Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Про любовь:: - ВНЕЗАПНАЯ УТРАТАВНЕЗАПНАЯ УТРАТААвтор: Сергей Померанцев Угадать миг скорбный и печальныйНе по силам даже мудрецам. Смерть приходит в маске погребальной Без предупрежденья часто к нам. Кажется, ещё вчера был весел На пиру какой-то человек, А сегодня поминальных песен Удостоин этот имя-рек! Есть некрополь к югу от Каира, Где пустыня мёртвая сейчас, Там в одной гробнице Абусира Был записан на стене рассказ. Пыль веков склеп древний покрывает, Но рассказ дошёл до наших дней: Как-то Нефериркара Какаи,- Добрый царь к гробнице шёл своей. Пирамиду он хотел закончить До того как испытает смерть, И велел доставить для рабочих Лучший камень, золото и медь. Приближалась стройка к завершенью, И когда играл над ней восход, Царь сюда пришёл в сопровожденьи Главного смотрителя работ. Им являлся сам великий чати, Фаворит Какаи - Уаш-Птах, Родом был он из столичной знати И преуспевал во всех делах. Царь ценил любимого министра И ему все тайны доверял. Для владыки в этом месте чистом Зодчий целый комплекс создавал. Был доволен сделанным правитель, Прикасался к камню он рукой, Представляя как сия обитель Путь ему откроет в мир иной. Было всё в гробнице безупречно, И хотела царская душа В саркофаге провести здесь вечность,- Так была могила хороша! Не скрывая своего восторга, Задавал вопросы добрый бог. И ответы радовали бога, Но внезапно Уаш-Птах умолк. Царь не сразу даже и увидел, Что без чувств любимый фаворит. Всё его вниманье к пирамиде Приковал её прекрасный вид. Он своей гробницей восхищался. Уаш-Птах же головой поник, Завалился на бок, и валялся Рядом с ним в пыли его парик. Лишь когда с тревогою Какаи Обернулся к зодчему - тогда Он увидел, наконец, какая Приключилась с подданным беда. Уаш-Птах был жёлтым, как папирус, Как у рыбы, пуст его был взгляд. Понял царь, что ждёт к себе Осирис Верного слугу его в Дуат. Вепуат зовёт его на Запад В Зал Двух Истин, к богу на поклон. Это всё случилось так внезапно, Что был царь Египта потрясён. И, склонясь, коснулся лба больного,- Лоб был как полуденный металл. Во дворец нести полуживого Друга он немедля приказал. Подхватили зодчего вельможи, Чтоб в чертог прохладный отнести. Положили там его на ложе, И позвали, чтоб его спасти, Из библиотеки дома знаний Лекаря - умнейшего жреца. Развернул он свитки заклинаний, Что достал из своего ларца. Но его магические пассы Уаш-Птаху не смогли помочь,- Исказила боль лицо гримасой Чати, в чьи глаза смотрела ночь. И хотя различные снадобья В плотно сжатый рот пытались влить, Стали, к сожалению, бесплодны Все его попытки оживить. Было не исправить это горе. Из дворцовых золотых палат Начал путь он в западные горы По тропе, что знает Вепуат. В цвете лет перед судьёю строгим Умерших предстать ему пришлось. Фараон ушёл в свои чертоги, Чтоб никто не видел его слёз. Было горе царское безмерным, Ибо царь о друге горевал, И три дня не выходил к семерам, Опустел без бога тронный зал. Наконец решил он появиться, И за счёт короны повелел Сыну чати возвести гробницу Для отца средь пирамид и стел. Сам же царь в носилках и без свиты В дурно пахнущий поехал дом, Умерших вскрывали парасхиты Там обсидиановым ножом. Вышел он из лёгкого портшеза И велел обряды начинать. Мастера из тонкого надреза Стали Уаш-Птаха вычищать. Поместили органы в сосуды, Сердце лишь оставили в груди, Ведь оно перед богами будет О его безгрешности судить. Посмотрев на фараона косо, Парасхиты принялись за нос,- Медной они проволкой из носа Уаш-Птаха вытянули мозг. Мастера работали с почтеньем, Лица спрятав масками богов, Действия сопровождая пеньем И произнесеньем тайных слов. Царь стоял, за ними наблюдая. Лишь когда отправлен был в натрон Уаш-Птах очищенный, Какаи К слугам из мертвецкой вышел вон. Знал, что позабудет он не скоро Этот жуткий жреческий обряд, Ведь цари, что воплощенья Хора, На такие вещи не глядят. Сохло тело зодчего в натроне, Оставаясь семьдесят в нём дней. В это время склеп за счёт короны Торопились сделать попышней. В нём на барельефах перед сыном, Приносящим жертвы для отца, Уаш-Птах сидел под балдахином, Наслаждаясь пищей без конца. Письмена на стенах сообщали Всё, чего при жизни он достиг. Гроб ему прекрасный заказали, Чтоб увековечить его лик. Пусть в натроне сделался он страшен, Саркофаг имел достойный вид: Маской был портретной он украшен, Оживлявшей розовый гранит. А когда труп высох так, как надо, В белый был укутан он покров, И в него зашили по обряду Амулеты от его врагов. В царстве мёртвых он теперь с успехом Отобьётся от враждебных рук. Был готов в некрополь переехать На быках священных царский друг. И хоть горевал о нём всё реже Во дворце владыка двух корон, В погребальном шествовать кортеже Уаш-Птаха согласился он. У могилы друга вспоминая Умный взгляд из под знакомых век, Сокол Нефериркара Какаи Плакал, как обычный человек... Теги:
-8 Комментарии
#0 09:56 31-07-2019Лев Рыжков
Хороший стих. Я посчитал...в этот раз -40! Ну вот и всё, карачун тебе, Церетели (с) Слишком коротко. Не хватает подробностей Ебануться. /До обидного мало/(с) Познавательно. Птаха жалко... Можно было просто последний катрен. Не подумайте тока, что я все прочла. Не отмазывайся, Лиля. Как бы ты иначе узнала о содержании последнего катрена? Я его прочла. И первый ещё. До третьей строки. Ой, а чо так можно? Ну, нас в институте учили. Этому. Правд, я ищо в школе умела. В связи с вашим произведением перечитала стих У мавзолея Ленина Михаила Исаковского и стало очевидно, что вы превзошли классика. #14 Эта история сохранилась в саккарской гробнице Уашптаха. увековечена его сыновьями. Редкий случай когда наждак времени сохранил маленькие фрагменты живых чувств давно ушедших эпох. Этим и прекрасен Египет с его климатом и культом мёртвых, что там иногда можно натолкнуться на живой сюжет пятитысячелетней давности. В России, увы, такого нет. Что умерло - то умерло и мы не знаем ничего, что было до прихода попов... Тож зачол начало и финал, горько плакалЪ. "Смерть приходит в маске погребальной Без предупрежденья часто к нам." Часто но не фсигда веть! Порой присылает смски - типа в четверг зайду, жди. И не фсигда в маске погребальной, иногда во вратарской или в маске зайчека или сварщека. Столб напоминает вид сверху шествие за гробом Сталина. Еше свежачок я взглядом тебя глажу,
скромность - источник бед, сказать не могу даже, коснуться, тем паче, - нет! А ты все равно злишься, фыркаешь, глядя вскользь - гордая ты, ишь ты... вот я по ноге вполз, но был щелчком сброшен с тонкой лодыжки, чтоб я ощущал, лежа кобылковый твой притоп.... Погладь меня по голове…
Хоть я тебя намного старше, устал я вечно быть на марше, как в сурик крашеный корвет. Ладошкой теплой проведи, поставь в макушке запятую, а то я сильно затоскую, страшась того, что впереди. И заржавею… но бежать, зажмурясь сердцем одноглазым, куда - я выпаду, как пазл из мира, где законна ржа.... Ты прости, что в подвыпитом виде
я тебя невзначайно обидел, не со зла, поверь, не со зла, не серчай на меня, козла. Непростительно я был грубым, ты в ответ лишь поджала губы, занавесила веки чадра… Слава богу, что ты так мудра. Хорошо, что не пилишь с утра ты за надежды свои и утраты, только утром на робкое «здрасссь…» подзатыльник отвесишь, смеясь.... На улице ноябрь, ртуть съежилась в зеро,
как съеживался член в холодной горной речке, кругом серым-бело, или белым-серо, ломай себе язык, как пятую конечность. Термометр листком прикрылся бы, но как - сдувает ветер лист и он не пригодится… А… помнишь горный сплав… на отмели каяк и камешек, прилипший к правой ягодице?... |