Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Было дело:: - ПЕРВОЕ ДЕЛОПЕРВОЕ ДЕЛОАвтор: Ген Жэстачайший Первое дело.Рабочее название: Будни уголовного розыска. Дорожкин пришёл на работу на полтора часа раньше обычного. Хотел без суеты бумаги в порядок привести, по папкам разложить. Чай себе заварил, папки достал, листки дыроколом пробивает и вкладывает. Звонок по внутренней линии. Трубку снял: - Лейтенант Дорожкин. - Слушай, Дорожкин, это полковник Мамлюк. А кто есть в отделе? Дорожкин сразу узнал голос шефа, хоть видел и слышал того не часто, а потому привстал со стула, вытянулся и дальше отвечал по форме: - Никого нет, только я, товарищ полковник. - Тогда зайди ко мне, Дорожкин, дело одно решить надо. Славное утро, сам начальник управления к себе вызывает. За полгода работы он идёт к шефу в первый раз; поздравление по случаю Дня милиции не в счёт, тогда "пили чай" всем отделом. В приёмной секретарское место пусто, редкая тишина. Осторожно постучал и приоткрыл дверь: - Разрешите? - Заходи, Дорожкин, не робей - голос у Мамлюка прокуренный, басовитый. Сам шеф под два метра ростом, веса в нём килограмм сто тридцать. Возвышается над столом гора-горой в облаке дыма. - Садись Олежа, - кивает на приставной стул, - тебя же Олегом зовут? - Так точно, товарищ полковник. - Знаю, ты после института срочную служил. Это хорошо. Впредь давай без шарканий, милиция - не армия, и оценивают здесь не по выправке, а по переданным в суд делам. Посему, ты хоть горбатым очкариком с бородой прикинься, но преступления раскрывай. - Так точ...- вставая осёкся Дорожкин и снова сел. - Понял, товарищ полковник. Мамлюк пыхнул сигаретой и протянул ему лист формата А4 на треть исписанный ровным почерком: - В моём доме в соседнем подъезде живёт старушка. Одинокая. Насколько я в курсе, своих детей у ней нет, а присматривает по хозяйству родственница. Вот родственница эта меня во дворе сегодня выловила, когда я в машину садился, и всунула цедулку. Пока ехал, прочёл - у бабки, вроде, кольцо старинное пропало. Так что ты, Дорожкин, не тяни, выясни: если окажется, всё как в письме, регистрируй заявление, проводи дознание. Сам дела уже ведёшь? - Самостоятельно нет. Пока работаю под началом капитана Травкина. - Скажешь Травкину, что я поручил. Будет первое твоё дело. Навроде вступительного экзамена. Посмотрим есть в тебе задатки сыскаря или может надо отправлять в участковые. - Постараюсь, товарищ полковник. - Меня Фёдором Тимофеевичем зовут. - Да, конечно, я знаю, - смутился Дорожкин, - Фёдор Тимофеевич. Разрешите идти? - Иди, результат доложишь. - Мамлюк погрузился в облако дыма. И, уже когда Олег закрывал дверь, крикнул, - Пару недель тебе на всё, Дорожкин. Пока возвращался в кабинет, бумагу прочёл: " От Лавровой Веры Анатольевны (адрес такой-то, паспорт, телефон) Заявление. Прошу помочь в розыске золотого кольца с жёлтым бриллиантом, доставшегося в наследство от матери и пропавшего позавчера вечером. 5 февраля 2004 года. Подпись." Судя по подписи, текст писал другой человек, верно, родственница, о которой шеф упоминал. В кабинете позвонил по номеру с заявления: - Здравствуйте, это из милиции. Дорожкин Олег Романович. - Здравствуйте, а я - Маша. - Звонкий юный голос. - Вы Мария, кем приходитесь, э-э... (быстро глянул) Вере Анатольевне? - Внучка её двоюродной сестры. - Заявление в милицию, я так понял, вы написали? - Да. Бабушка Вера из-за диабета плохо видит и руки дрожат... - А когда я к вам с бабушкой смогу зайти? После четырёх у вас заканчиваются занятия в институте? Хорошо, уточните адрес... Доложил капитану Травкину. Тот похлопал по плечу: "Давай, Дорожкин, не подведи наш отдел. Я тебя от всего освобождаю." До встречи с заявительницей - вагон времени. В кои-то века можно смыться из конторы и пошляться без дела. Дорожкин надел куртку, вязаную шапку и шагнул из управления прямо в зимнюю слякоть; бродить по улицам в такую погоду радость не большая, но всё лучше, чем в кабинете бумажки перекладывать. Вскорости и решение подоспело; через десяток минут Олег покупал билет на ближайший сеанс последней части трилогии: "Властелин колец. Возвращение короля." Когда открылась дверь, на пороге стояла хрупкая девушка в хэбешной серой маечке и таких же шортиках до коленок. Каштановые волосы, короткая задорная стрижка, голубые глаза смотрят с интересом. - Я - Дорожкин. - Здрасте. Маша. Заходите, пожалуйста,- и девушка пропустила гостя вглубь коридора. Потом был чай с Марией на маленькой уютной кухне однокомнатной "хрущёвки". И рассказ Веры Анатольевны с Машиными комментариями и показом фотографий из семейного альбома. Вера Анатольевна приболела: лежала на кровати в комнате, а Олег сидел на приставном стуле и записывал показания, пристроив папку на колени. История выходила не совсем обычная. Когда случилась война, жили Вера Анатольевна с отцом и матерью в небольшом белорусском городке ("местечке" - так говорят в тех краях). Отец работал инженером-электриком на швейной фабрике, мама там же - швеёй. Вере было девять лет, в школу ходила в третий класс, мамке по хозяйству помогала: был у них свой дом, держали кур и поросят. На второй или третий день отца вызвали в военкомат и отправили на фронт. Погиб он в декабре сорок первого (Маша показала Дорожкину похоронку). Мать в эвакуацию ехать отказалась: хозяйство бросать не захотела. А те из соседей, что решились на переезд, через неделю-две почти все вернулись: немцы наступали быстро, и линия фронта ушла далеко вперёд. Где-то к октябрю оккупационные власти отделили на окраине городка квартал, согнали всех оставшихся в живых евреев и поставили по периметру охрану. За сутки до этого к маме ночью, что-то прознав, пришёл ювелир Соломон (они с отцом до войны приятельствовали) и привёл своих близняшек: Зоху и Тамару. Вера проснулась, подкралась к сеням и слышала, как Соломон уговаривал мать взять на время его детей, а потом он что-нибудь придумает. Мать согласилась приютить только одну девочку, сказала, что сама очень боится: если кто немцам расскажет, тогда ей не сдобровать. Ювелир оставил Зоху, а с Тамарой ушёл. Перед уходом ювелир Соломон что-то отдал маме, она сразу отказывалась, но ювелир настоял: "Возьми, это что бы вы не голодали первое время." Вера с Соней (а с этих пор по наказу мамы Зоха стала для них Соней) сдружилась, разница в возрасте была невелика; Соня, если бы не война, осенью должна была пойти в первый класс. За время оккупации случалось всякое, и облавы, и реквезиции. Мать даже хотели угнать в Германию, но то ли двое детей, то ли случай, а пронесло. Искали несколько раз оставшихся в живых евреев, но и здесь, как говорится, Бог миловал: никто не выдал Соню. А после войны за девочкой приехал дядя, брат жены ювелира Соломона. Мать тогда стол накрыла: взрослым по чарке, детям - пирог, и уже когда выпили немного, сходила в чулан и вынесла оттуда тряпицу. Развернула, а в тряпице лежит кольцо золотое с красивым жёлтым камнем. " Забирай,- говорит, - Соломоново кольцо. Не продала, сохранила в целости." Отказался брать гость: " Не я давал, не мне забирать. Раз Соломон решил, сейчас оно ваше." Сказал так и уехал с Соней. Перед самым развалом СССР про мамин случай написали в газете, потом приезжал посол Израиля и вручил ей диплом "Праведник мира". Вместе с послом приехала и Зоха со своими сыновьями. Из всей Зохиной семьи в живых после войны осталась только она одна, мать и отца отправили в лагерь смерти "Треблинку", а про Тамару ничего известно не было: везде искала сестру где могла; только ни слуха, ни намёка. Кто-то видел, как Тамару из гетто уводил какой-то полицай, а куда и зачем, неизвестно. Но совсем недавно позвонил один канадец, сказал, что едет в Израиль по делам и хочет с ней, Зохой, встретиться: знакомый канадца был в одном бараке с отцом Зохи и ему есть что рассказать. Так что она ждёт этой встречи, хотя никаких иллюзий не строит. А касательно кольца, мама опять порывалась его отдать, но Зоха решительно воспротивилась. И уже тогда нам призналась, что кольцо отца Сони обладает силой: если голова болит, давление скачет - подержи в руке и боль как рукой снимает. Мать умерла через полтора года после той встречи. А Вере Анатольевне вместе со всем нехитрым скарбом досталось и кольцо. Призналась сегодня Олегу, что был в её жизни тяжёлый момент, захотела продать кольцо и отнесла в ломбард. Только оценщик оказался порядочным: "За золото вы копейки получите, а камни мы не оцениваем. Но бриллиант необычайной красоты и чистоты, поэтому, от греха подальше, спрячьте колечко." Вера Анатольевна оценщика тогда послушалась: положила и надолго, казалось, забыла о драгоценности. Только однажды, когда мигрень одолела, вспомнила мамины слова, достала кольцо, подержала в руках, боль отпустила. "Сейчас кольцо для меня - панацея, таблетки тоже пью, но без кольца эффекта такого не было бы." - уверяла Вера Анатольевна. - Вера Анатольевна, а как оно пропало? - спросил Дорожкин, когда подошли к самому главному. - Я точно не помню. Но позавчера ко мне приезжала скорая. Маша ещё на занятиях была. Врач давление померил, укол сделал. Уехал, а после я кольца не нашла. - А что за врач? Опишите. - Молодой, лет тридцать. Худощавый. Роста среднего. Из необычного - родимое пятно на лбу над левым глазом, два кружочка. Как восьмёрка или знак бесконечности. - А кто к вам кроме Маши приходит? - Почтальон пенсию приносит. - Спасибо Вера Анатольевна. Попробуем помочь. - Дорожкин уже прощался. Только в коридоре какие-то сомнения его посетили и он спросил. - А адрес Зохи или телефон её остался? - Возьмите, - Мария поискала и передала Дорожкину визитку. Уже в коридоре он прямо спросил Машу, почему она присматривает за немощной старушкой. "Бабушка Вера написала завещание, где всё оставляет мне, - ответила без хитростей и добавила, - но я бы и без завещания за ней ухаживала." - Может в кино сходим? - прощаясь, предложил Дорожкин. - Может. Если кольцо найдёте. - улыбнулась девушка. Олег вышел в февральскую непогодь, быстро нырнул в рейсовый атобус и уже в тепле стал прикидывать варианты. Самый простой и напрашивающийся ответ - Маша. Денег не хватает, продажа дорогого кольца - хорошее решение проблем. Почтальон ещё есть. Маловероятно. Врач? Здесь возможны варианты. Врача надо проверить, как, впрочем, и почтальона. А Маша. Дорожкин совсем не хотел думать про неё в таком раскладе. На завтра он написал запрос на станцию скорой помощи. Потом решился и позвонил в Израиль Зохе. Позвонил со своего мобильного: ни за что финансисты не приняли бы его отчёт, но Дорожкина это волновало в последнюю очередь. - Зоха Соломоновна? Очень приятно вас слышать. Я - Олег Романович Дорожкин, следователь. Занимаюсь сейчас пропавшим кольцом Веры Анатольевны Лавровой. Хотелось бы узнать о вашей встрече с канадцем, о котором вы говорили Вере Анатольевне. Это всё прояснило судьбу вашей сестры? - Олег Романович, о Тамаре, увы, хороших новостей нет. Но, если хотите, я вам напишу на емейл историю, что рассказал мне канадец, сбросьте, пожалуйста, адрес. Через два дня позвонила Маша. Сказала, что кольцо нашлось, и если Олег Романыч хочет, может приехать, его посмотреть. А заявление от имени Веры Анатольевны о том, что пропажа объявилась, она уже подала. Первое дело вышло худым. И даже не совсем делом. Дорожкин аж крякнул от досады. С другой стороны, хорошо то, что хорошо кончается. Кипучая жизнь отдела снова привычно засосала его . Мамлюк, когда узнал, на чем всё закончилось, философски заметил: "Этих старушек не поймёшь: то у них кольца пропадают, то память возвращается." Дорожкин на кольцо решил всё же взглянуть. На всякий случай. Позвонил Маше; время свободное появилось, зашёл в гости. Колечко ничем не выделялось, если бы не камень: размером с ноготок мизинца и необычайно жёлтого цвета. - А где было? - спросил, прихлебывая из чашки. - Вера Анатольевна нашла, когда меня в квартире не было. Видать, спрятала, а память плохая, вот и вспомнила только через неделю. Капитан Травкин забрал в приёмной почту. Дорожкину отдал ответ из станции скорой помощи. "В такой день по такому адресу машина не выезжала и помощь пациентке не оказывалась." Странно, хотя в сущности ничего не меняет. Старушка, может, даты перепутала, с неё что взять. Пришло ещё послание от Зохи Соломоновны. Она писала, что через канадца ей позвонил человек, который находился с отцом в одном бараке в Треблинке и чудом выжил. Отец рассказал этому заключённому историю о разделённых близняшках, о том как спрятал меня у жены своего знакомого. А Тамара осталась с ним и мамой в гетто. Ещё при рождении Соломон сделал два одинаковых кольца для дочек: думал будет каждой по подарку на свадьбу. Одно он передал матери Веры Анатольевны, а второе предложил охраннику в гетто, что бы тот вывел Тамару и доставил по надёжному адресу. Охранник согласился и ночью забрал девочку. Отец не успел больше переговорить с охранником: на следующий день их с матерью погрузили в вагон и увезли в концлагерь. След сестры потерялся. Все мои дальнейшие поиски были безрезультатны. Правда, отец называл имя и фамилию полицая: Василий то ли Корзюк, то ли Корзик, но столько времени прошло, что отыскать его не вышло: или эмигрировал, или фамилию сменил, или, что вероятнее всего, умер давно. В конце была приписка, если Олег Романович сможет выяснить на счёт Корзюка, любые сведения она примет с благодарностью. В истории можно было ставить точку. Но где-то через полгода интересы службы занесли Дорожкина в архив, где среди прочего хранились судебные материалы на предателей родины. Там он и нашёл дело Василия Корзюка, отсидевшего 8 лет по ст 58-1а "Измена Родине", а по указу президиума ВС СССР от 17.09.55г амнистированного и освобождённого из заключения. Из бумаг выходило, что Корзюк до середины 43 года служил в местной полиции, а затем влился в партизанский отряд и уже в 44-ом, когда город освободили, был призван в действующие войска и встретил победу в Праге. После войны вернулся домой, устроился обходчиком путей на железную дорогу, но в 48-ом на него донесла живущая рядом С. "Убыл после заключения по месту жительства в город, улица, дом." - Дорожкин переписал адрес. Тратить последние на поездку в братскую страну Олег Романович не стал бы, но белорусы пригласили на семинар по обмену опытом, и Дорожкин уговорил капитана Травкина; а тот включил его в общий список. Мамлюк половину из списка вычеркнул, только Дорожкина не тронул. Уже в Минске отпросился на полдня, купил на автовокзале билет и через два часа стоял у дома с известным ему адресом. Дверь открыла полноватая женщина. На вопрос, проживает ли здесь Василий Корзюк, ответила коротко и по существу: "Да, жил, только давно помер." Хозяйка хотела дверь закрыть, но Дорожкин показал удостоверение и попросил уделить ему 10 минут времени. Женщина недоверчиво покосилась на корочку и в жильё пустила. Старая обшарпанная квартирка. Чисто. Обстановка из восьмидесятых и ковры на стенках. - Дом ещё со времён войны ремонта не видел? - поинтересовался Дорожкин. - Ну вы и скажете. Делали. Только давно это было. Куда только наши отчисления на капремонт идут. - У вас те же проблемы,- хмыкнул Дорожкин, - меня зовут Олег Романович. - А я - Корзюк Зинаида Степановна. - Кем Зинаида Степановна приходитесь... приходились Василию... - Степанычу. Отчество у свёкра как моё. Я за старшего сына замуж вышла, когда их мать уже умерла. Оставила троих сыновей сиротами. Я, пока все не выросли, была им и за прачку, и за кухарку. А свой ребёнок родился мёртвым, врачи меня спасли, но сказали, что больше рожать не смогу. - А за что Василий Степаныч в тюрьме сидел? - Об этом не любили говорить. Боялись последствий. Средний сын написал было в анкете про отца правду, так его в военное училище к экзаменам не допустили. Полицаем свёкор в начале войны служил, боялся, хотел откреститься от брата-коммуниста. Только как смог, сразу сбежал к партизанам. - А он ничего не рассказывал про девочку Тамару, еврейку. Про кольцо не вспоминал? - Думала уже никому об этом не узнать. - Женщина провела ладонью по лбу, словно разгладила морщины. - Перед смертью болел Василий Степаныч, онкология ела. Мучился сильно. Когда совсем мочи не стало, попросил меня священника найти. Времена были, знаете какие: в церковь ни ногой. Только со мной работала девушка, баптистка. Я ей рассказала, она написала на бумажке телефон. Позвонила тогда, рассказала: пришёл мужчина в костюмчике, представился пастором. Ничего необычного, худощавый, лет тридцати, на лбу только отметина в форме восьмёрки. Вот ему свёкор и рассказал про еврейскую девочку, я всё слышала. Говорил, что хотел за кольцо ребёнка спасти, но испугался и отвёл к немцам. А потом достал из подоконника это кольцо (он там, в подоконнике, тайничок сделал) и отдал пастору. После завтрака в отделение пограничных нервно-психических расстройств пришла комиссия. В большинстве - женщины. Разбрелись по палатам и стали пациентов расспрашивать. На стул у кровати седого пожилого мужчины подсела дамочка неопределённой наружности среднего возраста. Мужчина оторвался от кроссворда и посмотрел на дамочку, вернее, на её руки. На фалангах больших пальцев правой и левой руки у посетительницы красовались абсолютно одинаковые золотые кольца с камнями желтоватого оттенка. Теги:
![]() -28 ![]() Комментарии
#0 11:38 19-07-2016Гриша Рубероид
читалось нормально вроде, но в конце не понял нихуя ничё. или это еще не всё? ну и что дальше? так-то увлекательно написано. Нормально, но тоже концовку осознал лишь частично. Еше свежачок Художественный руководитель нашего поселкового ВИА "Эверест" Сергей Панфилов на вопрос "что мы будем играть", ответил -"хэви металл". - А кто будет песни писать?- спросил барабанщик Илюша. - Сами. - Мы не умеем,- практически хором ответила новоиспеченная рок-группа.... Это случилось в Гурзуфе в 1989 году. Мы были там с папой в трудовом лагере, работали на виноградниках, таскали тяжёлые камни. Я закорешился с одним из папиных воспитаников 1973 года рождения, сам я к слову 1975 года выпуска. Парняга был практически копией Урбанского....
В 1994 году так сложилась моя судьба что я стал частым гостем в "Дом кино" и иногда брал автографы у любимых актёров. При этом к взятию я никогда не готовился заранее, никогда не брал с собой ручку, они всегда находились или у самих актёров или у других берущих....
«Сына», как звала Костяна его мама, красивая женщина короткого роста, с волосами чернее смоли и с моей любимой стрижкой каре. Красотой она была наделена правда не обычной, типаж актрисы Полищук, ну то есть не сладенькая. С Костей, его мамой и папой мы дружили домами....
Я два месяца как в застенках близлежайшей школы, до неё мне было 300 метров, столько же сколько мне нынче до близлежайшего продуктового. На переменке в залитый холодным ноябрьским солнышком практически пустой наш клас начальной школы, вбегает двоешница и нищебродка из неблагополучной семьи с аристократичной фамилией Романова....
|