Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Про любовь:: - Поэт. Юмористическая проза.Поэт. Юмористическая проза.Автор: Сиськи Владлена «Дорогие друзья! С 20 -го по 30 е — августа, в нашей газете проходит конкурс „Деревенские деньки“. Ждём ваши стихи о жизни в деревне. Работа победителя попадёт на первую страницу нашей газеты с фотографией автора». Перечитал ещё раз, всё правильно. От волнения задрожали руки. Попасть на страницы уважаемой городской газеты «Поэты и Писатели Крайне-Амурска» — это же отличный старт для молодого, начинающего поэта. Да и Катька должна обратить внимание. Моё фото на первой странице — верный путь к сердцу поэтессы Екатерины Загадочной.Так, что я знаю о деревне? Весёлый молочник, Домик в деревне, трактор, Простоквашино. Не густо, с такими познаниями конкурс я не выиграю. Прекрасная, как муза Пушкина, Екатерина Загадочная в моих мечтах уходила в туман, махая мне на прощание изящной ручкой с ярко красными ноготками. Всё пропало! Жизнь дала трещину. Что делать? В кармане запищали телефон. Достаю, одной рукой вытираю выкатившуюся от расстройства слезинку. Мама звонит. — Сынок, у дочери тёти Иры сын родился, я съезжу на денёк, это недалеко, километров семьдесят, деревня «Нижние Левые Лапки». Эврика! Деревня! Де — рев — ня! Мама, спасибо! Приеду, соберу материал, напишу стихотворение, и здравствуйте первая полоса газеты и Катенька! Сердце забилось с удвоенной силой, коленки задрожали, открывшаяся перспектива ошеломила. Мама, я еду с тобой! Три часа на старом ПАЗике и я в деревне. Надеваю белую рубашку, галстук, чёрные брюки и сандалии «Экко». Интеллигент к выходу за материалом готов, под мышку блокнот. Подхожу к зеркалу — красавец! Выхожу на улицу, вдыхаю полные лёгкие чистого деревенского воздуха с нотками коровьего навоза. Поют птички, даже свинья тёти Иры похрюкивает в ля-миноре. Пора и на сбор материала отправляться. Пройдусь вдоль улицы, посмотрю, как люди живут. Так, а вот и бабушки на лавочке сидят, классическое деревенское трио. У той, что посередине, на ногах кроссовки «Адидас» без шнурков. — Здравствуйте бабушки, — здороваюсь со старушками. — Здравствуй, милок, а ты, чей будешь? — интересуются бабушки. — Я к тётке приехал, меня Андрей зовут, я — поэт! — Бабоньки, он поёт, артист! Вечером в клубе споёшь? — спросила одна из них. — Я не певец, я поэт! Петь не буду! — А, вот ана чо, поэт он, бабоньки, петь не умеет, — сказала та, на которой были кроссовки «Адидас». — И много нонче денех поэты зарабатывают? — поинтересовалась она. — Я пока ничего не заработал, — отвечаю. — Так ты лодырь! — Сделали бабушки вывод. — Ну, иди милок, куда шёл. — Пойду, конечно, — обида за поэтов душила, не давая нормально вздохнуть. — Молодой человек, а вы правда поэт? Приятный голос молодой девушки отвлекает от грустных мыслей. Поворачиваю голову. Стоит, скромно потупив взгляд и сложив руки на животе. Лет 18 на вид, в синем сарафане и сандалиях, длинная коса, ни грамма косметики. Прекрасна, как юный ангел. — А про меня стишок придумаете? — спрашивает робко. — Конечно, придумаю, красавица. Как тебя зовут? Щёчки девушки заалели, отвечает: — Наташка я… Строчки экспромта сложились быстро. Набрал в грудь воздуха, и только открыл рот, за забором заблеял козёл. Девушка засмеялась, бабушки засмеялись, смеялась даже лавочка, на которой они сидели. Я покраснел, как новый светофор, но поэта так просто не сломить! «Любил тебя я с ночи до утра, Любовь моя горячею была. Я с алых губ твоих любовь пил полной чашей, Как хорошо, что ты звалась Наташей. В глазах девушки неподдельный восторг, милый ротик приоткрыт. — Вы настоящий поэт! Вы как Лермонтов! Юное создание оборачивается, с ней и я. За спиной у нас стоят ещё четыре девушки в разноцветных сарафанах. — Девочки! Он настоящий поэт! Он мне стих любовный написал! Я — его муза! На меня с интересом смотрят все. — Поэт, взаправдашний, — слышу, как переговариваются девушки, бабушки закивали головами. Поднимаю подбородок повыше, делаю задумчивое лицо, эх жалко шляпы нет! Расступись народ, новый Пушкин по деревне идёт! Иду, разглядывают людей и дома, люди смотрят на меня, кто-то тычет в меня пальцем. «Поэт, поэт идёт», — слышу за спиной. Немного надуваю для пущей важности щёки, грудь колесом, опять подумал о шляпе. Следующий раз приеду в шляпе, и трость у деда возьму — поэт я или кто? Представил, как важно иду по деревне помахивая тростью, молодухи с восхищением смотрят на меня. Ко мне подходит Наташенька (странно, как это она в мои мечты попала?) подносит рюмочку и огурчик: «С приездом господин поэт, заждались». — Эй ты! Слышь, пижон! Ты, чё- ли, поэт? Из сладких грёз вырывает голос парня, лет двадцати на вид. Стоит не один, с ним ещё четыре человека. Где-то вдалеке замычала корова, закричал петух, к чему бы это? «Наверное, попросит стихотворение для своей девушки написать» — подумал я. — Ты что ли Наташке стих любовный написал? — спрашивает он. — Да, я, — отвечаю важно, неторопливо. — Вообще-то, она моя! — отвечает парень. — Ребята, хватаем его и сажаем на борова бабы Нины, пусть прокатится, «женишок»! Один из парней забирает мой блокнот. Четыре пары крепких рук хватают меня, пятый выводит здоровенную свинью. Сажают сверху, смеются. — Не боись и держись покрепче, — советуют они. Самый мелкий из парней бьёт свинью по ляжке крепкой мозолистой рукой, меня отпускают. Свинья с визгом срывается с места. До самого последнего момента в душе жила надежда, что это просто шутка. Нет, не шутка. Свинья рванула вдоль по улице. Она воняет и орёт. Я тоже ору от страха, руками вцепился в свинячьи уши, ногами покрепче обхватил бока, один сандаль потерялся во время бешеного старта. Проезжаю на своём «коне» мимо бабушек на лавочке, обгоняю неторопливо идущую Наташу с подружками. У девушки от увиденного в глазах испуг и сострадание. В голове рождаются стихи: Вот моя деревня, Вот мой дом родной. Вот качусь я в санках По горе крутой… То, что вместо санок свинья, неважно, поэт остаётся поэтом в любой ситуации. Свинья на полной скорости пытается забежать в полуоткрытую калитку. Удар. Небо — земля — руки — небо — голова — забор — земля. Лежу. Надо мной склоняется ангел с лицом Наташи: — Вы целы?» — Да, сейчас встану и проверим. Меня, кстати, Андрей зовут. Не спешу вставать, любуюсь её лицом. Тёмно-карие глаза, чуть припухшие губки, чётко очерченные скулы, легонько покачивается крестик на серебреной цепочке. Тону в её глазах. — Наташенька… Тобою стоит любоваться, Взгляд невозможно отвести. Заставишь ты повиноваться, К ногам твоим цветы нести! Лицо девушки залила краска смущения. — Вставайте, Андрей, хватит лежать, притвора! Раз стихи мне читаете, значит всё нормально. Берёт меня за руку и помогает подняться. Стоим, держимся за руки, время остановилось, только она и я. Хрупкие секунды стеснительной тишины разбивает визгливый женский голос: — Где моя свинья? От голоса бабы Нины оба вздрагиваем. Маленькая и нежная ручка девушки потихоньку выскальзывает из моей руки. Чувствую, как пальчики Наташи скользят по моей ладони, по пальцам, чуть сжимаю руку, стараясь продлить это мгновение. Всё. Появляются звуки и запахи, мы возвращаемся в реальность. На другой стороне улицы, над новым зданием сельсовета, едва касаясь крыши кончиками пухленьких пальчиков ног, парили два купидона. — Гармоний, ты видел, со ста метров обоим прямо в сердце! Ну, и кто из нас лучший стрелок? — спросил один другого. — Да, ты Любвоиил, мастер, признаю, — ответил второй. Полетели, угощу тебя амброзией. — С пыльцой Афродиты! — требовательно дополнил стрелок. Хорошо, — вздохнув, согласился Гармоний, — с пыльцой. — Где моя свинья? — второй раз спросила баба Нина, добавив в голос визгливых ноток. Понимаю, что её вопрос относится ко мне. Оглянулся. За пару минут вокруг нас собралось человек десять деревенских. — Где твой конь, ковбой? — спросил выпивший мужик с одним валенком под мышкой. У тебя, кстати, сандаля правого нет, могу тебе валенок подарить, он как раз правый. — Не надо, он мне по цвету не подходит, — отвечаю ему. Ябедничать на местных парней не стал. Не по-мужски это. Вздохнул. Надо что-то придумать. Творческий человек я, или нет? Эх, Наташка! — Извините, баба Нина. Всю жизнь мечтал на свинье прокатиться. А ваш хряк просто загляденье, большой и красивый. «О боже, что я говорю, хорошо, мама не слышит!» Ну, всё думаю, баба Нина сейчас перед всей деревней извращенцем назовёт. — Вы слышали люди! — над домами разнёсся голос бабы Нины. Мой хряк самый большой и красивый! Эта сам поэт из городу сказал. Теперь с каждой покрытой хрюшки по ведру зерна! Для поддержания красоты! — А ты, милок, найди и отведи хряка туда, где взял. Искать свинью не пришлось, хряк сам вышел на улицу. Подошёл к нему, говорю: — Уважаемый хряк, пойдёмте на место. Реакции на мои слова ноль, отвернулся и копается в земле под забором. Взял за ухо, потянул. Стоит, машет хвостиком, похрюкивает, куда-то идти даже не собирается. Выход только один — сбежать! Пусть сами со свиньёй разбираются. Поворачиваюсь в сторону дома тётки, бросаю последний взгляд на деревенских, снимаю левый сандаль, и застываю на месте. Начинаю тонуть в Наташкиных глазах. Чтобы избавиться от наваждения, опускаю взгляд пониже. Теперь я смотрю на её грудь, стою, рот открыл. Наташка начинает краснеть. Чувствую удар по спине, чем- то большим и мягким. Поворачиваюсь. С валенком в руках стоит баба Нина. — Ты куда смотришь, охальник! Чай, не жених! — Делом займись, — говорит она, и показывает пальцем на хряка. Конец 1-й части Теги:
1 Комментарии
#0 19:57 06-07-2018Лев Рыжков
Неплохо. Так это только первая часть! Ебать-колотить. бросил читать в начале второго абзаца забавно Еше свежачок ....Последняя затяжка сигареты,
И средний палец в нимбе при луне Я вспомню все обидные запреты, Когда девчонки не давали мне. Мне не давали в поезде нескором, На полустанке, в тамбуре, в купе - Попутчицы... им только разговоры, И буженина в гадком канапе.... Моя Матильда хороша,
Большая грудь, большие губы, Важней всего ее душа - К душе положены две шубы. Еще есть зубы кривизны Неописуемой на взгляде, И в них довольно желтизны, Такой же цвет ее и сзади. Хороший зад, что говорить, Два полушария в извиве, Ложбинка меж, чтоб растворить Ее руками, как на сливе - А по-простому - разорвать, Разъединить и разрыдаться.... я взглядом тебя глажу,
скромность - источник бед, сказать не могу даже, коснуться, тем паче, - нет! А ты все равно злишься, фыркаешь, глядя вскользь - гордая ты, ишь ты... вот я по ноге вполз, но был щелчком сброшен с тонкой лодыжки, чтоб я ощущал, лежа кобылковый твой притоп.... Погладь меня по голове…
Хоть я тебя намного старше, устал я вечно быть на марше, как в сурик крашеный корвет. Ладошкой теплой проведи, поставь в макушке запятую, а то я сильно затоскую, страшась того, что впереди. И заржавею… но бежать, зажмурясь сердцем одноглазым, куда - я выпаду, как пазл из мира, где законна ржа.... Ты прости, что в подвыпитом виде
я тебя невзначайно обидел, не со зла, поверь, не со зла, не серчай на меня, козла. Непростительно я был грубым, ты в ответ лишь поджала губы, занавесила веки чадра… Слава богу, что ты так мудра. Хорошо, что не пилишь с утра ты за надежды свои и утраты, только утром на робкое «здрасссь…» подзатыльник отвесишь, смеясь.... |