Критическая мысль

Автор: Йхтиандыр Тихий мягкий свет лампы с зеленым абожуром лился на белоснежную скатерть стола. Задумчиво отложив аккуратную тетрадь Ниночки, Вера Ивановна сделала маленький, обжигающий глоток крепкого горячего чая. Вчера поступило распоряжение в порядке искоренения вопиющей безграмотности провести написание контрольных сочинений, а завтра результаты уже следовало доложить. Детки-молодцы порадовали, по произведениям любимых авторов писали и написали хорошо. Работа близилась к концу, оставалось несколько тетрадей. Делая последний рывок к финишу, Вера Ивановна вновь принялась за проверку. Следующей работой было сочинение ее нового ученика Саши Торчкова. Совсем недавно он был переведен в класс, но держался крайне замкнуто, настороженно перехватывая насмешливые и удивленные взгляды одноклассников. Машинально Вера Ивновна взяла его тетрадь, открыла нужную страницу... И словно остро отточенный штык, в ее изнеженный наивными, гимназически образцово-показательными сочинениями разум воткнулась первая строка совершенно недетского произведения. Ей показалось, что мир разлетелся мозаикой на тысячи разноцветных кусочков стекла, буквы прыгали в неистовом ритме. Но постепенно ритм замедлялся, буквы строились в железную фалангу. Как шпала к за шпалой, слово шло за словом, формируясь в длинный бесконечный путь, по которому , онемев от испуга и удивления , Вера Ивановна летела, сидя раскорякой на стуле, как на дрезине, в далекие степи...в девятнадцатый год...
"...Васютка Гладышев, озорной, разбитной взобрался на тачанку под шум и гам митингующего людского моря. Гуляющий ветер полоскал его огромный клеш. Ниспадающие до самых ягодиц ленточки и распахнутый, обрезанный до пупа бушлат, надорванная на груди тельняшка и наколка на руке "Катька - сука" придавали ему героический вид. Суровый образ дополняла большая пулеметная лента через плечо. Он поднял руки и крикнул:
- Братцы! Да што ж кровопивцы долго будут царствовать?! Баб да девок тиранить? Сам сидит, пузо отъел у самовара, зерно прячет, скопидом! У них скот и зерно, самогонку гонит, кобыла есть, телки! А у простого человека - одна конопля, да и та не уродилась. Хде справедливость? Бабы наши на него в поле батрачат, у них вот это тоже понимаешь ли, эта самая, минстация есть! Они тоже, понимаешь, люди! Судить сиксплуататоров!
Толпа злобно зашумела, комбедчики уже изловили возле амбаров старого купца Тришкина и попа Григория. Воинственно размахивая маузером в одной руке, а в другой испачканными бабскими исподними, Гладышев крикнул:
- Судить революционным трибуналом! И на сук, гадов!
И через полчаса, по приговору летучей тройки, эксплуататоры были расстреляны нагишом в огороде под шум, смех и улюлюкание радостных сельчан. И только злые сельские собаки не побрезговали растащить по органам части трупы. Митинг продолжался..."
Итак, мы видим прекрасную демонстрацию взаимоотношений между лидером и человеческой толпой. Каждый субъект толпы идентифицируется с другим субъектом на предмет ненависти к более преуспевающим субъектам, которые претендовали на роль отца, но были растерзаны толпой. На роль отца претендует также комиссар Гладышев, аппелируя к низменным инстинктам толпы. Либидиозный характер взаимотношений усугубляется общим влечением к сексуальному образу. Влечение выражено в фетишизме, то есть в интересе массы к менструальным циклам женского организма ..."
Вера Ивановна на мгновение оторвалась от раскрывшейся ей невообразимо необычной картины народной стихии. Нехрестоматийные виды и незнакомые слова, возникшие в ее сознании захватывали дух. Слово "менструация" показалось знакомым. Рука потянулась к стопочке книг, где уже который год пылился "Толковый словарь русского языка". Но в этот момент ей вспомнился таившийся где-то в закоулках подсознания холодный, настороженный взгляд Торчкова. Словно почувствовав в нем невысказанный молчаливый укор. Казалось, он хотел сказать: "Стыдно, очень стыдно за вашу неграмотность!" Вера Ивановна нерешительно вернулась в исходное положение. Она судорожно сглотнула слюну и с волнением продолжила чтение.
" Внезапно ворота распахнулись, и во двор ввалилась шумная ватага. С гоготом и с песнями они располагались на постой, раскидывали винтовки, подсумки, мылись у колодца, ломали плетни и разводили кострище. Появился самогон, где-то резали поросенка и сворачивали шеи гусям. А во двор прибывали и прибывали новые и новые отряды бойцов. Последней въехала тачанка с молодой пухлозадой пулеметчицей Зинкой. Ловко соскочив с подножки она хотела пройти в хату, но вдруг увидела мужественную фигуру Гладышева. Татуированный с ног до головы, голый мускулистый, он смотрел на нее без стыда и удивления, держа в одной руке клеши, а во второй большой эрегированный елдак. Чья-то шутливая рука набросила ему на возвышавшуюся куяву вышитый рушник, спертый с чьих-то плетней. Но он не замечал шутки, пристально глядя на все более и более волновавшуюся Зинку. Она не выдержала его взгляда, смутилась и отвернувшись проскользнула в хату. Какое-то непонятное предчувствие чего-то нового и неизбежного закралось в ее душу...."
Осмыслим критически момент. Здесь прекрасно показано еще одно доказательство того, что человек - это стадное животное. Несомненно, что отдельно взятый Гладышев является достаточно вменяемым человеком, на что автор обращает внимание читателя. Однако находясь в человеческом стаде, герой романа теряет остатки интеллекта, разнузданность толпы предается и ему. Тем самым высвобождаются из-под спуда комплексов все низменные наклонности. При этом происходит вполне закономерный переход между фазами влечения и перенацеливание с размытого образа на вполне материальный гетеросексуальный объект со всеми сопутствующими симптомами в виде эрекции. Гетеросексуальный объект гипнотизируется копулятивным органом невиданных размеров, тем самым между Гладышевым и Зинкой устанавливается контакт..."
Тихое постукивание часов разносилось по комнате. Вера Ивановна, с намокшей промежностью, позабыв про время и пространство, продолжала читать, слегка стимулируя свои причиндалы. Сперва в ее голову, разбухшую от громких фраз и жесткой терминологии, закралось сомнение: "Не может быть, в хрестоматии не было таких сюжетов!". Но в то же время ей невольно опять стало стыдно своих сомнений. Алексей Толстой, до прошлого года считавшийся "трудным", был включен в программу недавно, а читать подлинник Вере Ивановне был недосуг по бытовым причинам. В то же время ее смущала и твердость позиции, безаппеляционность выводов и опять таки терминология, дефлорирующее действие которой только что заставила совершить Веру Ивановну постыдный поступок. С волнением она погрузилась в чтение. Наступал драматический момент с погоней, скачками, стрельбой, романтикой.
"... тачанка стремительно понеслась в степь, оставляя за собой стену пыли. Багровое солнце медленно клонилось к земле. Легкий ветер разносил запах ковыля.
Упершись в борта руками, на полном ходу Василий вводил свой гигантский шкворень в Зинку, а та, уцепившись от страха и радости за рукоятки пулемета, давила на гашетки, слегка подмахивала своим крупом и мычала от удовольствия. Ствол пулемета возбужденно выпирал над тачанкой, вода в кожухе вскипала. То редкие, то короткие очереди, словно волны настигавшего Зинку оргазма, раздавались над буйными степными травами. Вода с шумом вскипала в кожухе, словно страстная волна, которая гуляла по венам Зинки и Василия. Внезапно встретившийся им на дороге разъезд белых был моментально перебит, ни успев не развернуться в лихую лаву, ни успев панически драпануть. И долго по колее катилась фуражка убитого первыми седоусого штабс-ротмистра. Лошади, словно чувствуя близящийся коитус, увеличивали темп бега. Скрипя колесами и раскачиваясь в такт фрикциям, тачанка уходила в степь. Ее силуэт еще долго и долго уменьшался на фоне алого заката..." - выдохнула шепотом Вера Ивановна и почувствовала какую-то непонятную слабость, еще никогда доселе не посещавшую ее с момента прочтения когда-то давно романа старушки Маргаретт Митчел. "... Сюжет вызывает совершенно закономерный вопрос. Как могло случиться, что два субъекта во время коитуса умудрились уничтожить целый разъезд белых? Ответ прост. Мы знаем, что в войске между субъектами и военноначальником существует либидиозная связь.Но стоит уничтожить начальника, связь разрушается и начинается паника. Что собственно приводит к потере контроля и разгрому человеческой толпы. Факт пулеметной пальбы во время реализации полового влечения показывает, что женщина во время полового акта испытывает острый приступ комплекса кастрации. Ей необходим эрегированный заменитель фаллоса, которым она смогла бы сделать больно объекту сексуального влечения и насладиться своим самовозвышением над мужчиной. В качестве органа ей дается в руки пулемет. А в качестве дополнительных объектов влечения выступают другие мужские особи. Это достаточно неординарный случай, но вполне возможный ..."

...Стрелка часов медленно перешагнула за полночь. Лампа по-прежнему излучала мягкий свет, на столе стыл чай. Все было точно так же, как пару часов назад, только Вера Ивановна лежала на полу, неловко поджав ногу к груди. Безумный взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, в поисках Мысли. Откуда-то со стороны ванны доносились звуки оркестра, знакомый по фильмам хор старой ленинской гвардии с нарастающей ежесекундно мощью исполнял "Интернационал". Из стены выходили ровными рядами по четыре слоны кумачевых цветов, большие, лопоухие, с большими звездами на боках. Где-то в конце колонны громыхал и поскрипывал колесами лафет с эрегированным фаллосом. Они медленно дефелировали мимо жертвы неудачного педагогического эксперимента, покачивая гипертрофированными пенисами. На переднем, ехали Зинка и Гладышев. Они курили ганджубас и пили самогон, а над их головами раскинулось полотнище со словами: "Да здравствует товарищ Зигмунд Фрейд, великий вождь афганских трудящихся".

Занавес.