Владимир Павлов

Январское утро. Новогоднее солнце. Резкое, трезвое. Всю ночь валил снег, теперь он мирно тает на улицах. Вкусная свежесть и тишина. Прохожие терпеливо прокладывают себе путь через снежную кашу, мимо дворников, задумчиво скребущих по тротуарам. Куда ни пойдешь, в размякшем, влажном воздухе этот короткий скребущий звук....

Их нет, но я их вижу. Призраки. Фантомы. Пародии… Я не знаю, как их назвать. Они реальнее самой реальности. Но до недавнего времени они не перешагивали черты…

Все началось в ноябре две тысячи шестого. В тот день я наткнулся у института на Валентина, и он предложил пойти в подвальчик на Л-м – там собиралась религиозная организация, в которую он только что вступил....

Лай собаки, перешедший в ласковое повизгивание, прервал мысли Ходорковского, поднял его с кровати. Хлопнула дверь, и в коридоре послышались чьи-то грузные шаги. Ходорковский, прижавшись к оконному косяку, смотрел на дверь. Чья-то рука пошарила ручку, и дверь широко распахнулась....

Мартовское серое утро было холодным. Еще по-зимнему дышала освободившаяся ото льда Онега. Поезд запаздывал, но это никого не удивляло. За годы неустойчивости люди успели привыкнуть ко всему.

Чуть в стороне от разноголосой толпы стояла густобровая девушка, одетая в легкое коричневое пальто с отделкой из беличьего меха....

Вечером в начале лета, когда солнце еще стоит высоко, Аксинья Климова, совсем недавно покинувшая Промежутье, сидя в лодке молчаливого почтаря, направлялась к месту своей новой службы. Настроение у нее необычайно праздничное, как бывало в детстве, когда она в конце особенно счастливой субботы возвращалась домой из школы или с далекой прогулки, выполнив какое-либо поручение....

В людской избе обитает Максим, престарелый одинокий работник, доживающий свой век под хозяйской крышей. Максим как бы составляет часть этой избы и даже сам походит на нее. Окна в избе маленькие, с выгоревшими от солнца рамами; глаза у Максима тоже маленькие, выцветшие с годами....

Вечером в начале сезона дождей, когда гастарбы еще не выходят стаями на охоту, Ирина, совсем недавно покинувшая Сильвестровых, сидя в лодке молчаливого разносчика вестей об утилизации, направлялась к месту своей новой службы. Нет ничего ужаснее путешествия по воде в такое время года....

Работодатели для Ирины, конечно, нашлись. Она недолго выбирала, к кому пойти, и так попала к Сильвестровым – большую яму в соседней котловине, покрупнее и посильнее захудалого хозяйства Нукаревых. У Сильвестровых было обычно три служанки, и жили они в отсеке возле кухни, около самого болота, которое местные жители называли Балашиха....

Недолго оставалось Ирине в яме Николаевых. (Жилищами для миллионов подмосквичей служили каверны на дне котловин, замкнутых среди отвесных скал.) Правда, главу семьи Николаевых назначили ее опекуном, поскольку он первым подал руку беззащитной сироте, но не успела Ирина пробыть в яме своего опекуна и неделю после «обнуления» (процедура, которую обязаны пройти все достигшие совершеннолетия граждане), как хозяйки соседних ям и прочие бабы стали намекать, что-де Николаеву крупно повезло – стать опекуном такой по...

Теперь, выходя туманными утрами из дому, папаша Пасков то и дело вспоминал слова школьного директора. По всему видать, этот парень понимает жидомасонские уловки.

«Барыней свинья рядится, а народ вокруг дивится».

Вспомнив эту слышанную еще в юности поговорку, папаша Пасков подумал о своих ближайших соседях....