Припадок спокойствия

Петров передвигал ботинки по щербатому лицу улицы имени Герцена, корректируя их траекторию к колоннам городского драматического театра. Голова его была пуста, никаких мыслей в ней не содержалось. Пойти на прогулку его вынудил телефонный звонок Малькова, прервавший тяжелую вечернюю дрему, напомнив о встрече....

Когда я подходил к Петрову, он что-то сосредоточенно бормотал под снабженный усами нос. На продуваемой осенним ветром аллее, в сером дрожащем пальтишке, качался и шевелил губами, как какой-то псих. Я приблизился, ветер хлестнул обрывками слов:

....

На дачу Петров ездил на тарахтящей бежевой шестерке, которая оставляя за собой длинную белую колбасу дыма, наводила ужас диким ревом пробитого глушителя на расставленных вдоль дороги гусей. Купив в деревне, на берегу небольшого озерца старый разваливающийся домик, обложив его кирпичом, и сделав пристройку, Петров получил загородную резиденцию, куда отправлялся теперь всей семьей на выходные....

Сейчас зайду в молочный отдел, и прихватчу, нет, перехвачю, а сукаблятьпадла Маргарита Павловна, так и не научила правильно слова выговаривать, и это за десять лет то, а ещё классный руководитель... просто возьму творога, или творогу? или как? а, ебать....

Зашел в офис к старому другу. Он попросил секретаршу полчаса бросаться на посетителей, в случае обнаружения оных возле директорской двери, и ещё попросил подать две чашки кофе. Сидим значит, цедим.
- Как оно? - спрашивает.
- Нормально,- говорю....

За спиною громыхнула входная дверь. Через открытое окно кухни на улицу понеслись проклятия деда, а следом мягкий бабушкин голос укорил:
- Ваня, ну сколько раз тебе говорить, придерживай двери.
- Извини бабушка, забыл.
- Решето, а не голова у мальчишки....

Умостив обтянутый галифе зад, на деревянную скамейку рядом с покосившемся домом, Василий Иванович тихо попукивал, и бубнил в усы песню, в которой сочетались браком любовь, комсомол и весна. При этом он водил бруском по лезвию старой кавалерийской шашки, которую холил, словно любимого Чечика, который издох, и уже давно....

Когда Петров и Иванюшин прогуливались по вечернему парку, неспешно и приятно беседуя о женских выпуклостях уже встречавшихся им на жизненном пути, и рисуя в воздухе те, которые хотели бы ещё повстречать, вот в этот так сказать приятнейший момент прогулки, когда мысли и чувства глубоко зануриваются в райские кущи постыдной взрослой любви, произошло то нежданное и негаданное, что обычно случается с детьми в возрасте около семи лет....

Проснулся Петров рано. Вывернул тушку до приятного хруста в суставах, и сладко зевнул. В келье безвольно, как белье на веревочке, висела тишина. Не храпел даже Ван Дун, обычно выводящий носоглоткой замысловатые трели, не слышны были и размеренные, скребущие по каменному дну монастыря метлы послушников, поэтому драгоценные, тающие перед побудкой мгновения, когда из глубин ноосферы можно легко и без усилий вытащить всё что хочешь, даже детальный план ограбления Лувра, Петров решил посвятить размышлениям....

Если я не свалю, это место меня доканает. Каждый вечер укладываясь на грязных картонных листах от коробок, я думаю про то, что в этом теплом и сухом подвале, пока я лежу в отключке, ко мне приходит кто-то сумрачный и темный, кто сидит рядом со мной до утра, и крадет мои сны....