Отец Ганнибал, духовный глава нашей общины, рассказывает, что и не человек он вовсе. В незапамятные времена прилетели на землю два пришельца: Хищник и Чужой, и стали они бороться, не выпуская друг друга из смертельных объятий, и так скатились в глубокое ущелье, и закидало их камнями, и прошли миллионы лет, а они все боролись, сцепившись, и, наконец, проросли друг в друга и образовали симбиотический организм, очень напоминавший человека. Но это настолько попахивает провинциальным «Макбетом», что лично я… не верю.

До западной окраины города мы добрались, по настоянию Оли, в разных поездах. Защелкнув на моей руке тяжелый, будто свинцовый браслет, как она объяснила, делающий меня невидимым для аппаратуры слежения, девушка повела меня вдоль изгороди, состоявшей из частых столбиков и четырех рядов проводов под напряжением. За одним из кустов пряталась глубокая канава, по ней мы и пробрались. Мои легкие жадно вбирали дыхание вытянувшегося пространства. Не буду занимать время описанием нашего нескончаемого пути по полям и перелескам. Чужак вряд ли бы смог миновать хитроумную систему ловушек, да и сам лагерь – бывшие доты – издалека напоминал нерукотворные холмики. В землянке, куда мы спустились, были бревенчатые стены и металлическая печь. Насмешливо-внимательные взгляды «товарищей» разрезали меня на кусочки, и каждый кусочек оценивали, взвешивали. Помимо знакомых мне лиц, за столом сидели две женщины и одетый в черную рясу мужчина с немигающим взглядом и длинной улыбкой.
– Вы все…в таких черных одеждах, – сказал я первое, что пришло в голову.
– А зачем покойникам наряжаться, – усмехнулся Сан Саныч, тот самый здоровяк, который меня допрашивал, и, видя мой испуг, занемог от смеха. Все поддержали его припадочным хохотом.
– Товарищи, это Нео, – спохватившись, представила меня Ольга. – Нео, слева направо перед тобой Сан Саныч, Иван Камазов, дед Гаврюша, отец Ганнибал Лектор, Марго и Эовин.
Марго, как я мог разглядеть в зыбком свете лампад, была обворожительной девушкой: вся сотканная из плавно перетекающих друг в друга изгибов, она трепетала множеством настроений, приобретавших на ее востреньком лице тысячу оттенков. Эовин – женщина неевропейской внешности, но строгой, античной красоты тела, с вытянутыми и заостренными кверху ушами. Ее ниспадающее до земли серое платье украшал вышитый геометрическим орнаментом пояс.
– Пудинг, это Алиса, – посматривая лукаво и вызывающе, проговорила Марго, – Алиса, это пудинг. Позвольте, я отрежу от вас кусочек, товарищ пудинг?
Я застыл с открытым ртом, не зная цитаты. Все прыснули.
– Не сердись на товарищей, Нео, – совершенно не моргая, произнес тот, кого назвали Ганнибалом Лектором, духовный глава общины. Воцарилась тишина. – Они не над тобой смеются, а просто потому, что жизнь, вообще-то, не очень весела, и надо ценить каждый миг веселья. Ты еще можешь уйти, с тем обязательным условием, что тебе сделают промывку памяти (всего лишь пятнадцать сеансов ЭСТ). Ответ зависит от тебя, никто на тебя не давит, и никто не будет смотреть косо, если ты надумаешь уйти. Насильно мил не будешь. Решай.
– Я остаюсь, – ответил я, облизнув пересохшие губы. Сидящие за столом смягчились, заулыбались. – Я теперь останусь здесь?
– Еще нет. Ты пока еще заклеймен числом Зверя и можешь помочь нам в мире. Когда твое пребывание там станет опасным, мы переведем тебя в разряд покойников.
Ганнибал Лектор встал, остальные последовали его примеру. Все перешли в восточную часть общего зала, отделенную завесой из костей и черепов, которые свешивались на нитках. Отец Ганнибал и Сан Саныч скрылись в алтаре. Девушки ловко и незаметно зажгли свечи перед иконостасом. По совершении всенощной наставник подошел ко мне и сказал, не мигая:
– Если у тебя еще есть вопросы, брат Нео, мы можем пройти в мою келью.
– Я увидел в молельной не только христианских святых, но и буддийские изображения…
– Пойдем.
Узкий тоннель из алтаря привел нас в другую землянку, обвешанную иконами и свитками.
Он указал мне на табуретку, устроился поудобней на обитом железом сундуке и заговорил, негромким, но четким и выразительным голосом:
– Я принадлежу к той вере, которая равно чтит и Христа, и Будду. Но не Библия и не Кхудакка-никая для нас основа. Краеугольный камень нашего учения – книга сказок Джанни Родари.
Пропущу теологическую часть его рассказа, ибо ничего не понял, хотя и проникся благоговейным трепетом. Отец Ганнибал скрылся в кладовке и с величайшей бережностью вынес странную маску с вставленными в отверстие для рта металлическими прутьями.
– Эта маска раньше изолировала убийцу. И этим убийцей был я. Каннибализм увеличил мою жизнь вдвое, если не втрое. Но зато муки совести возросли стократно. Все началось с того, что я отгрыз ухо одному исповедовавшему меня священнику.

Мы немного помолчали, словно завороженные извивающимся огоньком лампады. Из сумерек глядели праведные лица. Казалось, стены вот-вот расступятся, открывая такие же кельи с лампадами и с двумя собеседниками, и лампады станут звездами, и пространство закрутится в бесконечную спираль галактики.
– Отец Ганнибал, – смущенно пробормотал я, – что же это, вы и буддийские обряды совершаете?
Он кивнул.
– Но…есть ли у вас такое право? Или один и тот же человек может быть и священником, и ламой? Я понимаю, что советь выше закона, но…вдруг через много лет вас назовут еретиком и все, что вы совершили, будет опорочено, а люди которые у вас учились…например, Оля… Она ведь благоговеет перед вами! В том, что она говорит, я узнаю ваши слова, ваш пример…
– Что ж это ты так недооцениваешь Олю…
– О, я не о том! – торопился я высказаться. – Людей, которые у вас учились, – их тоже назовут еретиками, обесценят их подвиг… Разве они этого заслужили?
Наставник развел руками:
– Что я могу сказать тебе, мой мальчик? Да, и такое может случиться, ведь мы не знаем меры узости и злобы через сто лет. Но, если подразумевать в узком смысле законность, то и тогда христиане не могут называть меня самозванцем: я был утвержден в чине иерея согласно порядку, установленному Его Святейшеством Бенедиктом XVII. Что касается буддизма… Лама – не тот, кто имеет благословение Далай-ламы, а тот, кто проповедует Благое Учение и морально чист, но и это благословение у меня есть.
Я продолжал задавать вопросы, один другого глупее. Например, я спросил, кто будет священником Церкви сопротивления после его смерти. Прозвучало имя Ивана как возможного претендента, и тут я брякнул:
– Это правда, что Иван – Олин жених?
Наставник заметил краску смущения на моем лице и улыбнулся:
– Да, правда. А ведь в том, что ты к нам пришел, симпатия к девушке сыграла некоторую роль?
Я кивнул, стараясь не смотреть ему в глаза, и вдруг ринулся напрямик:
– И что же мне теперь делать? Избегать ее?
– Ну, не то, чтобы избегать, – возразил он с полуулыбкой. – Но видеться реже. Мы вожделеем не к чему-то особенному, а к тому, что видим ежедневно. Хотя, – он вздохнул, – человеческое берет свое.

Отец Ганнибал проводил меня до рва, напомнив, что, подходя к метро, нужно снять «браслет мертвеца»