Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - КотлетаКотлетаАвтор: Depressant Можно было бы рассказать много прекрасного, нежного и милого о моем детстве, о моей защищенности у отца и матери, о любви к родителям и легком житье-бытье в уютном, славном, светлом окружении. Но меня интересуют только те шаги, которые я сделал в своей жизни для того, чтобы пробиться к себе самому.Герман Гессе, «Демиан». Когда-то, как и всем советским детям, мне пришлось учиться в школе. Скажу прямо, что попав туда из теплого и светлого окружения моей семьи, я испытал серьезное потрясение. Не хочется подробно останавливаться на описании моих переживаний, думаю, они известны каждому, кто знаком с совковой образовательной системой. К тому же, даже теперь, по прошествии многих лет, мне не легко говорить об этом. Наверное из-за того, что различные перипетии, произошедшие в детском возрасте, уж слишком сильно повлияли, причем скорее скверно, на мое теперешнее состояние и мироощущение. Но они были необходимы, так как сформировали твердость моего характера и сделали меня тем, чем я стал. Первый день в школе прошел как во сне: как только всех детишек построили парами и повели, я почувствовал, словно меня навсегда и безвозвратно уводят от моих родителей, из моего детства. Нам что-то говорили учителя, но я ничего не слышал; сажали за парты, выпускали на перемену, а я был погружен в глубоко в свои мысли, как бы замкнулся в себе. Но гибкость и быстрая восприимчивость к новому, которые свойственны душе любого ребенка победили первоначальное состояние ступора. Но самое главное происшествие, первый серьезный поворот, который заложил очередной краеугольный на пути моей души, случилось во 2-м классе. Я смутно помню свою первую учительницу. Как мне помнится, она приехала в большой город из какого-то райцентра, окончила педагогический институт и тут же забеременела. Наверное, она посчитала выполненной свою миссию перед человечеством. Чуть ли не с 1-го сентября она ушла в декретный отпуск, и постоянной классной руководительницы у нас не было. Во 2-м классе нашей классной стала Сара Давидовна – пожилая, но еще очень бодрая, строгая и даже властная еврейка. Со своим крючковатым носом и обвисшими щеками она была похожа одновременно на сову и на ведьму. Сказать что я ее просто боялся – значит ничего не сказать. Я боялся ее панически. До такой степени, что боялся ей солгать: мне казалось (и она сама это не раз утверждала), что чувствует, когда ее обманывают, и призывала детей говорить только правду, всегда везде и обо всем. Она словно сверлила меня своими холодными голубыми колючими глазами, и я, если осмеливался посмотреть ей в глаза, читал в них: «Я все про тебя знаю, таких щенков, как ты я перевидала тысячи за свою жизнь. Поэтому даже не надейся обмануть меня. Твои маленькие мысли в заросшей густыми черными волосами головке я читаю, как открытую книгу. Скажи мне правду, и наказание будет легким. Но если ты солжешь – пеняй на себя. Я прикажу тебя распять!» Не помню, знал ли я тогда слово «распять». Думаю, скорее да. Ведь я слышал фразу: «Евреи Христа распяли», и примерно представлял, о чем говориться в Евангелии. Она применяла к детям самые различные наказания. К примеру, вызывала родителей в школу и сообщала, что их детям запрещено в воскресенье выходить из дома. И вообще, все удовольствия, включая мороженое, кино и телевизор. Помню, однажды, она сообщила об этом моему отцу. Он выслушал с умным видом, многозначительно кивая головой. И добавил: «Конечно, конечно. Всенепременно». Когда мы вышли со школы, то пошли не к отцовской машине, в противоположную сторону. Поймав мой удивленный взгляд, отец заговорщицки подмигнул и сказал: «Пошли в кино. Я 2 билета взял на «Ва-Банк». Как уже говорилось, я очень боялся обмануть ее и даже не пытался это сделать, но со временем, в мелочах, все чаще и чаще я начал слегка дополнять, искажать и даже подделывать правду. Ее правду. Дошло до того, что я даже подделал ее подпись в дневнике. Честно говоря, я понимал глупость содеянного. Да и родители особенно не ругали меня за плохие оценки. К тому же, оценки у меня были высокими. Одна двойка за невыученный урок ничего не решала. Скорее всего, так я выразил протест против ее законов и правил. Мне просто необходимо было хоть как-то их нарушить. С тех пор осталось немного правил, которые я бы не нарушил. Но самым ненавистным мне было правило съедать порцию до конца в школьной столовой. А кормили нас редкой гадостью: тем, что не успели или не решились украсть школьные повара. Она стояла, как цербер, у выхода из столовой, и каждый ученик, проходя мимо, должен был предъявить пустую тарелку. Для меня, привыкшего к нормальной домашней еде, посещение столовой стало нелегким испытанием. К тому же, родители давали мне в школу бутерброды. Так что я отнюдь не собирался есть мерзкую порцию осклизлой кирзовой каши, которую трудно было оторвать от тарелки. И кусок сосиски, которая вызывала у меня не меньшее омерзение. Сказать по правде, так ни разу и не съел. Не смотря на то, что столовая отлично просматривалась, мне удавалось скинуть большую часть каши под стол, или прилепить ее снизу к сиденью стула. А котлету и сосиску я обычно отдавал кому-нибудь из вечно голодных учеников. Училка, как мне казалось, догадывалась о моих фокусах, но почему-то закрывала на них глаза. Но однажды, она неожиданно подошла ко мне в столовой, еще до того, как я начал размазывать кашу по стулу и сказала: «Сегодня ты съешь все!». На мои робкие возражения, мол, я не голоден и у меня есть бутерброды, она ничего не ответила. Лишь посмотрела на меня пронзительным взглядом, в котором читалось: попробуй только не съешь, маленький говнюк, и я съем тебя! Первым делом, когда ее внимание переключилось на других горе-едоков, я попытался спихнуть котлету. Но она тут же пресекла мои переговоры с одним из всеядных одноклассников. Это настолько подкосило меня, что я даже не стал размазывать кашу, и решив положиться на судьбу, обреченно дожидался конца обеда. Но тут мой одноклассник, Макс, с интересом наблюдавший за моими терзаниями, неожиданно сказал: «Спрячь котлету в какао!». - Точно! – сказал я, воспрянув духом. Потом, улучив удобный момент, брезгливо двумя пальцами взял котлету и бросил ее в стакан с омерзительным какао. Расправиться с кашей времени уже не оставалось, так как очутившись в числе последних в очереди к выходу, я рисковал подвергнуться более тщательному досмотру Сары Давидовны. Подхватив стакан с какао и тарелку с кашей, и придав себе уверенный вид, я двинулся к выходу. Сказать честно, я смутно помню, что произошло дальше. Помню только, как на мне сфокусировался гипнотический взгляд Малки Давидовны и повинуюсь ему, как булавка магниту, котлета всплыла в какао, показав черную спинку. Точно поплавок. - Это что такое? – грозно спросила она, сверля меня взглядом. - Котлета... – Пролепетал я. - И как она туда попала? Сама упала? Случайно? Я чуть было не сказал: «Да, случайно». Но неожиданно понял, что лучше просто молчать. И тогда наказание будет легким. Училка прочитает очередную лекцию про блокадный Ленинград, и все обойдется. Но вдруг раздался громовой голос: «Немедленно сядь за стол и съешь ее!». Все, кто стоял со мной в очереди к выходу, обернулись и посмотрели на меня с любопытством. Им было интересно: стану ли я есть котлету прямо тут, или сяду за стол? Я стоял посреди столовой, словно на лобном месте, сжимая в левой руке стакан, а в правой тарелку с кашей. И понимал, что съесть котлету – значит покрыть себя таким позором, которого хватит для харакири всем японским самураям, вместе взятым. Да и к тому же, я был физически не способен съесть котлету, так как в детстве был очень брезглив. Тогда я, кажется, не умел молиться. Но точно помню, что я стоял и молился: «Господи, спаси!». И тут я заметил, что внимание училки и детей на мгновение переметнулось на другого злостного нарушителя правил питания. Правил Малки Давыдовны. Этого было достаточно, чтобы я быстро пронесся мимо нее к выходу, с меткостью снайпера зашвырнув кашу и стакан с котлетой в посудомоечное окошко. Моя душа ликовала, хоть я и понимал: на этом она не остановится. Но, все же, в тот момент я был счастлив. Потому что, если бы я съел эту котлету, то никогда бы себе этого не простил. Теги:
-2 Комментарии
#0 22:17 15-01-2006Рыкъ
Мне понравилось. А училки такие - калечат детей. Паходу училку звали Сара-Малка-Броха-Эстер-Рахель Давидовна. Слог есть, однозначно. мою первую учительницу звали Нина Яковлевна. Я очень надеюсь, что она сдохла в нечеловеческих муках и в данный момент горит в аду. к чему всё это? Сказать по правде, училка была не так уж плоха. Ебнутая, конечно, сталинистка хуева. Но весь прикол в том, что она действительно желала детям добра. В своем понимании :) Помню, на ее похоронах я даже слезу пустил. А дальше что было? а дальше наверно про институт... или нет... про ПТУ? Надеюсь, про университет. В ПТУ не имел удовольствия обучаться. а дальше не так интересно. Я подрос, на меня где сядешь, там и слезешь. Не повоспитываешь. Мне понравилось, но в конце надо было немного слов накрутить. кульминации нет. стиль очень хороший, не примитивный, но косяки тоже есть. итого - нормально. и про родителей здорово рассказано. с любовью. С похмелья что то не очень понравилось. И так хуево, мутит что пиздец, а тут про "мерзкую порцию осклизлой кирзовой каши, которую трудно было оторвать от тарелки" ууууу... Гот Готыч, извиняйте, говны жрать не имею привычки. Причем, с детства. "Со школы" - принято к сведению. Буду изживать одесские обороты речи. Ностальгировал. Жрать захотел. надо было все-таки в "рекомендовано" запОстить... 2Гот Готыч: тема ненависти к еде с децкого сада раскрыта Не понравилось. В начале повествования афтар обнадежил: "Не хочется подробно останавливаться на описании моих переживаний, думаю, они известны каждому..." В следующам абзаце жестко меня наибал: "..всех детишек построили парами и повели, я почувствовал, словно меня навсегда и безвозвратно..." - и панеслось... С этого я просто ахуел: "...Ведь я слышал фразу: «Евреи Христа распяли», и примерно представлял, о чем говориться в Евангелии" - типа второкласник такой продвинутый, всего лишь год назад букварь в библиотеку вернул. Тоже занимательный перл: "...родители особенно не ругали меня за плохие оценки. К тому же, оценки у меня были высокими." Так же хотелось бы узнать, что такое кирзовая каша (кирзовые сапоги знаю), кот. можно приклеить к стулу? Афтор путается в показаниях. Один раз он назвал училку Сарой, второй раз Малкой. Видно, что все таки психика автора бореться с травмой, так как сознание вытесняет неприятные воспоминания. ЗЫВ. Незнаю почему, но в моей школьной столовке, катлеты, непонятно из чего приготовленные, казались намного вкуснее домашних. Жрать наверное очень хотелось. Неплохо, только ниочем автор очень хорошо пишет. но текст неинтересный. он смотрелся бы лучше еслиб был чуть веселее и неожиданее. т.е. как мне кажется автору следует обращать больше внимания на сюжет, со слогом у него все в порядке. Очень понравилось. Возможно потому, что очень созвучно моим детским переживаниям. Кстати, первый опыт действительно жестких переговоров (детские разборки не в счет) был именно в школе. Когда меня пригрозили вытурить за "ангельское" поведение, я от отчаяния пригрозил деректриссе, что в подробностях передам ее мужу все аспекты ее порочной связи с физруком... Вялотекущщее и скучное. Автор хорошо пишет, но немного трэша не помешало бы. мне понравилось моя первая учительница тоже была редкой мразью Улыбнуло :) Гот Готыч, пиши продолжение. Бля, эта пиздец какойто, ыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыы Я все же хотел бы написать как было. А не фантазировать. Хотя фантазировать надо, безусловно. Но тогда получится другой жанр. Больше всего понравился эпиграф. Строчка "Но меня интересуют только те шаги, которые я сделал в своей жизни для того, чтобы пробиться к себе самому.(c)"- просто невебенна. Всё остальное очень напоминает "Денискины расказы" советского писателя Драгунского Гот Готыч, я хотел бы немного переделать крео. Радикально переделать, использую в том числе (с твоего позволения) твои маленькие зарисовки. Если желаешь, когда буду посылать новый вариант на литпром, впишу тебя в соавторы. Если ты не против, конечно. Мерси :) Куда выслать тебе вариант креатива? Еше свежачок Она хватилась мыла сразу как заселилась. Квартира была в сталинском доме, двухкомнатка с высокими потолками. И недорого по случаю капитального ремонта. Строители равнодушно следили безразмерными рабочими ботинками. А она за ними прибиралась и не возникала....
Сопеть ты будешь носиком,
а я уйду, таков, проспектами, по просекам, средь купчинских лесов. Пройду кривыми тропками там, где поганки урн, под фонарями робкими, под окнами вприщур. Прости меня, хорошая, что я такой мудак, но с трезвостью, как с ношею, не справиться никак - ведь я же тихий пьяница, приличный…иногда, ну, да, могу понравиться, а большее - беда.... Точки свела в круг
память — феличита. Был у меня друг, пьяница и чудак. Он проживал век глупо и невпопад. Летом нырял в снег, вёснами — в листопад. Пил по утрам джин, вечером — молоко. Точку искал «джи» в мозге мадам Хо.... Прохождения сквозь стену.
Он не помнил вовсе, когда появилась Стена или вернее чувство Стены. Да, возникло чувство, что войти внутрь что-то мешает. Это он назвал Стеной. Теперь же решил проверить и вошёл в дом с этой мыслью. Дом, такой же серый, неотличимый от прочих, расставленных в намеренном беспорядке посреди поля, был в пять этажей.... Старая-старая сказка.
Воздух, промозглый и горький. Месяц слетел на салазках С межгалактической горки — Прямо в осеннюю прелесть. Мягкою хной — позолотой Красит полуночный вереск Склоны холмов и болота. Тени огарок нечёткий — Резвою дробью стакатто Чёртик сжигает чечётку В медленной топке заката.... |