Беляш Монте-Кристо (часть II)

Автор: Лев Рыжков a href="http://litprom.ru/thread61901.html"Начало/a

Жучка и ее чувство мяса

Даже будучи фаршем сверхъестественная собака оказалась способна видеть сны.
Все пять суток, проведенные в теплой и уютной морозильной камере, Жучка проспала.
Перемолотая собака сладко грезила.
Когда-то Жучка была молода и хороша собой. И на нее в свое время тоже завистливо поглядывали сучки.
В своем посмертном сне Жучка снова оказалась объектом вожделения. Ее организм дразнил самцов благоуханием подхвостья. Псы собрались вокруг благоухающей Жучке и готовились выяснить, кто из них достоин подойти к ней первым. Традиционно назревала драка.
А саму Жучку дразнил аромат мяса. Чувство это было хорошо ей знакомо при жизни и не имело ничего общего с обонянием. Скорее оно было чем-то вроде внутреннего компаса, указывавшего Жучке направление движения.
Ведомая своим даром, Жучка прорвала песье оцепление и помчалась через пустырь. Псы - увязались. Это было досадно. Прецеденты случались. И мясо в таком случае доставалось вовсе не Жучке, его обнаружившей. Прожорливые, вечно голодные животные тут же забывали про всякую любовь, начинали жадно жрать. Жучка вообще не сомневалась в изначальном скотстве мужской природы.
Стрелка внутреннего мясного компаса указывала достаточно далеко от привычного места обитания. Ведомая наитием, Жучка проскочила гаражи и оказалась в микрорайоне.
Псы не отставали. Их стало даже больше. Оглянувшись, Жучка поняла, что ведет за собой настоящее полчище, охватить которое взглядом казалось невозможным.
Мясо было по-прежнему далеко, и Жучка ускорилась. Вот исчез за изгибом хвоста родной город Видное.
А за ним вдруг начался другой город – старинный, незнакомый, центром его была огромная, протыкающая небеса железяка. Узкие улицы виляли туда и сюда, и Жучка поневоле перешла с бега на шаг. Сбавили скорость и псы-преследователи. Их было так много, что они заполнили все окрестные улицы.
Псы лаяли, но как-то странно. И дружно, словно повторяя за кем-то.
- Жосвиебдо! – брехали старые и молодые. – Жосвиебдо!
Жучка тоже почувствовала, как сознание ее поглощает коллективная дурость. Стремительно захотелось стать, как все.
- Жосвиебдо! – подхватила она.
И выпрыгнула из сна, сделавшегося вдруг утомительным.

Зомби-фарш

Пробудившись, Жучка обнаружила, что она превратилась в фарш.
Мясная субстанция была распределена по четырем нечистым корытам в тесном помещении киоска «Беляши» у Савеловского вокзала.
То, что когда-то было Жучкой, сейчас мяли грубые жесткие руки в мозолях.
Руки принадлежали женщине пятидесяти четырех лет по имени Зюзюля.
- Жосвиебдо! – ругалась она, недовольная качеством и свежестью фарша. – Ебдо кыхтыхлар пистык.
Зюзюля (как и ее муж Гунсус-Мунсус) выросла в глухом горном селе на стыке границ Таджикистана, Афганистана и Китая. В селе говорили на своем особом языке, который когда-то понимал только чудаковатый ученый-лингвист из Ленинградского университета, да и тот умер 78 лет назад.
- Пистык крехтехте жосвиебдо! – согласно возмутился 57-летний седовласый Гунсус-Мунсус.
- Трютютлар мококок! – негодовала Зюзюля.
- Ихтыртыщпыщ продрислар, - соглашался Гунсус-Мунсус.
Эти люди наводили на Жучку ужас. И собака решила поступить так, как всегда в подобных ситуациях – убежать.
Жучка стала лепить заново свое тело. Послушные ее воле, атомы и молекулы устремились срастись воедино. Вот появилась голова, вот лапы, туловище.
- Ай, ай, грюхтюхтюк! – закричала Зюзюля.
-Кыщпередыщ? – спросил Гунсус-Мунсус.
-Бебец! –жалобно простонала его жена.
Жучка без особой уверенности поднималась на мягкие лапы, пытаясь выпрыгнуть из корыта.
Да, можно было предвидеть, что ее побегу будут не рады. Но нападение все равно оказалось неожиданным.
Зюзюля ударила Жучку по свежеслепившейся голове деревянной лопаткой. Голова собаки разбрызгалась по углам и стенам.
Но и Жучка имела опыт драк. Она немедленно вырастила себе новую голову – чуть в стороне от предыдущей и цапнула Зюзюлю за руку. Жучке повезло – как раз в районе новой головы находился острый осколок кости, каким-то чудом миновавший жернова мясорубки, который и вошел в запястье Зюзюли. Брызнула кровь.
- Аааа! Бишмиртак баеун! – разразилась тетка ругательствами.
Жучка приготовилась к прыжку, но тут Гунсус-Мунсус нанес ей страшный удар огнетушителем по хребту. Фарш разлетелся по внутреннему пространству ларька.
Жучка не сдавалась и решила схитрить. Она воспользовалась тем, что Зюзюля с Гунсус-Мунсусом отвлеклись на первое корыто, быстро слепила себе тело в самом дальнем, четвертом по счету, чане, сосредоточилась и как можно незаметней перевалилась через край и шмякнулась на пол.
Она бы и убежала, но от удара об пол зомби-фарш деформировался, и Жучка потеряла несколько драгоценных мгновений на то, чтобы снова собрать себя воедино.
- Ноднаг кыщкыщлар бдыдыщ! – подняла тревогу Зюзюля.
Вторая из Жучкиных эманаций также получила сокрушительный удар огнетушителем.
Впрочем, борьба продолжалась. Хотя Жучка и слабела.
Гунсус-Мунсус был трезв и бдителен. Теперь он смотрел на корыта, и стоило только фаршу зашевелиться, как Гунсус-Мунсус обрушивал на него огнетушитель.
Зюзюля тем временем раскатывала тесто, и попутно выдергивала из ближайшего чана кусочки зомби-фарша и тот оказывался в липкой холодной ловушке. А затем и в печи, на ужасающего вида противне.
Ларек заполнился мясным духом. Проникнув на улицу, он стал приманивать покупателей. К ларьку, с мелочью в руках тянулись проголодавшиеся бедолаги. Гунсус-Мунсус бойко торговал, ухитряясь незаметно для покупателей пресекать попытки фарша к бегству.
Спустя час и восемнадцать минут 43% бывшей Жучки уже было съедено и, урча в желудках, термически обработанные остатки собаки распространялись по Москве.
- Фу-уф! Салебаязь кыщтыщлар, - произнесла утомившаяся Зюзюля.
- Киштык-шмирштык, - сказал ей Гунсус-Мунсус, указывая на веник.
- Брекеке упспрдрыбф, - согласилась его жена и стала подметать кусочки фарша с пола.
Того, что удалось соскрести с пола и стен, хватило еще на 18 беляшей.

Тем временем Беляш

Призрак вора в законе, конечно же, не мог не заметить кипиш, который происходил на его территории. Беляш наблюдал за схваткой ориентального семейства с зомби-фаршем. И симпатии авторитета были на стороне мясной продукции, поскольку и Гунсус-Мунсуса, и Зюзюлю с их отвратительной кухней Беляш знал уже очень давно. И не с лучшей стороны.
Но было еще одно обстоятельство. В какой-то момент призрак понял, что попал в ловушку – как железный терминатор у электромагнита. Он понял, что мясная масса не является чем-то заурядным и обыденным.
Фарш словно говорил Беляшу: «Иди сюда, ты нужен мне! Ко мне!» Да что там говорил! Приказывал!
И Беляш не мог ослушаться.
«Сюда! – безмолвно, но отчетливо звал фарш. – Иди сюда!»
Фарш засасывал унылую субстанцию призрака, как осеннее болото – тело пьяного грибника. Как Лизкины порочные губы оливку из бокала мартини.
А еще мгновением позже Беляш обрел плоть. Новое тело было перемолото в мясорубке, нашпиговано не самым свежим луком, густо наперчено, смешано с мусорной дрянью с пола и веника.

Встреча №3

После двух десятилетий призрачного бытия ощущение плоти, ощущение наличия телесной массы стало пьянящим.
«Я живу! – ликовала душа Беляша. – У меня есть тело!»
Корыто оказалось восхитительно прохладным. А сквозняк с улицы казался освежающим дуновением (хотя, признаем, в затхлой атмосфере беляшного ларька морозный сквозняк как раз и являлся таковым).
В то же время, блаженствуя в фарше, Беляш понимал, что рядом, в той же субстанции живет еще один обитатель.
«Псина! – догадался авторитет. – Ну, так мы ее подвинем».
Жучка уступала место неохотно, огрызалась. Неизвестно, чья бы взяла, если бы собака не ослабела в сражении с Гунсус-Мунсусом и его женщиной. Ворча и отбрехиваясь, она удалилась на задворки сознания.
А Беляш, вселившись в кучку сомнительного перемолотого мяса, ощущал себя Александром Македонским на пике славы.
Но затем мозолистая рука Зюзюли выскребла остатки мыслящего фарша из котла, швырнула в липкое тесто, проворно запечатала края и швырнула в печь.

Огненные врата
Кому-то пребывание в печи могло бы показаться адом, несусветной и нестерпимой мукой.
Но только не Беляшу, который, обретя плоть, наслаждался каждым ощущением вновь явленного бытия.
Раскаленная печь мнилась ему, скорее, банькой. А париться на верхнем полке да с веничком, Беляш уважал.
«Ох, хороша банька! – мысленно прикряхтывал он. – Ох жарку дает!»
Вместо пота его новоявленная телесность исторгала склизкий жир, и тот тек по замысловатым коридорам со стенами из теста.
В огненной печи новое тело Беляша обретало твердость, переставало быть рыхлым и комковатым, становилось упругим и поджарым. Тесто стало частью этого тела, его мозолистой, поджаристой кожей.
Но не дремала и изгнанная на задворки собака. Именно сейчас, когда криминальный авторитет расслаблялся в «баньке», Жучка предприняла отчаянную попытку вернуть себе захваченное тело. Чахнущий экстрасенсорный импульс подчинил себе покров теста, протолкнул сквозь твердеющую, покрывающуюся корочкой тестовую массу очертания лап – одной, второй, четвертой. Выдвинул бугорок головы.
Жучка и при жизни была упрямой собакой. Посмертие нисколько ее не изменило. Собака все еще надеялась победить.

Золотой зуб

Из печи заструилось зловоние. Это был давний, на уровне инстинктов усвоенный знак – беляши готовы. Уже долгие годы Зюзюля вытаскивала из печи противни совершенно машинально, не задействуя разум.
Мысли Зюзюли витали в жаркой и далекой, затерянной от мира, долине Кышпыш, где, разбогатев в ледяной Москве, они с Гунсус-Мунсусом купят участок земли и построят дом. Дом большой – родственников много. Сыночки чтобы жили – Мыштыг, Быштыг и Кыбдыбды-Джымшыг. С детишками своими. Комнаты две нужно. Иди даже три. Пятьсот долларов стоит, как минимум. Вроде не большие деньги, а накопить не получается. В Москве всегда находился кто-то, кто отбирал все деньги. Часто это были полицейские. Иногда пожарные и санэпидстанция - с ними разбирался хозяин, но после визитов этих инстанций долго не платил денег и приходилось тратить накопления. Забрать все деньги могли даже стоматологи – ведь не так давно Гунсус-Мунсус вставил себе золотой зуб. Он истратил все сбережения, и Зюзюля, хотя и хотела побить его лопатой, но смирилась с выбором. Ведь в долине Кышпыш золотые зубы были таким же показателем статуса, как автомобиль «бентли» в ледяной Москве. Если что золотой зуб можно вырвать и обменять на десяток баранов.
Мысли Зюзюли бродили привычными тропами. Гунсус-Мунсус был поглощен торговлей. И никто не заметил, как один из беляшей пришел в движение.

Жучка близка к провалу

Жучка свыкалась с новым телом. Двигаться на лапах из теста было не так просто, но, безусловно, удавалось. Шаг, другой. А вот перейти на бег не получалось. Хрустела поджаристая шкура.
Собака испытала досаду и гавкнула.
Жучка совершенно не ожидала, что у нее получится гавкнуть вслух. Но звук – раздался.
- Гав!
Страх пришел лишь потом, когда Жучка увидела (а она могла и видеть), что к ней обернулись и Гунсус-Мунсус, и его женщина.
И оставалось только беспомощно тявкнуть и попятиться.
Гунсус-Мунсус схватился за большой кухонный нож.
- Уиии! – взвизгнула Жучка, понимая, что доживает в новом теле последние секунды.
Импульс страха электрическим разрядом прошел по фаршу и оболочке из теста, разбудил сомлевшее после «баньки» сознание вора в законе.
Доли мгновения потребовались Беляшу, чтобы осознать всю критичность своего положения. Он зафиксировал нож. Ситуация была знакома по прошлой жизни, и Беляш, вышвырнув Жучку на задворки подсознания, взял руководство телом на себя. Беляш метнулся в сторону, и нож Гунсус-Мунсуса вошел в столешницу в полутора сантиметрах от сдобного тела криминального авторитета.

Тем временем в Небесной канцелярии
Именно в эти мгновения Небесная канцелярия зафиксировала молитву, поступившую из окрестностей Савеловского вокзала в Москве.
Сила молитвы была такова, что ее отнесли к категории экстра. Согласно должностной инструкции, такие молитвы рассматривались в первую очередь.
«Господи! За что ты меня так? – сообщалось в молитве. – Столько лет в призраках чалился, под пулю попадал. Пожить не успел – и под нож? Господи!»
Дежурный ангел вник в обстоятельства и обнаружил, что воззвание исходит от кулинарного изделия, которое хотят изрубить на части. Когда подобная молитва приходила от человека, инструкция предписывала запросить досье и, на основании информации, вынести решение о целесообразности оказания помощи.
Досье составлялись на людей и на некоторых животных. Но никогда – на кулинарные изделия.
Впрочем, этот случай оказался исключением. Досье на беляш существовало.
За две наносекунды людского времени ангел ознакомился с информацией и принял решение.

Нюансы коммерции

- Беркельке гугук! – страшно выругался Гунсус-Мунсус перед тем, как нанести второй, решающий удар.
Гавкающий беляш был загнан в угол. Спасения для него не существовало.
- Кишкимэ пестык! – огласил приговор торговец беляшами.
И тут в окошко постучали.
Гунсус-Мунсус раздосадованно повернулся.
В окошко стучал молодой человек, самой жалкой и потрепанной наружности.
- Дайте один беляш, пожалуйста!
Покупатель высыпал на прилавок горсточку мелочи. Гунсус-Мунсус положил нож перед гавкающим беляшом – все равно не уйдет - и быстро пересчитал мелочь.
- Что даешь? – возмутился он. – Пять рублей не хватает.
Действительно, один беляш стоил сорок рублей, а жалкий молодой человек давал только тридцать пять.
- Я знаю, - жалобным голосом сказал молодой человек. – Но это – мои последние деньги!
- Забирай, уходи, - отмахнулся Гунсус-Мунсус.
- Ну, пожалуйста! Я… я и надкусанный могу взять!
И тут Гунсус-Мунсуса осенило. Он взял салфетку, повернулся и подхватил бунтующий беляш, который, кажется, снова наладился сбежать.
- Ладно, бери! – Изображая недовольство, Гунсус-Мунсус протянул бракованный беляш в окошко.
- Спасибо! – обрадовался молодой человек.
- Иди-иди!

Хэппи-энд

- Кишкильмэ бирждыгдыг! – радовался Гунсус-Мунсус.
- Оннео ху! – одобрительно сказала мудрая Зюзюля.
- Ням-ням! – произнес Гунсус-Мунсус. Потом,при помощи пальцев изобразил движение пережеванного мяса по пищеводу, остановил руку в районе желудка и тонким голосом добавил: - Гав! Гав!
-Ха-ха! – смеялась Зюзюля.
Для этих людей эта история обрела счастливый конец. Больше мы с ними не встретимся.

Хрустальный мир

Молодого человека жалкого вида звали Константином. Из дома – съемной квартиры на Нижней Масловке его выгнало чувство голода.
Вчера Константин вовсе не имел жалкого вида. Вчера он был весел, устраивал вечеринку для друзей, сорил деньгами. Но утром он обнаружил, что деньги закончились, а друзья – разошлись по делам, оставив хлебосольного хозяина даже без сигарет.
Накануне вечером Константин смешал в себе сразу несколько веществ: виски, водку, ЛСД. Сейчас ему было не по себе, и окружающая действительность казалась вышедшей из-под кисти Пикассо периода увлечения кубизмом.
Константин был родом из Саратова, в Москве учился на искусствоведа. Каждый месяц родители присылали ему по пятьдесят тысяч рублей. Тридцать уходило на квартплату. На остальное Константин жил.
Как на грех, денежный перевод он получил только вчера. По счастью, успел заплатить за квартиру. На остальное – закатил вечеринку. Еще тридцать дней предстояло прожить неясно как.
Константину было 22 года. И по поводу отсутствия денег он не тревожился. В конце концов, у него была в столице жилплощадь, пускай и съемная. А это значило, что будут гости, а с ними – какая-нибудь еда.
Главной задачей было продержаться до сегодняшнего вечера. А именно – настрелять сигарет и добыть на тридцать пять рублей какой-нибудь еды.
Удача сопутствовала Константину. Он настрелял восемь сигарет и купил беляш. Продавец оказался хорошим человеком.
По опыту Константин знал, что, когда он поест, хрустальность восприятия мира пройдет. Впрочем, эта хрустальность сопровождала молодого человека со вчерашнего вечера и уже успела стать обыденностью.
Константин подул на беляш и раскрыл рот в намерении откусить сочный кусок.
- Не ешь меня, - раздался тоненький голос.
- Что? Кто это? – заозирался Константин.
- Кто-кто, жираф в пальто, - сказали ему.
Константин не был трусишкой, но сейчас он хотел закричать.
Потому что с ним разговаривал беляш.