Километры киноленты.

Автор: katarina Часть первая.

Иван Михайлович жил в неприметном посёлке, окраины которого уютно зарастали головастыми репьями и чертополохом. По весне мокрые гроздья сиреневых и белых сиреней шлепали в окна низеньких домов, оставляя росистые отпечатки «ладоней», а по осени из щербатых палисадников на улицы щедро вываливались «золотые шары», из которых поселковые девочки делали «ногти», приклеивая лепестки слюной. Минуты лениво брякали боталом на пасущейся соседской корове. Тут жизнь текла мерно, как деревенская река, а вскипала она буруном на автозаправке, которая находилась в другом конце посёлка пересечении двух федеральных трасс.

Люди со всех концов земли останавливались тут заправиться топливом, купить в дорогу алой китайки, ведерко крутобокой смородины или липкую банку деревенского мёда у бабулек, которые каждый день спозаранку приходили сюда, как на работу, торговать продуктами. Иван Михайлович много лет работал тут заправщиком, но каждый день, встречая разные машины, дивился их номерам. Шведские были с пузатыми круглыми буквами на номерах, британские-желтые и скупые, как редкое в тех краях солнце,венгерские отдавали теплом подсолнечных полей, а по итальянским можно было угадывать города, от названий которых веяло морем и вином.

Сам Иван Михайлович никогда не был заграницей и разглядывал иностранцев с тихим добрым удивлением, как ребёнок восторгается бабочкой, случайно севшей на ладошку. Всю жизнь он прожил в этой деревне и всю жизнь его тянуло, влекло в дальние края, а именно на Дальний Восток. На стене в спальне вместо обоев у него была приклеена огромная карта мира, где он вечером флажками отмечал откуда днём на заправку приезжали автовладельцы. Европа была густо заполнена, центральные регионы России тоже отмечены, а вот правый край России пустовал. Иван Михайлович, стоя на коленях на кровати, с зажатыми во рту канцелярскими флажками, в гуще европейских государств отыскал Норвегию, откуда сегодня приезжала норвежская белобрысая семья на длинном седане с национальным флагом на номерах.
-Вот ведь, -подумал он,- с детьми путешествуют, с собаками даже! А я один, свободный, сижу тут, как пень, ничего не вижу.

Но как было решиться уехать? Там неизвестность, а тут по крайней мере все знакомые, случись что, в беде не оставят. Иван Михайлович вздохнул, слез с кровати и пошёл за стол есть чебуреки, которые ему принесла соседка Зинаида Петровна. Жуя ароматное чесночное мясо, он размышлял о дальних дорогах, которые, несмотря на свою непредсказуемость, манили его все сильнее, и разглядывал фотографии сопок из географического журнала. Ночью ему приснился маятный сон про незаполненную флажками Японию на карте, а утром за завтраком он увидел в новостях Фёдора Конюхова с обледеневшей бородой, который боролся со стихиями где-то на краю земли. Отважный Фёдор просветленно посмотрел в камеру своими синими глазами, а Ивану Михайловичу показалось, что он глядит ему прямо в душу. Иван Михайлович крякнул, провёл рукой по потрескавшейся, как солончак, клеенке и наконец-решился.

Часть вторая.

В универмаге Иван Михайлович купил одноместную палатку, спальный мешок, газовую горелку для приготовления еды, маленькую сковородочку, удочку с блеснами, швейцарский нож, шлем, а термос и кружку он решил взять из дома. Из сарая был извлечён красный велосипед «Уралец» и протёрт от налипшей паутины. Иван Михайлович качал колеса и не верил сам себе, что собирается в путь. Двигаться он решил на неизведанный восток, туда, где встаёт солнце. Узнав о том, что Иван Михайлович уезжает на велосипеде в путешествие, заправочные бабушки всполошились, как стая сорок, и через пару часов в деревне стало известно, что Михалыч «сбрендил» и уезжает к японцам.
-Михалыч, дак ты че, уезжаешь что-ли?
-Дак ты как ехать-то будешь, у тебя же артрит!
-Михалыч, если там у японцев дедулька какой жену русскую ищет, дак ты давай его к нам!
И только одна соседка Зинаида Петровна поддержала Ивана Михайловича, за что сразу же получила кличку Чио-чио-сан и так же стала объектом насмешек.

Накануне отъезда Иван Михайлович почти не спал. Промаявшись в нагретой постели, он встал и пошёл на кухню. Велосипед был собран с вечера и вещи упакованы. Напившись чаю, Иван Михайлович закрыл дом, а ключи отдал Зинаиде Петровне, которая напекла ему в дорогу пирожков с капустой и сварила яиц. Она стояла в простом ситцевом халате, который придерживала на груди левой рукой. Ей самой на самом деле до конца не верилось, что Иван Михайлович все же решится уехать.
-Ну с богом, Зина! -Иван Михайлович посмотрел на соседку и решительно сел на велосипед.
-С богом, Ваня! Шли открытки!- Зинаида Петровна правой рукой перекрестила его и Иван Михайлович покатил по дороге. Зинаида Петровна долго глядела на его сутулую спину, подпрыгивающую на кочках вместе с навьюченными на багажник сумками, потом вздохнула и пошла собираться на работу.

Часть третья.

Маршрут Иван Михайлович себе наметил на автомобильной карте точками, которые предполагалось соединять по мере продвижения. Первой точкой на пути был Ржев, всегда вызывавший у Ивана Михайловича ассоциации с горбушкой фронтового чёрного хлеба. Дорога мерно бежала вдаль. Солнце медленно поднималось, разливая розовое тепло по весенним полям. Иван Михайлович катил по трассе и во все глаза смотрел по сторонам.
Березовые рощи сменялись сосновыми лесами. Машин было немного в ранний час и когда родная деревня скрылась из виду, Ивану Михайловичу сразу стало как-то легче, словно он оторвал какие-то якоря, державшие его на земле, а впрочем именно так и было. Он старался ехать по обочине, потому что опасался фур, которые проносились мимо и обдавали Ивана Михайловича жарким запахом пыли и бензина. Иван Михайлович смотрел им вслед и представлял себе, как должно быть уютно ехать в такой высокой кабине, откуда видно далеко вперёд, и слушать радио.

На велосипеде с непривычки ехать было трудно, особенно держать равновесие, но днём солнце скрылось за облаками и крутить педали стало ощутимо легче, тем более, что первая точка -Ржев, судя по дорожным указателям, уже приближалась. Иван Михайлович прилично устал и решил, что после того, как пройдёт город, станет искать место для ночлега где-нибудь на берегу Волги.

Первый увиденный им в пути город поразил его. Ржев раскинулся по берегам реки, утопая в зелени. Тихие тенистые дворы дарили прохладу. Иван Михайлович заметил, что в некоторых стояли голубятни. Впрочем, это было неудивительно, ведь во Ржеве в своё время вывели местные породы голубей: ржевская чайка и ржевский турман. Иван Михайлович устало катил по проспекту, рассматривая памятники солдатам и вспоминая свои ассоциации с горбушкой фронтового чёрного хлеба. Захотелось есть. Вдруг по пути на берегу реки в зарослях он увидел толпу народа с лопатами. Иван Михайлович с интересом подъехал ближе и увидел таблички «Смерть врагу!»
-Что тут происходит?- Иван Михайлович опасливо поинтересовался у загорелого мужчины в очках в выцветшей штормовке.
-Ржевитяне вышли на тропу войны!- бодро отрапортовал мужчина, натягивая белые перчатки с синими прыщами на ладонях.
-Так война-то кончилась же,-Иван Михайлович недоверчиво оглянулся по сторонам.
-А враг не дремлет! Окопался тут, прижился! Ничего, сейчас мы ему устроим техасскую резню бензопилой! Вы тут осторожнее в маечке-то, борщевик дело такое, ожоги можно получить! -мужчина критично оглядел потного Ивана Михайловича, взмахнул лопатой, под корень подрубил толстый волосатый стебель борщевика, и торжествующе закричал на толпу:
-Товарищи, приступайте к вырубке, и осторожнее, пожалуйста, если что, аптечка в «Газели»!
Толпа людей, гомоня, стала спускаться к реке, вырубая заросли борщевика лопатами, косами и даже мачете, а Иван Михайлович поехал дальше.

Перечёркнутая табличка «Ржев» осталась позади, и Иван Михайлович заметил безлюдный съезд к реке. Он слез с велосипеда и покатил его рядом, периодически увязая в мелком светлом песке. Запахло речной прохладой и у Ивана Михайловича словно прибавилось сил. Он разобрал новый мешок, пахнущий клеёнкой, и, внимательно читая инструкцию, довольно быстро установил палатку, а перед ужином решил искупаться в реке. Иван Михайлович разделся и с наслаждением зашёл в тёплую пахнущую вечерней свежестью воду, чувствуя, как гудят ноги, но эта боль была ему даже в радость. Иван Михайлович окунулся в воду с головой и, вынырнув, ощутил, как будто родился заново. Закатное солнце линяло в Волге, окрашивая воду в розовый цвет. Иван Михайлович набрал в спутанных ивовых кустах коряг, разжег костёр и, лёжа на коврике, смотрел, как искры улетают в небо. Мыслей в голове не было. По всему телу разлилась усталость, хотелось есть, но Иван Михайлович терпеливо ждал, пока тушенка разогреется в углях. Остатки прозрачного желе из жестяной банки он протер хлебным мякишем: эта простая еда показалась ему самой вкусной на свете. Он сполоснул нож в реке и полез в палатку спать. Завтра предстояло добраться до Москвы.

Часть четвёртая.

Утром Иван Михайлович проснулся от невероятной боли в ногах. Они ныли и не разгибались. Чуда не произошло: отсутствие тренировок и десятичасовой день на велосипеде сказались на ногах. Каждое движение давалось с трудом, но пока он враскорячку и охая собирал свои пожитки, ноги понемногу все же расходились и стало полегче. Издалека доносился едва слышный шум трассы, и Иван Михайлович настроился на дорогу. Предстоял долгий трудный день.

Иван Михайлович немного трусил перед Москвой, где никогда раньше не был. Он тщательно изучил карту. На МКАД он прибывал по М-9 Москва-Рига, потом планировал сделать полукруг по верхнему контуру МКАД и выехать с Шоссе Энтузиастов на М-7 в Балашихе. Через город было бы, конечно, на десять км быстрее, но Иван Михайлович боялся заплутать в мегаполисе и застрять там на ночь, не зная где можно заночевать.

Чем ближе к Москве, тем больше становилось машин. Город, будто огромный магнит, притягивал к себе железо разного рода. Мимо Ивана Михайловича с треском пронеслись байкеры с развевающимися флагами. «Как им не жарко в кожаной одежде»- думал Иван Михайлович, у которого пот со лба капал на ноги, крутящие педали. Трасса становилась все шире, скорости все выше, но Иван Михайлович твёрдо решил ехать в спокойном темпе, чтобы максимально растянуть силы на весь день.

Мимо пробегали таблички с названиями населенных пунктов: Княжьи горы, Шаховская, Кострово. Княжьи Горы, несмотря на красивое название, оказались деревней в совершенно ровном поле. Дома тут были какие-то разбросанные и неухоженные. А вот бабушки, сидящие на трассе с ведерками первой фиолетовой жимолости, напомнили ему родную деревню, которую, как ему теперь казалось, он покинул целую жизнь назад. Чем ближе к Москве, тем больше становилось народу на трассе: на стоянках для фур хлопотливые узбеки жарили шашлыки, между машинами на каблуках, как цапли, прохаживались раскрашенные проститутки, которых Иван Михайлович увидел впервые, но сразу же узнал, на шиномонтажах работники шустро катали колеса всех размеров, и эта суета как-то огорчила Ивана Михайловича. Он почувствовал себя невероятно одиноким и маленьким перед лицом огромной цивилизации, которая слева и справа воздвигала гигантские торговые центры, многоуровневые парковки, зеркальные небоскребы, сверкающие гостиницы, транспортные развязки раскручивались крутыми спиралями в небо. Москва началась внезапно и сразу закрутила его в каком-то бесконечно движущемся потоке машин, мыслей, чувств. Иван Михайлович почувствовал себя абсолютно беззащитным, как улитка без домика, и на минуту потерял присутствие духа. Машинально продвигаясь вперёд, крутя педали, будто в вязкой воде, он собирал свои чувства воедино и всем сердцем хотел побыстрее выехать из этого мегаполиса, который принимает всех, но где для Ивана Михайловича не нашлось бы ни одного места.

Тем не менее предаваться грустным мыслям было некогда. Ситуация на дороге менялась каждую секунду, и Иван Михайлович сконцентрировался до предела. Мимо него по своим деловым делам проносились длинные, словно пули, сверкающие автомобили, в которых сидели надменные ухоженные женщины. Словно тени, скользили огромные чёрные джипы с затонированными стёклами. Кабриолеты, в которых сидели смеющиеся компании, обдавали запахом духов и громкой музыкой и уносились прочь. Иван Михайлович изо всех сил жал педали на желанный съезд на Балашиху, но длинные километры по этому гигантскому кругу ада тянулись невыносимо долго. Иногда его пугали лихачи на дешевых российских машинах, переделанных так, что колёс почти не было видно и казалось, что автомобиль едет на брюхе. Небритые их водители гудели ему и из окон показывали оскорбительные знаки.

Наконец он увидел впереди табличку долгожданного съезда, но в этом месте машины скопились в такую плотную пробку, что пришлось двигаться чуть ли не пешком, потому что все обочины были заняты и Ивану Михайловичу было не просочиться. Он медленно катился рядом с темно-зелёным ровером(Иван Михайлович видел такие с британскими номерами на своей заправке)в нем справа за рулем сидел лысый мужчина в солнечных очках. Он открыл окно, из которого повеяло прохладным кондиционированным воздухом, и заговорил с Иваном Михайловичем.
-Куда путь держите?-приветливо спросил он велосипедиста.
-Не поверите,-устало улыбнулся Иван Михайлович. -Во Владивосток.
Водитель удивленно присвистнул и спросил:
-Устали, наверно?
-Ну так, есть немного, конечно,-тут Иван Михайлович поскромничал.
-Держите шоколадку, восстановите силы!
Иван Михайлович удивленно посмотрел на протянутый ему из окна шоколадный батончик.
-Спасибо!
-О, кажется пробка рассосалась таки, пора мне, желаю счастливого пути! Привет Японскому морю! -улыбнулся водитель и, закрыв окно, стал переустраиваться в другой, более быстрый ряд.
Иван Михайлович ошарашенно помахал ему рукой и съехал на М-7 в сторону Владимира. Все же мегаполис напоследок повернулся к нему человеческим лицом. Иван Михайлович приободрился и некоторое время довольно бодро продирался сквозь поток, который все ещё оставался плотным. В итоге движение разошлось, машины разъехались и Иван Михайлович увидел слева на трассе указатель «Центральный музей военно-воздушных сил».

Часть пятая.

Иван Михайлович подкатил к ограде музея и позвонил в звонок. Раз, другой, третий. За железным забором стройно стояли навсегда прикованные к земле самолёты, вертолеты, истребители. Он с интересом разглядывал воздушные машины, и в который раз поразился тому, как же это возможно, чтобы такая махина взлетела в воздух! Из будки, находящейся неподалёку, к нему направлялся охранник.
-Музей закрыт.
-Я знаю, извините, что беспокою! Я просто еду на велосипеде во Владивосток мимо вашего музея. Первый раз в Москве! Дай думаю, попытаю удачу, ведь я никогда на самолете не летал!
-Как не летали никогда?-охранник с интересом посмотрел на Ивана Михайловича.
-Да в деревне жил всю жизнь, аэродрома-то не было у нас!
Охранник посмотрел на него с ещё большим интересом и открыл дверь.
-Заходите, расскажу вам кое-что.
Иван Михайлович закатил велосипед на территорию музея.
-Вы знаете, я вообще-то не русский же,-охранник повёл его к самолетам. -Помните, в 1999 году НАТО бомбило Югославию?
-Ну конечно, -теперь уже Иван Михайлович с интересом смотрел на охранника.
-Ну вот! И один раз сербы сбили стелс, ну этот самолёт-невидимку!
-Конечно, помню, мы же все тогда у телевизоров сидели! И что??
-Его обломки поместили в белградский музей авиации, недалеко от аэропорта. А я там гидом работал. Меня Петар, кстати, зовут, а вас?-охранник протянул руку для рукопожатия.
-Иван Михайлович, и что дальше?
-Приезжает к нам после войны американская делегация, генералы всякие, военные, и вот они ходят по музею, а там всякие раритеты, то да се, и тут он видит крыло стелса, чёрное такое, ободранное, нахмурился и говорит мне: и какого это вам было противостоять самой сильной армии мира? Я на него смотрю и говорю: не знаю, мы против русских вообще-то никогда не сражались! Генерал сжал зубы и ушёл молча. А? Уделал я его!

Иван Михайлович ошарашенно смотрел на Петара. Он прекрасно помнил все те тревожные сюжеты из Югославии, они всей деревней следили по телевизору за такими же людьми, как они сами, которых бомбили с воздуха. На улице посвежело. Самолеты в сумерках стали походить на стаю грачей. Иван Михайлович набрался смелости и попросился ночевать. Петар великодушно разрешил разбить палатку перед истребителями, а на ужин позвал Ивана Михайловича к себе в будку.
-Фасоль по-сербски, брат! Ум отъешь! Никогда не забудешь!
Иван Михайлович распаковал палатку и пошёл к Петару в сторожку.

В маленьком помещении аппетитно пахло ужином, который шкворчал на электроплитке. На стене висел сербский флаг и плакат с мишенью. Фасоль оказалась просто космически вкусная, мягкая и с кусочками копченого сала. Хотя Иван Михайлович никогда встречал в жизни сербов, он сразу почувствовал в Петаре родственную душу и честно рассказал ему о том, как уехал из своей деревни и хочет встретить рассвет на берегу Японского моря.
-Японцев, брат, никогда не видел-огорчённо сказал Петар, который сам был из деревни, и налил в рюмочку напиток с запахом чернослива.
-Ракию пробуй! Домашняя!
Посидели они душевно и разошлись далеко за полночь, вернее Иван Михайлович ушёл в палатку, ощущая приятное головокружение. Ночью он спал, как младенец, ему снилась жемчужно-розовая рассветная Япония, поутру голова не болела, несмотря на выпитый алкоголь, и они с Петаром расстались абсолютными друзьями, договорившись встретиться на обратном пути.

Часть шестая.

Иван Михайлович усердно педалил по прямой, стрела, трассе. Владимирская область была очень интересной: то сосны на песке, то густой лиственный лес, разбавленный невероятно трогательными русскими деревнями, красоту которых Иван Михайлович оценил заново. Разноцветные, тщательно выкрашенные, будто леденцы, избы с кипенно-белыми кружевными наличниками улыбались на дорогу окошками, где алела герань в горшках. Иван Михайлович встречал каждый домик улыбкой, как старого знакомого, и представлял себе нехитрый быт, скрытый за намытыми стёклами.

В каждой из таких деревень были руины православных церквей. Кирпичные изъеденные остовы колоколен остались немыми свидетелями того, как полыхала история в 20 веке. Их почерневшие согнутые кресты едва держались на проржавевших луковицах куполов. Изъеденные временем кирпичи обнажали белый костяк известкового цемента. Иван Михайлович с горечью обошёл одну из таких церквей и это тягостное впечатление надолго осталось с ним. Внутри было сыро и темно, валялись банки из-под пива и стеклянные осколки. И только тоненькая березка, проросшая через гнилые доски пола, шелестя листочками на сквозняке, казалось, обещала надежду.

Тем временем дорога резво побежала мимо заросших ивами прудов, а впереди замаячили маковки белокаменного монастыря, порозовевшие под закатным солнцем. Пора было искать ночлег. Промелькнула табличка «Боголюбово» и Иван Михайлович очутился на стоянке перед монастырем. Он постучал в толстые деревянные ворота. Через несколько минут послышался шорох и открылось маленькое окошко, а за ним показалось лицо бородатого монаха, похожего на Фёдора Конюхова. Иван Михайлович обрадовался так, будто встретил родственника.
-Здравствуйте, батюшка! Я путешествую во Владивосток. Позвольте мне переночевать у вас во дворе монастыря в палатке?
Монах оглядел Ивана Михайловича и закрыл окошко. В ту же минуту тяжелая дверь монастырских ворот распахнулась и монах жестом пригласил войти Ивана Михайловича. Затворив дверь, в развевающейся рясе он засеменил по гравийной дорожке окаймленной пышными настурциями. По тропинке они с Иваном Михайловичем добрались на лужайку перед церковью. Монах перекрестился и жестом велел оставить велосипед у подножия каменной лестницы. Они зашли на полутемную террасу, где стояли столы и была каменная раковина с краном. Над ней синими и золотыми кусочками смальты было выложено изображение Пресвятой Богородицы. Иван Михайлович умылся и напился из прохладного источника.

За его спиной бесшумно возник молоденький служка, держащий в одной руке тарелку с дымящимся супом, а в другой тарелку с гречневой кашей. Он поставил еду на стол, поклонился и исчез. Иван Михайлович дивился тому, что монахи все делают молча, но робел заговорить с ними, потому что и сам уже поддался этой тишине, которая будто бы пудовой гирей придавила ему язык. Он с аппетитом поел монастырских угощений, разглядывая ухоженное цветущее подворье. По окончанию трапезы перед ним возник прежний монах и повёл его вверх по каменной лестнице. Они поднялись на двадцать ступеней и очутились на длинной террасе, куда выходило множество дверей. Открыв одну из них, монах запустил туда Ивана Михайловича и закрыл за ним дверь на ключ. Иван Михайлович оторопел, но решил, что тут, видимо, так заведено.
«Ну ясно, что, если не закрыть, так посетители всю ночь шастать по монастырю будут, украдут ещё чего-нибудь, прости господи!»- смиренно подумал Иван Михайлович, вытягиваясь в прохладной постели и ощущая, как блаженство разливается по уставшему телу. Он помолился про себя, перекрестился на маленькую золоченую иконку в углу кельи, которая в темноте сияла, как огонёк, и мирно уснул.

Поутру его разбудил прежний монах, открывший дверь громыхающим ключом. Утреннее солнце приветливо золотило купола монастыря, пели птицы, и Иван Михайлович ещё больше укрепился в своём желании добраться до цели. Монахи торопливо собирались на утреннюю службу, которую Иван Михайлович отстоял вместе со всеми. Он перекрестился и вышел из храма. Велосипед и вещи были там, где он их оставил. Иван Михайлович пошёл к воротам, как вдруг к нему подбежал служка и протянул мешок с яблоками. Иван Михайлович растрогался и низко-низко поклонился этому гостеприимному месту.

Часть седьмая.

С каждым днём Иван Михайлович все больше продвигался к восточному берегу России. Проводя по десять часов в пути, глядя, как бегут облака, то скучиваясь в пушистое стало, то разбредаясь по небосклону, проезжая мимо густых лесов, бескрайних волнующихся полей, скалистых гор и холмов, он с каждым вдохом будто впитывал в себя всю красоту русской земли и не переставал удивляться тому, как он мог так долго жить на одном месте и никуда не ездить.

Лёжа в палатке и слушая, как дождь стучит по натянутому брезенту, он прикладывал к нему ладонь, ощущая биение капель, которые ручейками скатывались с крыши. В такие минуты ему казалось, что он слышит шум прибоя Японского моря. Иван Михайлович закрывал глаза, видел перед собой бесконечную киноленту дороги и ощущал в груди огромное тёплое счастье.

Снаружи раздался шум. Иван Михайлович вздрогнул и очнулся от дремы. На берег озера Чебаркуль, где он остановился ночевать, кто-то приехал на машине. Послышались чьи-то голоса. Он привстал и прислушался.
-О че это? Смари, палатка! И велик!
Иван Михайлович открыл замок и, щурясь, вылез в дождь. Перед ним в свете фар стояли два парня в куртках с капюшонами.
-Привет, ребята!
-Привет, дедуган! Ты чего тут забыл?
-Да я переночевать остался, еду во Владивосток на велосипеде. А вы что тут делаете?
-Инопланетян ищем!- заржали парни.
Иван Михайлович подумал, что они шутят, но потом вспомнил, что тут где-то падал метеорит, и тоже улыбнулся.
-Ну ладно, вы ищите тогда, не буду мешать вам.
Иван Михайлович повернулся, чтобы уйти, но тут резкая боль обожгла его ноги. Он охнул и увидел, что один из парней крутит длинной палкой типа антенны, на конце которой болтался шипастый шарик.
-Вы чего творите!! Оставьте меня в покое!
-Ща оставим, не переживай,-хихикая, ответил обидчик и молниеносно ударил ещё раз. Иван Михайлович упал от боли. Второй тем временем достал из машины металлическую бейсбольную биту и размахнулся. Иван Михайлович с ужасом увидел, как тот курочит велосипед, превращая его в груду бесполезного железа. Закончив с велосипедом, он повернулся к Ивану Михайловичу.
-Не трогайте меня!! Помогите!! Людииии!!! Помогите!!

Часть восьмая.

Ивана Михайловича с разбитой головой, в крови и без сознания через два дня нашли грибники. Никаких документов рядом не было. Велосипед валялся в кустах, палатка сбилась и мокла в озере. На воющей скорой, трясясь по разбитому асфальту, врачи привезли его в местную больницу, где срочно поместили в реанимацию. Через несколько дней интенсивной терапии Иван Михайлович пришел в себя. Он с трудом открыл глаза. Медсестры кинулись к нему.
-Очнулся! Мужчина! Вы слышите меня? Моргните, если слышите! Скажите что-нибудь! Вас как зовут? Вы понимаете, что вы в больнице?
Иван Михайлович глядел по сторонам, но, казалось, не понимал, где он находится. Он так не произнёс ни слова. Ему поставили капельницу, а через несколько дней перевезли из реанимации в обычную палату. К нему приходил полицейский, но разговор не состоялся. Иван Михайлович молчал и смотрел в одну точку, а потом закрывал глаза и будто окончательно проваливался в неизвестность, не замечая, что пришла медсестра менять ему подгузники.

Шло время, а Иван Михайлович так и не заговорил, и никто не знал, слышит ли он что-то, понимает ли. Единственным прогрессом стали непроизвольные движения ног, будто он все время крутил педали на велосипеде. Медсестры за это его прозвали «Чебаркульским велосипедистом». Когда через несколько недель стало понятно, что раны и переломы зажили, его перевезли из больницы в местный дом престарелых, который мало чем отличался от больницы. Тут были такие же бледные масляные стены в трещинах, вздутый горбами линолеум в коридоре, по которому целыми днями туда-обратно шаркали старики. В начале коридора пахло супом, в конце туалетом, куда не закрывалась фанерная крашеная дверь.

Иван Михайлович целыми днями лежал в постели с закрытыми глазами и «крутил педали», одновременно, как в проекторе, раскручивая в голове кинопленку, на которой было запечатлено его недлинное путешествие. Он видел перед собой деревенские домишки, музейные самолеты, Петара и монахов и будто снова ехал к своей заветной цели, на берег Японского моря.

-Марина Викторовна, дядя Коля опять ногами сучит, все одеяло скомкал! Сколько можно!
-Лена, привяжи ему ноги, сил нету моих за ним ходить каждый раз!
Молодая медсестра ловко накинула на ноги Ивана Михайловича кожаные браслеты и закрепила их у бортов кровати.

Фильм в голове Ивана Михайловича оборвался, как это бывает, когда кончается пленка, и наступила темная глухая пустота. Он молча лежал на кровати, привязанный и беспомощный, и слезы катились из его закрытых глаз.