Графомания

Намалюй мне, (молю!), углем ли, маслом ли
Лоб и локоны, и лукавый лик.
Прикасайся кистями ласково
К полотну, как в степи ковыли
Льнут и гладят случайно голые
Икры, бёдра. И в пламя брось!
Было-не-было - бодро из полымя
Вспрянет феникс рассветных рос....

Как перед маем мается, лается и кусается
Как же не унимается поздняя дура-метель.
И напоследок кается, под ноги расстилается.
С сердцем сопрокасается полумертвый апрель.

Над тополями строчкою, ровной черной цепочкою,
Клин журавлей врезается в небо по над Москвой....

Эти игры щекочут мне нервы,
Но загадок таких не люблю:
Отчего ты с коварством Джиневры
Начинаешь дерзить королю?
Смотришь словно на Уробороса,
разжигаешь враждебности трут.
От твоих хитроумных вопросов,
Временами мурашки бегут....

Я позабыл твоё лицо,
И хлам уже не смоют слёзы;
Мой храм в объятьях подлецов,
А от креста саднят занозы...

Тупит и небо до зари.
Под каской трескаются губы.
Уносит в точки фонари.
Цена пережитому - рубль.

Но я всё пру своим путём,
Как заржавелый экскаватор....

Кто знает, что произошло в тот день на самом деле, и произошло ли что? Одно ясно, и оно уже было высказано. Но все что произошло, должно было произойти? Или вопрос о происшествии чего либо, это уже происшествие? И еще один вопрос.. И он говно.

- Я вас не слушаю!...

…Знаменитый художник-портретист Симеон Шварц был личностью не обычной. У него была куча достоинств. Например, он обладал исключительно крепким здоровьем. Он никогда не болел и не мог понять, почему болеют другие. Он страшно удивлялся, когда узнавал, что кто-то из его знакомых простудился или умер от инфаркта....

Никто не знает, что такое смерть -
вполне возможно, что это
величайшее добро для людей.
Однако, все ее боятся как
будто смерть - величайшее зло.
Платон


Страх и мысли о нем, переполняли героя, выворачивая подсознание на самые странные сцены возможно предстоящего....

Кому-то сон является во благо
Последний раскадровкой лучших дней,
Все отправляя пакости на плаху,
Пусть уплывут бесплотностью теней.

Куда бы что когда не убегало
Пустоты вновь заполнятся с полна.
Удачи светят сладостным оскалом,
Печали мечет вечности волна....

На Лубянке и Голгофе смыли кровь…
Перед этим долго били в глаз и в бровь
Ночью тайно схоронили Здесь и Там
Будто в детстве посмотрели фильм «Регтайм»

А потом омыли руки и лицо
И эмалью написали «Виктор Цой
Жив!». Как Ленин, что жалеет всех живых,
Но от жалости – кастетом баб под-дых

Колокольный перезвон задушит ночь
И меня разбудит неродившаяся дочь
Или сын… А, может, умершая мать?...

Совком копаю, ложкой, рву щипцами,
божественную суть не отрицая,
до самого до детства, до скелета
крою себя ланцетом и стилетом,
ищу крупицу Бога в недрах плоти.
Не в церковь же идти за делом этим.
А кто-то ходит....

По небу пешком.

Понедельник. Утро. Жора первый раз за два дня видит солнце. Плохо ему совсем, колотит всего на отходняках. За окнами просыпается город, начинается новый летний день. Особенный день. Сегодня нужно освободить квартиру. На поиск нового жилья нет ни сил, ни денег....

Не проспект, весь в огнях и не улица,
Переулок в шестнадцать семей.
Где две встречные еле сунутся,
Чтоб друг другу не красить дверей.
Где другие дорожные правила,
Про асфальт не мечтают зазря.
Здесь давно не видали и гравия
И весной непролазная грязь....

Надо же так майдануться, чтобы
фашизм с коммунизмом сравнивать.
/на злобу дня/

Опять дорога, опять в пути... Что ж... может быть именной этой дороге суждено вывести к уготованному именно мне жизненному пути. А если нет…? В мире еще много дорог, готовых вести дальше, если сердце снова позовет в путь....

- Пройдет какое-то время, и все будут говорить, что в семнадцатом году свершилась Великая Октябрьская революция, а вовсе не произошла октябрьская катастрофа, как сейчас говорите вы.

Революцию, к вашему сведению, с восторгом встретила и передовая часть русской интеллигенции и широкие массы рабочих и крестьян, доведенных до последней черты непосильным трудом на эксплуататоров – помещиков и капиталистов....

В нижней части большого ущелья,
Что в предгорьях Большого Кавказа,
Утопает в садах поселенье,
Неприметное праздному глазу

Здесь поэтам дано вдохновенье,
Здесь калитки плющами увиты,
А на кладбище, за селеньем,
Спят под солнцем надгробные плиты

Жаркий воздух спокойствию внемлет,
Звонким трепетом стонут цикады,
Грузный шмель собирает,не дремлет,
Многоцветия сладкие яды

На одной неприметной могиле,
Под шелковицей, возле ограды,
От палящих лучей обессиле...

Шаги тяжелым, разгульным эхом потухали в каждой ступени какой-то невидимой лестницы. В конце концов, глухие стуки перешли в шершавое скольжение по паркету…
Пока никто не говорил, подросток воспользовался перерывом, чтобы проверить кое-что. Он попытался моргнуть....

Не спится. Ночь. На небе томно
Луна зажгла священный лик,
Плывёт земля по кругу сонно -
Столетья обращая в миг.

Мой пульс как стрелка циферблата,
Уверенно чеканя шаг
Универсального солдата -
Тик-так, тук-тук - тук-тук, тик-так....

Было страшно. Она сидела на кровати, облокотившись об стену, и, подобрав под себя ноги. Руки, выделявшиеся из темноты своей белизной, похожей на цвет страниц свежекупленной книги, обхватывали плечи, словно стремясь, врасти где-то в области лопаток. Брови были максимально приближены к друг другу, образуя длинный шов кожной сладки на переносице....

Здравствуй! Я тот, кого ты не узнала,
Я ветер, ласкающий кудри твои.
Я взгляд на тебя из огромного зала,
Где зрители воют, от смертной тоски.
Я море. Игриво-веселое море.
Я небо. Серьезное небо над ним.
Я тот кто с величием вечности в споре,
Земною любовью бывает раним....

«Имел весьма содержательную беседу в редакции. Некая литературная барышня, небрежно держа в руках мою рукопись и поводя круглыми глазами, наставляла меня:

- Сейчас так не пишут.

Я вежливо осведомлялся:

- А как сейчас пишут?...