Финансовый авантюрист ч20

Автор: Гусар
Глава 20

Михаил чувствовал себя увереннее, когда наконец принял решение. Но, прежде чем действовать, нужен был новый союзник. Вернее, новое оружие. Его прежний адвокат, Дмитрий Павлович, после получения повестки выглядел как загнанный заяц. Нужен был волк.

Кабинет Артема Валерьевича Кротова дышал деньгами и холодной эффективностью. Панорамные окна на высотный вид Москвы, дизайнерская мебель цвета венге, дорогие часы на руке самого адвоката – молодого, поджатого, с глазами, как у удава перед атакой. Он разглядывал копии документов из СК – повестку, протокол задержания, постановление о подозрении – без тени сочувствия, оценивающе, как бракованный товар.

— Мусоропровод, Михаил Андреевич, — наконец произнес Кротов, откидываясь в кресле. Голос ровный, без интонаций. — Вас туда аккуратно, но уверенно проталкивают. 159-я УК РФ, особо крупный размер... Это не штраф, это реальный срок. И судя по детализации в протоколе допроса, — он ткнул пальцем в бумагу, — у следствия не просто ниточка, у них канат. Кто-то дал им размотанный клубок. Изнутри.

Михаил стиснул кулаки под столом. — Я знаю. Вопрос – кто?

— Вопрос второй – зачем? — поправил его Кротов. — Кому вы перешли дорогу? Кого хотели слить вместе с вами? Ваших... партнеров? — Он произнес слово с легким пренебрежением. — Ваш прежний защитник, — Кротов кивнул в сторону невидимого Дмитрия Павловича, — мягко говоря, не справляется. Он хорош для договорняков, а не для войны. А у вас, судя по всему, война.

— Что предлагаете? — спросил Михаил, опуская взгляд на названную Кротовым астрономическую сумму в договоре.

— Предоплата. Полная. Без нее даже не начинаем. Затем – тотальный аудит всего, что связано с вашей компанией и проектами. Ищем точки давления, слабые места в обвинении, возможные нарушения со стороны следствия. Готовим контратаку. И ищем того, кто «слил». Это критично. Пока источник информации внутри не перекрыт, мы играем в догонялки. — Кротов внимательно посмотрел на Михаила. — Вы готовы платить за результат, а не за процесс?

Михаил взял ручку.
— Готов. Но результат – это отсутствие тюрьмы.
— Результат – это управляемый ущерб, — холодно поправил Кротов, принимая подписанный договор. — И помните: я не волшебник. Я – дорогой инструмент. Используйте меня правильно. Первое задание: принесите мне ВСЕ, что есть по вашему ЖК. Каждый договор, каждую переписку, каждую копейку. И список всех, кто имел доступ к информации о вашей... первоначальной инвестиционной деятельности. Вчера.
Михаил кивнул, чувствуя, как ярость смешивается с облегчением. У него появился шанс. Дорогой, но шанс.

Инвестиционная компания, когда-то приносившая ему солидные деньги и связи, стала слишком опасной. Он понимал, что если сейчас не закрыть этот бизнес, следующий визит в следственный изолятор может стать последним. Особенно после слов Кротова о "сливе". Он быстро провёл все формальности, рассчитался с сотрудниками и объявил о ликвидации компании.
Пустые офисы с пылящимися мониторами напоминали кладбище его амбиций. Каждый подписанный документ по ликвидации отзывался во внутренней пустоте — это был отказ от части себя, циничного и алчного, но невероятно эффективного.
Казино закрыто, — подумал он с горькой усмешкой. Но крупье остался за столом.

И главным вопросом оставался Максим.
Михаил уже давно подозревал своего помощника в нечестной игре, однако до последнего не хотел верить, что человек, которого он привёл в бизнес и которому доверял как себе, мог предать его ради собственной выгоды. Подозрения переросли в уверенность после допроса Ларина: майор знал такие детали операций, о которых не мог рассказать никто, кроме Максима. И слова Кротова о "сливе изнутри" стали последней каплей.

Следующим же вечером Михаил пригласил Максима на встречу в загородный ресторан, расположенный далеко от посторонних глаз, у кромки темнеющего леса. Ощущение изоляции было ключевым.

Максим прибыл вовремя — подтянутый и уверенный в себе, как всегда, но в его глазах, когда он вышел из новенькой иномарки, мелькнул едва уловимый страх. Михаил внимательно наблюдал за ним из-за столика у окна, стараясь уловить хоть малейший намёк на нервозность или беспокойство. Запах дорогого парфюма Максима смешивался с ароматом жареного мяса, создавая дисгармонию.

— Рад тебя видеть, Михаил Андреевич, — улыбнулся Максим, садясь напротив. Ложная сердечность резала слух. — Как здоровье мамы? Слышал, операция прошла успешно.
— Спасибо, стабильно, — сухо ответил Михаил, отодвигая меню. Его взгляд был ледяным. — А вот дела у нас с тобой нестабильные. Очень.
Максим слегка напрягся, пальцы нервно постучали по скатерти, но он постарался сохранить непринуждённую улыбку, достав пачку сигарет:
— Что-то случилось? Налоговая снова дышит в спину? Я же говорил, что схема устарела...
— Ты прекрасно знаешь, что случилось, — спокойно, почти шепотом, но с убийственной четкостью произнёс Михаил, глядя прямо в глаза Максиму, не позволяя тому отвернуться. — Ты ведь думал, что я не пойму, кто именно слил информацию следствию? Кто выдал детали операций, скрипты, даже мой псевдоним "Сахаров"? Кто рассказал, где искать "хвосты"? Ты думал, я поверю, что Ларин просто гений сыска?
Максим побледнел, как полотно. Сигарета выскользнула из его пальцев на скатерть. Он не стал ее поднимать. Отвёл взгляд, уставившись на темнеющий лес за окном. Глоток воды прозвучал громко в внезапно наступившей тишине.
— Михаил Андреевич, я... я не понимаю... Это какие-то инсинуации! Кто-то наговаривает! Я же всегда был предан компании, вам!
— Не надо спектакля, Максим, — Михаил отрезал, голос стал жестче. — Я всё знаю. И знаю даже больше, чем ты думаешь. Знаю про твой внезапный счет в Прибалтике. Знаю про встречи с человеком из команды Громовых после моего задержания. — Это был блеф, но по тому, как задрожала нижняя губа Максима, Михаил понял — попал в точку. — Но я не стану устраивать разборок и мстить тебе. Не стану звать людей, которые с удовольствием бы объяснили тебе, что такое настоящая боль. Наоборот, у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Максим молчал, напряженно ожидая продолжения, его дыхание стало поверхностным. Страх в его глазах был уже настоящим, животным.
— Компания закрыта. Я больше не занимаюсь инвестициями. И ты тоже больше не будешь этим заниматься — по крайней мере здесь и сейчас. Навсегда. Я готов забыть о твоём предательстве и отпустить тебя с миром. Более того: я дам тебе крупную сумму денег. Наличными. Достаточную, чтобы ты мог начать собственный бизнес где-нибудь далеко отсюда. В Азии, в Латинской Америке — неважно. Главное — вне досягаемости российских следователей и... меня. Взамен я требую только одного: ты исчезнешь. Исчезнешь из Москвы, из России, из моей жизни навсегда. Ни звонков, ни писем, ни сообщений в соцсетях. Как будто тебя никогда не существовало. Иначе...

— А если я откажусь? — голос Максима был хриплым, но в нем пробивалась последняя попытка бравады. — Пойду в полицию, расскажу всё?

Михаил тихо рассмеялся. Звук был сухим и безрадостным.

— Тогда те, кто тебя завербовал и заплатил за предательство, очень быстро поймут, что ты стал угрозой. Им не нужны болтливые свидетели. Или ты думаешь, Громовы будут тебя защищать? Ты для них расходный материал, Максим. Одноразовый. А те влиятельные люди, которые сейчас поддерживают меня и помогают разобраться с моими проблемами, — Михаил сделал акцент на слове, — узнав о твоем визите в полицию, займутся тобой всерьёз. И поверь мне: тогда ты будешь молить о том, чтобы тебя просто посадили. Тюрьма покажется тебе раем.

Максим нервно сглотнул. Он посмотрел на Михаила, в его глазах мелькали паника, расчет, жадность. Жадность победила страх, смешавшись с облегчением.

— Хорошо. Я согласен. — Он произнес это быстро, будто боялся, что предложение отзовут. — Когда... когда мне нужно уехать? И сколько...
— Чем быстрее, тем лучше. Завтра утром, в 9:00, на парковке у ТЦ "Глобал Сити". Черный внедорожник. Тебе передадут деньги и документы для новой жизни. Паспорт, визы, билет в одну сторону. — Михаил встал. — Удачи тебе на новом месте, Максим. И помни: я не увижу тебя больше никогда. Это не просьба. Это закон.

Когда Максим ушёл, поспешно, почти бегом к своей машине, Михаил почувствовал не столько облегчение, сколько глухую усталость и горечь. Еще одна проблема решена, еще одна нить к прошлому оборвана. Но цена...
Он вспомнил, как Максим, зеленый от страха, пришел на собеседование, как он горел идеями. Преданность покупается, как и всё остальное. Или продается, — пронеслось в голове. Он допил остывший кофе, ощущая его горечь на языке.

Но отдыхать было нельзя. Ощущение ловушки не отпускало. Он достал телефон — не личный, а "чистый", купленный на днях. Набрал номер, который выучил наизусть.

— Алло? — ответил спокойный, ровный голос Кирилла Громова. В фоне слышалась клубная музыка.

— Кир, это Михаил. Мне срочно нужна встреча с отцом. Лично. Сегодня. — Голос Михаила был лишен эмоций, как сталь.

— Миш! Братан! Папаша сегодня в разъездах, завал полный... — начал было Кирилл с привычной фамильярностью.

— Сегодня, Кирилл, — перебил Михаил, в голосе впервые за вечер прозвучала сталь. — Или я позвоню в пару СМИ, которые очень ждут инсайдов про финансирование юго-западного ЖК и его реальных бенефициаров. И про твои вечеринки в Монако на фоне этого. Думаю, папе это не понравится.

На другом конце повисла тяжелая пауза. Музыка приглушилась.

— Ты серьезно? — голос Кирилла потерял всю бодрость, став холодным и настороженным.

— Абсолютно. Адрес и время. Сейчас.
Через минуту на телефон пришла СМС. Адрес закрытого клуба "Эверест". 22:00.

Дорога в центр была быстрой. Михаил смотрел на мелькающие огни Москвы. Город, который он хотел покорить, теперь казался полем мин. Он вспомнил лицо матери в больнице, ее слабую улыбку, ее веру в него.
Вспомнил деревню, стройку туркомплекса "Рая" — островок искупления в море грязи. Вспомнил холод камеры и тупую боль кулаков сокамерников. И вспомнил ледяные глаза майора Ларина.

Ради нее. Ради деревни. Ради имени Парфенова, — твердил он себе как мантру, гася вспышки ярости при мысли о Громове. Он мысленно репетировал предстоящий разговор, шаг за шагом. Нужно было держать себя в железных рукавицах. Страх был роскошью, которую он не мог себе позволить. Остаться должны были только холодный расчет и готовая к удару ярость, спрятанная глубоко внутри.

Он припарковался в переулке. Перед выходом поправил воротник рубашки, скрывавшей след от удара в горло в СИЗО. Его пальцы машинально сжали в кармане пальто рукоять складного ножа — нелепого сувенира из Монако, ставшего символом отчаяния и готовности. Он не собирался им пользоваться. Но его тяжесть была напоминанием: пути назад нет.

Игра продолжается, господин Громов. И ставки только что взлетели до небес.

Михаил глубоко вдохнул и направился к тяжелым, непроницаемым дверям клуба "Эверест". Навстречу своей судьбе и дьяволу, с которым предстояло заключить сделку.

Кабинет Виктора Павловича Громова в этом клубе был меньше и уютнее его офисного, но не менее внушительным. Дуб, кожа, запах дорогого табака и власти. Сам Громов сидел за массивным столом, изучая какие-то бумаги. Он не поднял головы, когда вошел Михаил. Кирилла не было.

— Садитесь, Михаил, — произнес Громов, наконец отложив бумаги. Его взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по лицу Михаила, задержавшись на синяке и разбитой губе. Ни тени удивления или беспокойства. Только расчет.

— Виктор Павлович, меня задержали. Предъявили подозрение по 159-й. Особо крупный размер. Знают о схемах моей компании. И... — Михаил сделал паузу, впиваясь взглядом в Громова, — о вашем участии в проекте ЖК. Майор Ларин сказал это прямым текстом.

Громов не моргнул. Он медленно сложил руки на столе, пальцы сплелись в тугой замок. Его лицо оставалось непроницаемой маской.

— Михаил, — голос был тихим, ровным, как лезвие скальпеля. — Вы умный человек. Вы должны понимать, как устроен этот мир. Есть вещи, которые говорят. А есть вещи, которые знают. Но говорить о них вслух — признак крайней глупости или отчаяния.

Значит, он знает? Знает, что меня взяли за то, что я был его ширмой? — мысль пронзила Михаила, и ярость снова подкатила к горлу.

— Вы были руководителем проекта. Эффективным, замечу. — Громов чуть склонил голову. — И вы один фигурируете во всех документах этого проекта как инвестор и бенефициар. Это факт. Остальное... — он легонько махну рукой, — домыслы. Сплетни. Информационный шум, который умелые люди умеют направлять в нужное русло.

- В русло, где тону я? — горечь переполнила Михаила.

Громов наконец изменился в лице. Не дрогнул, нет. Его взгляд стал еще холоднее, тяжелее. — Михаил. Вы сейчас находитесь на очень тонком льду. И ваши обвинения в мой адрес — не просто глупость. Это самоубийство. Я вас не знаю. Кирилл вас не знает в контексте бизнеса. Вы — самостоятельный предприниматель, который, к сожалению, оказался замешан в сомнительных финансовых операциях. Это ваши проблемы. Решайте их. Но, — он сделал многозначительную паузу, — если вы решите их тихо, если возьмете ответственность на себя... то ваша мать получит лучшее возможное лечение. Лучших врачей. Самую современную терапию. Полный курс реабилитации. За наш счет.

Воздух вырвался из легких Михаила, будто он снова получил удар в солнечное сплетение. Шантаж. Наглый, циничный, убийственный шантаж. Они знали о матери. Они использовали самое больное. Он увидел перед глазами Надежду — ее испуганные глаза, слабую улыбку в больничной палате. Ради матери.

— И... если я не возьму все на себя? — еле выдохнул Михаил, уже зная ответ.

Громов медленно поднялся из-за стола. Он подошел к окну, спиной к Михаилу.
— Тогда вы останетесь один. Со следствием, которое очень заинтересовано в вашей персоне. С обвинением, которое потянет на долгий срок. И с матерью, которая останется без помощи, один на один со своей бедой. И со стыдом за сына-мошенника. — Он обернулся. В его глазах не было угрозы. Была лишь ледяная уверенность в своей безнаказанности. — Выбор за вами, Михаил. Разумный человек выбрал бы жизнь. И достойный уход за самым близким человеком.

Михаил встал. Ноги дрожали, но он выпрямился во весь рост, глядя поверх головы Громова куда-то вдаль. Ярость кристаллизовалась внутри в нечто твердое, острое, смертоносное. Страх исчез. Осталась только холодная решимость.

— Передайте Кириллу, что я больше не играю в его игры, — произнес он неестественно спокойным голосом. — И спасибо за... заботу о моей матери. — Слово "забота" прозвучало как плевок.

Он вышел, не дожидаясь ответа. Не попрощавшись.

На улице он снял дорогой пиджак Tom Ford, в котором когда-то чувствовал себя королем Монако, и бросил его в ближайшую урну для мусора. Потом достал зажигалку. Пламя лизало дорогую ткань, издавая едкий запах. Он смотрел, как огонь пожирает символ его временного успеха, символ его глупой веры в этих людей. Ткань почернела, свернулась, превратившись в дымящийся, тлеющий комок. Резкий ветер тут же подхватил клубы едкого дыма и понес их прочь. Он с силой стряхнул пепел с пальцев. Ради матери. Ради деревни. Ради имени Парфенова, которое дал мне настоящий отец.

Он достал телефон. Нашел номер. Набрал. Ответил голос, полный тревоги и надежды: — Мишенька?
— Мамуль, — голос Михаила был твердым, сильным, как никогда. — Все будет хорошо. Я договорился о лучших врачах для тебя. Обо всем. Ты только выздоравливай. Доверься мне. Одну ложь во спасение.

— Сыночек... Спасибо. Я верю тебе. — Ее голос дрожал, но в нем была безграничная вера.

Михаил положил трубку. Его пальцы снова сжали в кармане рукоять ножа — нелепого, но острого. До побеления костяшек.

Выбор сделан, господин Громов. Я возьму на себя вашу грязь. Ради нее. Но игра не закончена. Она только начинается. И ставки теперь будут мои.

Он повернулся и пошел прочь от клуба, растворяясь в толпе. Человек с синяком, сломанный, но не сломленный. Человек, продавший душу дьяволу ради спасения ангела. Человек, затаивший в сердце лезвие мести, острое, как бритва, и готовое рассечь ложь.


продолжение следует