Владимир Павлов

А у вас – на подушке двора
Травным бисером вышит апрель,
И давно звонким птичьим "ура"
Узаконена лишь акварель.

А у нас – фиолетовый снег
Завалил сталактиты домов,
И неспелого солнца побег
Утонул в амальгаме дымов.

А у вас – ноосферы виток –
Неприлично отбрасывать тень....

– И что вы хотите?
– Пожалуй, одного. Встречаться с вами иногда. Говорить. Быть рядом.
Она пару минут хмуро смотрела под ноги, потом вдруг, глянув с холодной доброжелательностью, улыбнулась:
– Ну, хорошо. Вот мы с вами и договорились. Теперь вы больше не будете пугать меня, простаивая ночи под моим балконом....

Вряд ли мы друг друга искали,
Но война посчитала иначе.
Такова двух империй задача:
Превратиться в пустынные скалы.
Звездолеты с лихой отвагой
В лоб столкнутся на скользкой трассе.
Ты бессильно отбросишь бластер
Со следами дешевого лака....

ГКУЗ «Городская психиатрическая больница № 6»; 3 отделение.

ПОСМЕРТНЫЙ ЭПИКРИЗ (история болезни № 38872)
СВЕЧНИКОВ НИКОЛАЙ ФЕДОРОВИЧ, 05.08.1953 г.р.
Без определенного места жительства.
Поступил: 01.02.2014г. Умер: 04.03.2014г. в 17 час....

Однажды, такой же молочно-туманной весной, бетонщик Слава Кочкарев влюбился. Нет, весна была все же другая. Ее еще распинали на числах советских календарей, рвали на перестроечные плакаты, скармливали собаками от названного дефицитом избытка. И вся она была юная, резкая, переменчивая, как девушка, которую стал вдруг замечать на своей стройке, в бригаде штукатурщиц, Слава....

– Я – Распутин, – уверяет Васильев.
Но темных убийц не переубедить. Как, однако, ужасно пахнет в машине. Пахнет его собственным страхом. Когда кишки в ожидании удара приучаются заранее выпускать газы.
– Это Распутин, поняли! – выпучивает мертвые глаза верзила....

Ненавижу эти цветы на окне. Из горшков торчат голые черные стебли, неестественно изогнутые вопросом. Крючья вопросов цепляют рукава, когда я хочу открыть окно. Это же надо такие провалы в памяти! Я даже не помню, давно ли заперт в этой чистой, бедно обставленной комнате....

Я выхожу и зачем-то иду.
Может, в аптеку, в участок, в притон.
Ночью у города тяжкий недуг –
Не помещаться в кирпич и бетон.

Улицы сделались страшно длинны,
Сюрреализма добавив мотив.
Даже бельмо ослепленной луны
Видит улыбку кривых перспектив....

Открывает калитку ветер.
Не узнала меня собака.
Одичали босые дети,
Высекая огонь из мрака.

Дровосек стал повыше ростом,
Молодея, а не старея,
И, направив топор о звезды,
Превращает дома в деревья.

И деревня, в пакет с вещами
Умещая свои границы,
В невозвратном пути к началу
Приучается только сниться....

Столбы, как ряды единиц, убегают
За домом, где я не прошелся ни разу.
И вечер – лишь звон двояков под ногами.
Троится чекушка сквозь марево газа.

Ну, пять – это крюк, где была батарея.
Шесть граней у комнаты, как и у хлеба.
Семь смертных грехов – в ожиданьи старея,
Гореть пустотой предрассветного неба....