Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - ДетствоотрочествоюностьДетствоотрочествоюностьАвтор: Крокодилдо * * *Лёва появился на свет тусклым сентябрьским днём 19** года, в уездном городе N., где-то под Тулой. Ледяной осенний дождь яростно хлестал в вечно немытые окна роддома, акушерка пила портвейн прямо в палате и негромко ругалась матом. Младенец был кривоног и дороден. Впрочем, всего этого он, конечно, не помнил. Детство у Лёвы было серое и невзрачное, как сентябрьский понедельник. Отец бросил семью, едва ребёнку минуло два года, напоминая о себе лишь нерегулярно приходящими алиментами. Переживая разрыв, maman пыталась забыться в недорогом коньяке и объятиях смуглокожих торговцев бахчевыми. Часто отключали горячую воду, на улицах валялись шприцы, пахло химкомбинатом и нищетой. Он благополучно переболел свинкой, скарлатиной и ветрянкой и готовился пойти в школу. Когда Лёве исполнилось восемь лет, они переехали в Москву. (Повезло: умерла двоюродная сестра maman, оставив роскошное наследство - однокомнатную квартиру в Текстильщиках). Видимо, зажилось лучше, хотя может быть он ошибался. Правда, maman всё реже бывала дома, в основном ночуя с дядей Ахметом на его съёмной квартире, где пахло гнилыми арбузами и бегали огромные антисанитарные крысы. Иногда, по ночам, она садилась на краешек Лёвиной кровати, ерошила его волосы и плакала. Однажды maman вернулась на негнущихся ногах домой, легла на кровать и через несколько часов умерла, так и не дождавшись «скорой помощи». Бабушка беззвучно плакала на кухне. Усатый врач в грязном халате осмотрел ещё тёплый труп, поцыкал золотым зубом и сел писать заключение о смерти. - Скажите пожалуйста, дядя доктор, а отчего умерла моя мама? – поинтересовался Лёва, когда врач надевал в прихожей кожаную куртку. - Отчего умерла? Анальное кровотечение – врач шумно высморкался, открыл дверь и вышел на лестницу. - Анальное кровотечение? А что это значит? – крикнул Лёва ему вслед. Врач остановился, пошарил по карманам, нашёл смятую пачку «Золотой Явы». Закурил, подошёл к ребёнку и нежно потрепал его по голове. - Это значит, мальчик, что твоя мама была блядь. И он выдохнул сизый и вонючий дым Лёве в лицо. * * * С девяти лет Лёву воспитывала бабушка. Он боготворил Пелагею Николаевну. Обожал покрой её чёрного платья, восторгался запахами корвалола, приторно-сладких духов и кошачей мочи (бабушка завела трехцветную кошечку по имени Дуська). Пелагея Николаевна заставляла Лёву говорить ей «Вы», научила считать по-французски: «un, deux, trois», читала на ночь классическую литературу и редко выпускала гулять одного. Он и не противился, особенно после того случая... Однажды, когда Лёва сидел в песочнице и лепил из собачих какашек фигурку Николая Алексеевича Некрасова, к нему подошли близнецы Гримм. Они жили в соседнем подъезде и были на два года старше Лёвы. Отец братьев, поволжский немец, эмигрировал в Германию, где вот уже пятый год успешно имел свой гешефт: развозил пиццу на стареньком, взятым в аренду, «фольксвагене». Мать, обыкновенная рязанская лимитчица, ехать с супругом решительно – вплоть до развода - отказалась. Кстати, страдая от агрессивного звучания фамилии и испытывая вековую ненависть ко всему немецкому, имена Демьян и Потап дала сыновьям именно она. Увидев братьев, Лёва очень обрадовался. Одиночество томило его. Хотелось общения, хотелось шумных и весёлых игр с другими детьми. Неприличных слов, глупых шуток и сокровенных тайн. Однако, Демьян и Потап дружелюбия совсем не выказали, начали нещадно тузить Лёву, и заставили его съесть какашку, так и не успевшую принять черты великого русского поэта и гражданина. Били долго и зло. Было больно и гадко. Он разочаровался в Некрасове и понял, что дружбы не существует. * * * Дни сбивались в недели, недели вливались в месяцы, месяцы впадали в годы. Время шло, бежало и даже летело. Не желая расстраивать бабушку, учился Лёва хорошо, хотя школу - постоянные насмешки над своей фамилией, обидное хихикание одноклассниц и неизбежные тумаки братьев Гримм - искренне ненавидел. Вечерами он читал русскую классику и французских философов. Свободомыслил и трогал себя за пипиську. Гулять уже не просился, всё больше замыкаясь в себе и проводя вечера за записями различных способов самоубийства в маленькую красную тетрадь. Надо же чем-то заниматься. Вскоре, исчерпав все традиционные методы суицида, решил заняться выдумыванием собственных. По вечерам он зачитывал дремавшей у телевизора бабушке свои варианты. Пелагея Николаевна с одобрением кивала головой и вязала шерстяные носки. Рядом уютно мурлыкала Дуська. Был конец декабря 19** года. Три месяца назад Лёве исполнилось шестнадцать. В воздухе витало неотвратимое предчувствие праздников. Магазины манили яркими витринами и распродажами. По улицам ходили пьяные Дед Морозы и недосягаемо прекрасные Снегурочки. На душе всё чаще становилось тревожно и радостно. Словно в новогодней мишуре, путался он в собственных желаниях и мечтах. Снились странные, слизистые сны. Тот день он запомнил навсегда. Лёва пришёл из школы и засел за уроки. За окном неспешно падал синий вечерний снег. В вазе на столе лежали мандарины, а по телевизору показывали «Зигзаг удачи». Предновогдняя суета завораживала и обещала исполнением всего самого постыдного и заветного. Лёва зачитал бабушке способ номер 69: «истязание организма мучительным рукоблудием вплоть до наступления летального исхода». По телевизору шла реклама. Пелагея Николаевна отложила вязание и внимательно взглянула на внука поверх очков. - Совсем взрослый стал, - с гордостью прошептала она, и потянулась к телефону. Затем бабушка заставила Лёву принять душ, дала почти новые трусы, а сама тактично ушла за молоком. Причёсаный и непривычно чистый, Лёва беспокойно ёрзал на стуле, увереный, что сейчас случится что-то необыкновенное. Ему мерещились свечи, Крейцерова соната и силуэт гибкого тела на шёлковых простынях. Падший ангел с бокалом красного вина. Лёгкое дыханье и страусиные перья. И что б непременно тонкая рука в белой перчатке... В дверь позвонили. Теряя тапочки, он бросился открывать. На пороге стояла невзрачная женщина весьма средних лет. Она напомнила Лёве участкового врача из районной поликлиники. - Здравствуй, меня зовут Софья Андреевна, но ты можешь называть меня Мими, Китти, или как там тебе угодно. У нас два часа. Открой рот, скажи: «ааааа». Так, зев чистый, нёбные миндалины не гипертрофированы, лимфоузлы не увеличены – всё в порядке: минет без гандона и куннилингус, - быстро проговорила она непонятные слова. – Кстати, где тут можно помыть руки? Затем она решительно прошла в комнату, сняла свитер и джинсы, демонстрируя застираное нижнее бельё, и легла на кровать: - Ну, мой лев... Разрывы снарядов при Севастополе, хрипы загнаных Хаджи-Муратом лошадей и последние слова Болконского – всё смешалось в помутившейся от страсти Лёвиной голове. Не помня себя от предвкушения грешного наслаждения, он стянул тренировочные и нырнул под тёплое одеяло. Однако, изгваздаться в разврате как-то не получилось. Лёва вяло пошарил руками по дряблому телу феи, не справился с коварной застёжкой бюстгальтера, и полез в манившие чем-то мохнатым трусы. Увы, его унылая плоть упорно отказывалась приобретать твёрдость, необходимую для проникновения в жаркое лоно. Несколько минут потерзав прелестницу указательным пальчиком, Лёва окончательно потерял к коитусу интерес, отвернулся к стене и уснул. Палец потом долго пах несвежими морепродуктами, вызывая живой интерес бабушкиной кошки Дуськи... К женщинам он после этого значительно охладел. * * * Лёва учился на пятом курсе филологического факультета, когда бабушка начала сдавать. Сначала она всё реже выходила из квартиры, а через две недели совсем не вставала и из постели. Лёве пришлось узнать, что утка это не только птица и побегать по аптекам. Умерла Пелагея Николаевна в тот день, когда братья Гримм купили себе «почти новую трёхлетнюю девятку цвета коррида». Было солнечное майское утро. С последним вздохом Пелагеи Николаевны время для Лёвы остановилось. Он лёг на кровать рядом с мёртвым телом и молча смотрел в потолок. В себя он пришёл, когда вонь разлагавшегося трупа стала совсем уж невыносимой. Лёва отогнал рой навозных мух и поцеловал усопшую в липкий посиневший лоб. Прошёл на кухню, напился прокисшего молока из кошачьей миски. Потом он сжёг свою красную тетрадь, мяукнул Дуське что-то на прощанье, отворил окно и шагнул с пятого этажа в пустоту... Лёва сломал правую ногу, левую руку, несколько рёбер и получил сотрясение мозга. Его подобрали братья Гримм и отвезли на своей «девятке» в больницу. Через несколько дней они зашли его навестить, принесли кефир, два кислых яблока и дали подписать какие-то бумаги. Лёва плакал от умиления и целовал их волосатые руки. Через три месяца, когда он выписывался, братья приехали его встречать. - Короче, петушок, тема такая,- начал Демьян,- квартиру ты на нас сам подписал, так что без претензий... - В общем, уёбывай по-тихому, - продолжил Потап, награждая Лёву превентивной зуботычиной. - А как же,- горло сдавил шершавый страх,- а где же... А где же тогда я буду жить? - спросил Лёва и закрыл лицо руками. - Твой адрес не дом и не улица, твой адрес Советский Союз! – Демьян ткнул Лёву пальцем в глаз. - Ха-ха, шучу. Записывай, сучонок: Липецкая область, посёлок Астапово, там комната в коммуналке. Разберёшься, не маленький. - Кстати, - опять влез в разговор Потап,- кошку твою мы того... Он сделал характерный жест руками. – Усыпили в общем. - Но... но как же я туда доберусь? – часто моргал глазами Лёва, чувствуя как слёзы бегут по щекам. - А ты, Лёва, хлооопай ресницами, и взлетааай, присниииться не забывааай, - весело пропели братья Гримм и, синхронно плюнув ему в лицо, заспешили к машине. * * * В Астапово Лёва устроился работать в сельскую школу учителем начальных классов. Помогло филологическое образование. Кроме него в коммуналке жили два тихих интеллигентных алкоголика и какой-то душевнобольной старик. Лёва отрастил жиденькую бородёнку и с разрешения соседей завёл в своей комнате двух уток. Он назвал обеих птиц Дуськами, приучил их будить его по утрам кряканьем и нестись в постель. Пришла весна и ушла весна, и пришла снова. За окнами цвела сирень, один из соседей умер от скоротечного цирроза. В школе дела шли хорошо, коллеги игнорировали Лёву, а дети любили его за кроткий нрав. Он стал всё чаще оставлять после уроков третьеклассника Филиппа на «дополнительные занятия». Усаживал ребёнка на колени, ронял слюни, и читал с ним вслух рассказы своего великого тёзки: «Сова и Заяц», «Девочка и Грибы», а иногда даже «Лев и Собачка». Филипп плакал, Лёва настаивал. Жизнь потихоньку налаживалась... Теги:
2 Комментарии
#0 11:42 04-10-2005Мозг
очень понравилось все немцы виноваты, короче.... Этот автор всегда прекрасно писал. Вся хуйня в том, что я всегда ненавидел, блядь, Льва Толстого! Хуел от его нескончаемых предложений, ебанутого стиля. Не говоря уже о его морализаторстве, фарисействе и прочего. А чем он закончил? "Опростился", бля и начал пафосно проповедовать идеи, которые были известны ЗАДОЛГО до него. А всё туда же - гений... ахуеть ... грусна Кроко, твоя нелюбовь к Лёве дала совсем неплохие плоды! Невзлюби ещё кого-нибуь, я с удовольствием почитаю! Чеба, представляешь, этот старый пидар ЛТ периоды свои ебучие не по клаве тыцал, а пяром выводил. В общем, не только садист, но и мазохист был отменный. ...ебать мой хуй... Литература Смеялсо. Лефтолстова тожэ нелюблю. Какой элегантный жесткач! Ебануцца...Дико понравилось,реально КК Литература.Уважаю. Охуительно. Гы-гы-гы. Всем спасибо, беспезды. Я рад, что оказался не одинок в нелюбви к этому ёбаному псевдоклассику! о-ф-и-г-е-т-ь ОХУИТЕЛЬНО. (А Толстого вы зря так.) И с ресницами хорошо получилось! АФФТАР! пешы исчо! Просто Вышак! Нет слов Оч-ч-ченноо пондравилось!Я в воз-з-торге!Правда, есть некоторые моменты - жестковатые, да и как-то Льва Николаевича жалко. Честно говоря, Ваш талант и ум меня возбуждает.Правда-правда. Так это, вроде и сказали все уже. От себя: понравилось. А кто такой Толстой Лев? Хочется прикинутся ветошью и плакать. Случайный ресурс-случайный афтор-случайный рассказ-закономерно только про ЛьваНиколаича,.. и пришлось зарегится ради камента. Неет, не там пиздец русской литературе ищут...не там. Пиздец где-то рядом.. Творческих Вам, афтор) Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |