Безнадёгин

Знаешь, все действительно изменилось,
Трещины на асфальте и с неба падает дождь.
Что-то с героями сказки твоей приключилось
Такое, что их теперь не проймешь:

Я- твой Иван Царевич спешился, встал на месте,
Смотрю, как на белом коне к тебе подкатывает дурак,
Плещется теплое пиво в банке, отблескивает от жести,
Улыбчивый циферблат....

Есть люди, как сплошной ожог, как сплошная рана, вывернутые наизнанку, вышвырнутые в жизнь, выставленные в мир, как в ливень. Беззащитные. Уставшие. Чужие от всего. Илья был именно таким. Иногда он просыпался утром, смотрел по сторонам комнаты, упирался взглядом в распахнутое, жалящие утренним солнцем, окно, жмурился и не понимал почему....

Солнце выпалило эту местность, оставив для человека в дешевой куртке, только белую плоскость из перемолотых костей лошадей и людей, которые не умели остановиться и гибли на ходу, раздираемые сухим, горячим ветром. Лучшего лекарства от мечты еще не найдено....

Снова начался дождь. И пока ты живой, не отпустит
эта осень тебя. На захарканный серый асфальт
С неба рушится ночь. И без повода, просто от грусти
Открываешь портвейн. И выводишь сквозь зубы: «Да блять»

Это, детка, сентябрь. Не последний, конечно....

И хочется, конечно, измениться,
И все вокруг, конечно, изменить,
Уехать к морю, вырваться, влюбиться,
И жизнь прожить.

И хочется, и денег, и халявы,
И праздника, как в фильмах, каждый день,
Красивых песен, подвигов и славы,
И стать взрослей,

И проще стать, и чище, и светлее,
И видеть свет....

Любовь. Грязная, кровоточащая, избитая до ржавого мяса, голодная псина рвет на меня через глухую подворотню. Я медленно отхожу, под ногу попадается блядский кирпич, я спотыкаюсь, упираюсь спиной в холодный, обоссаный забор. Жду, когда тварь начнет разрывать меня на ошметки....

Шел по улицам небольшого, шумного в воскресный день города, полусогнутый от жизни своей человек. Одет был он, не сказать чтобы плохо и небрежно, а просто странно, как ни от мира сего. Человек был в возрасте, но не в таком, конечно, когда врастает продолжением руки в тело костыль, или тросточка, а лет сорока- сорока пяти....

Я- рылянин. Нет не в смысле, что я огромная туша с ебалом похожим на сбежавшее из кастрюли тесто и черной грязной щетиной. Нет конечно. Просто я уроженец Рыльска. А все мы жители и уроженцы- рыляне. Так решила Родина, а ее как известно, не выбирают. Нас таких рылян- тысяч пятнадцать, ну это тех кто живет в городке и окрестностях....

— Знаешь, детка, сколько людей растворилось в этом беспросветном мае, сколько их исчезло в вечном русском холоде, за пеленой обложных дождей, сколько сгорело как китайская гирлянда на облезшей новогодней елке? Сколько сошло на полпути? А я все еду и еду, мчусь в этом разбитом фанатами вагончике сошедшей с маршрута электрички....

— у меня остались только этот теплый джин и ты
- считай что у тебя остался только джин
- жаль.
Мне будет не хватать ее, и дело совсем не в том, что она умела терпеть меня сколько могла, не в том, что от ее волос пахло странным ароматом какой-то ушедшей России- хлеб горчица и еще какая-то херня- из всего этого она делала маску для своих прямых лоснящихся волос....