goos

Люблю осень. Лес осенью поёт совсем другие песни. Когда отзвенит, отсочится, выдохнет устало после сытного лета, когда распустится буйством красок, станет мягким и пышным, тогда и песни у него зазвучат громко, широко и раскатисто. Вот берёзы и осины тянут мелодию, голоса звонкие и чистые, как морозный воздух, клёны сочным баритоном, словно бархатом, окутывают песню....

Слёт гуманоидов затянулся далеко за полночь. В двухкомнатной хрущёвке набилось человек двадцать. По большей степени – люди творческие. Местный бомонд. Несколько рокеров локального разлива, четверо бумагомарателей, претендующих на звание поэтов и писателей, художники, штампующие пейзажи города и Ласточкино Гнездо....

Офицер бросил на меня безразличный взгляд и спросил:
- Это вы корреспондент?
Я кивнул и протянул удостоверение. За последние полчаса пришлось показать его раз десять. Меня обыскали, и металлоискателем, и вручную, сняли отпечатки пальцев, взяли образец волоса, просветили какой-то лампой, задавали путанные, на первый взгляд, нелепые вопросы....

Это была самая обычная рюмочная на окраине города в рабочем районе. Забегаловка, ганделык, шалманка. Шесть столов, накрытых клеёнкой в цветочек, потёртые стулья, кафельный пол, тюлевые шторы на окнах. За стойкой, из-за блюд с бутербродами выглядывала дама предпенсионного возраста, эдакая бандерша, взгляд которой поставит на место любого зарвавшегося алкаша....

Это была самая обычная рюмочная на окраине города в рабочем районе. Забегаловка, ганделык, шалманка. Шесть столов, накрытых клеёнкой в цветочек, потёртые стулья, кафельный пол, тюлевые шторы на окнах. За стойкой, из-за блюд с бутербродами выглядывала дама предпенсионного возраста, эдакая бандерша, взгляд которой поставит на место любого зарвавшегося алкаша....

Портье — толстый мужчина с прилизанными волосами, сидящий за потёртым столом, поправил подтяжки и ещё больше развалился на стуле. Спичка в зубах перекочевала из одного уголка рта в другой. В глазах – тоска, поселившаяся там уже давно, и вытолкавшая все остальные эмоции....

Я робко заглянул в кабинет паблишера. Тот, увидев меня, оживился, заёрзал на стуле и сунул в рот остаток бутерброда.
- Заходите, заходите, — прожевал он мне, указывая на стул.
- Я это…роман вам приносил, — я себя чувствовал, как на приёме у президента, или как минимум, у следователя....

Антона не любили все. Даже не то, что не любили, скорее брезговали. Было в его ауре что-то отталкивающее, как у таракана: вроде бы, жук, как жук, а в руки взять противно. Отец – бравый военный, полковник, красавец и бабник, чаял видеть в сыне продолжателя традиций....