Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Серый городСерый городАвтор: о. Неграмотный Серый городСерый город огромен. Наверное, бесконечен. Надрывается линия горизонта. Она беременна костистыми хребтами уродливых зданий. Рвется линия горизонта, и выпадают из нее прямо в космос расплавленные телебашни, суровые постановления мэрии и разноцветный мясной фарш – стайки юрких самоубийц. Город огромен по своим размерам, но в сущности своей устроен просто и мудро как поселение каменного века. В каждом квартале, на перекрестке стоят тотемные столбы – на них кверху ногами туши нарушителей. Гадливые голуби, пижоны, сибариты и куртизанки. Вот раскинув длинные бритые ноги циркулем, висит свежеосвежеванная проститутка. Витиеватые петли ее кишечника – будто древняя письменность. Это суровый социальный мэссидж. Это алая буква справедливости. Не возбраняется подойти и понюхать ее еще теплое влагалище – оттуда пахнет оружейным порохом и персиками. Оттуда пахнет вечностью. Городом управляют мужчины с крестьянскими лицами, в простой одежде, на которой удобно закатывать рукава, в фундаментальных сапогах и ботинках с подковками. Вооружившись дубинками из твердого дерева акации, моторизованные отряды мужчин-мэров передвигаются по бесконечному городу в поисках справедливости. Мужчины-крестьяне едут на такси. Символ праздности, неги и блядства – такси, теперь служит правому делу. Блядские, хитрые шашечки такси теперь на знамени справедливости. Наркоманов, алкоголиков и фантазеров-люмпенов оптом грузят в багажник такси. Ненужные надписи на стенах соскребаются, ненужные люди, подпирающие стены, соскребаются и грузятся в багажник. Задыхаясь в багажнике вражеского такси, я слушал разговор двух мужчин с крестьянскими лицами. Они обсуждали килограммы говядины, спрятанной внутри меня. Вели степенные, крестьянские, говяжьи, разговоры. Раньше, в незапамятные времена эти сильные крестьянские мужчины жили в пригороде. Они были земляным базисом, для золотой сибаритской надстройки. Крутили на многочисленных фермах коровам хвосты, кушали землю и в редкие праздничные дни напившись фруктовой браги выходили на охоту на своих хитрых крестьянских женщин. Они не подозревали о прогрессивных социальных учениях. Они не делали разницы между внутренностями коров и своих хитрых крестьянских женщин. Они отправляли в город молоко по трубопроводам для ванн сибаритов. Они отправляли в город по трубам плазму своей крови для хитрых косметических кремов сибариток. Они вырезали у своих коров и своих женщин груди и отправляли это интимное мясо в город – на потребу гурманам извращенцам. Крестьянские сиськи с прожилками глядели мариновными сосками с полок супермаркетов на капризных гурманов. Витамин кондовой крестьянской жизни, возможно даже САМ СМЫСЛ ЖИЗНИ в своем облегченном маринованом виде смотрел на капризных городских сибаритов, но они ничего не поняли. Счастливо трудились крестьянские мужчины. Счастливы были крестьянские мужчины, ибо так сказал бог. А бог работал рядом на соседней ферме, своей гнутой спиной в пропотевшей ситцевой рубахе он подавал пример передовикам сельскохозяйственного производства. Бог был в помощь. Прозрачен был взгляд его ультрамариновых с легкой слезинкой глаз. И веселы и задорны были его молитвы-куплеты славящие мирный созидательный труд. В рифму с богом трудились крестьянские мужчины и тлела и дымилась от усердия их простая грубая одежда. Но однажды некий старый крестьянский мужчина, горбатый от работы, с морщинами глубокими как марсианские каналы на натужном лице, разгребая навоз на своей ферме, наткнулся на каменные скрижали, и на медные таблицы, и на полуистлевшие древнейшие берестяные грамотки. Так говорилось что бог – это тварь. Там говорилось, что бог – это животное подлежащее дрессуре. Там говорилось, что бога можно запрячь в свою надежную крестьянскую бричку. И уехать далеко. В поисках справедливости. Ухать в город. Уехать сквозь город. В космос уехать. В космос и там уже разгребать звездный навоз не ежедневно, но только по настроению и по большой блажи. По большим праздникам разбрасывать по вселенной звездный навоз, кокаиновую звездную пыль и доить из золотого вымени солнца бешеное радиактивное молоко. И разливать по граненым стаканам бешеное молоко. И разливать по граненным стаканам красное молоко смертельных приговоров. Всегда-всегда. Вечно-вечно. И пришли в город мужчины с бурыми крестьянскими лицами, закатав рукава на рубахах, подбив сапоги и ботинки звонкими стальными подковками. Теги:
1 Комментарии
#0 19:06 15-04-2006Слава КПСС
Сумбурная вещица. Чуть пафоса убрать и заебца однако нда, прочитал даже не по диагонали, а как бы выразиться- ту же диагональ читал местами и не чувствую, что что-то упустил. Ахтунг Вавилон - да история учит не услышат тибя нихуя!!! Писал бы до конца чоль? так то неплохо. тока мужики то тут причем? хуярил бы напрямую:) не доделано. Написано явно под воздействием Ницше. "интимное мясо" - очень сильная фраза. Согласен с Вруном. Вещь цепляется словами-колючками. ПОнравилось, ибо нихуя пркатически не понятно. Тем, кто понял - респект! и снова отлично!!! если б убрать линию про ментов (в т.ч. последнее предложение) было б вопще заебизззь!!! Сдвиг Понял сам - объясни другим. Я, в силу своей природной тупости и постоянному состояни похмелюги, не понял нихуя. Частный случай, признаться, я не умею читать. Только чуть-чуть писАть. Когда я пишу про текст «отлично», я лишь имею в виду, что мне понравилось как весь этот набор букв и абзацев выглядит, ну, например, на листе Ворда. Ведь, если внимательно приглядеться, повернув перед этим текст на 90 градусов вверх, то можно увидеть, что все эти значки и символы образуют нечто, похожее на прыгающие столбики эквалайзера…или чотам… я вообще то себя не коменчу-моветон. но блять, замечание про ментов меня задело - ненавижу этих тварей! вот верхний кусок из этого креатива, который называется Сны Сны На свинцовом дереве висят яблоки. Несмотря на окружающую кромешную тьму, яблоки наливаются бешеным красным соком. Сладким соком наливаются человеческие глазные яблоки, сливы, виноградины на тоненьких свинцовых веточках снов. Бело-красный город Маленький-маленький город. На берегу океана. Город с пронзительно-красными черепичными крышами – такие города бывают только в иллюстрациях к сказкам со счастливым концом. Жители города живут в ритме медленного танца. На их лицах пудра, на их лицах серебрянная лень вечного карнавала. Праздник-праздник-праздник. Праздник гуляет по улочкам города и лицам людей. Вечный праздник вышивает крестиком людям рты, оставляя отверстие только для воздуха и трубочки для коктейля. Мужчины целуют женщин в перепонки между пальцами, а женщины несут внутри себя гирлянды эмбрионов, засахарившихся от скуки. Переев в праздники шоколадных пасхальных яиц, и мяса оловянных одноногих солдатиков жители города дружно умирают. Тихо и деликатно окочуриваются в стерильной искуственной грязи, сделанной из папье-маше. Ненавсегда. Что бы наутро неизбежно воскреснуть, неизбежно-безмятежно воскреснуть, потому что они еще не договорили всех праздничных карнавальных реплик из книжицы, потерянной по ту сторону океана. Что бы снова выпивать ритуальный утренний кофе из гессенского фарфора, слегка наморщив прекрасные лица. Что бы снова и снова чистыми, голубыми виноградинами глаз смотреть утреннюю телепередачу с безупречными божественными персонажами, с безупречным божественным прогнозом погоды, и читать утреннюю почту состоящую исключительно из бритв… (Так будет почти всегда. Пока из шелковой бело-красной утробы игрушечного города не прорастет его близнец-канибалл…) это - не про ментов Неграмотный, все нормально, не кипишись. Все равно никто ни хуя поймет о чем ты сказал. Постмодернизм нах. Писатель умер- да здраствует текст. Неграмотный, извини, если обидел тебя своей серостью! Не про ментов, так не про ментов. Тем не менее, мне очень нравится как ты пишешь! а хорошо Я думаю, чей-та так все хорошо сегодня утром. Оказываецца, я читаю рубрику "Литература". А не все подряд, как обычно. Однако. Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |