Кафе

Автор: Хренопотам (*всем спасибо за отзывы и рецензии. подумал - что если начну переписывать, в конце концов просто сотру нах. выкладываю в первой редакции, как привык ...*)
***
1.
Мама часто приводила Славика в это кафе. Она покупала ему мороженое и садилась читать книжку. Славик осторожно ел холодную вкуснятину (больше всего ему нравилось белое), и так они ждали папу. Папа ехал с работы на машине, выходил и забирал их домой.
Уже был, наверное, вечер. Славик давно проснулся, а снова спать еще было не скоро. Цифр он пока не выучил.

2.
Карен закурил и окинул взглядом улицу. Вроде все было спокойно, но Карен чувствовал себя препогано.
Мало того, что Татьяна обнаглела до того, что начала встречаться со своими хахалями посреди бела дня, так еще и объявила, что немедленно хочет кофе, и засела в кафе конкурентов.
В принципе, в это время никого из людей Финна здесь быть не должно, и на чужой территории, как ни странно, безопасней – в своем кафе стуканули бы в пять секунд, не успела бы свой кофе выпить – как Армен Ашотович был бы уже тут, а Карену бы уже отрезали голову, ибо основной обязанностью Карена было как раз оберегать Татьяну от подобных встреч.
Карен обернулся и глянул внутрь помещения.
Прыщавый волосатый пацан, сидящий напротив Тани, невыносимо раздражал Карена. Однажды он даже пытался поговорить с Татьяной, объяснить, что это растение постоянно дурит ей голову, а само ест-пьет за ее деньги. Как вообще мужчина может так поступать, в голове Карена не укладывалось. Он с удовольствием вышиб бы пацану мозги, чтобы и другим таким неповадно было. Тем более, что этого требовали обязанности телохранителя. Но Татьяна спокойно ответила, чтобы Карен не лез, куда его не просят. И Карен, стиснув зубы, молчал. За это молчание Таня каждый вторник расплачивалась с Кареном своим телом. Когда об этом узнает хозяин – отрезанной головой Карен не обойдется. Да и ей ноги повыдергают.
Карен вздрогнул. Последние недели он перестал думать «если хозяин узнает» и начал думать «когда хозяин узнает».
Но бросить эту игру он уже не мог, и выплескивал свое раздражение по вторникам, яростно насилуя всегда безразлично и брезгливо отворачивающую голову и демонстративно раздвигающую ноги девушку. Она никогда не издавала ни звука, но всегда кончала раньше него, иногда и не раз.
Карен мотнул головой и бросил догоревший в пальцах окурок. Достал вторую сигарету и глянул на часы.
Тринадцать минут шестого. Максимум без двадцати надо будет сваливать. Он и так дал им полчаса.
Карен затянулся и встретил равнодушным взглядом женщину, которую точнее было бы назвать «теткой», шедшую мимо него с хозяйственной сумкой и несколькими полными пакетами.
Женщина ответила ему взаимностью.
Карен еще раз затянулся, на этот раз глубоко, замаскировав вздох.
Ему все не нравилось.

3.
Эдик осторожно наливал пиво.
- Папа, а почему дядя наклоняет кружку? – спросил неугомонный пацан лет пяти.
Мужик лет сорока оглянулся на Эдика.
- Это чтобы пиво не пенилось, - спокойно ответил он.
- А почему-у-у-у? – заныл мальчик. – Оно же так клево пенится …
Эдик мысленно усмехнулся.
Подбежала Ленка, поставила на поднос рядом с чашкой кофе бокал пива, который Эдик наполнил три минуты назад, и понесла заказ парню с девчонкой, сидящим за столиком почти прямо возле стойки.
Эдик проводил ее (вернее, ее попу) взглядом.
Ленка – это было главное недоразумение в кафе. Скромная, застенчивая, она бы гораздо гармоничнее смотрелась библиотекарем, нежели официантом. Эдик вообще недоумевал, как она сумела оказаться замужем, с Серегой рядом она смотрелась совсем крошкой.
Тем более она всегда тушевалась, когда начинались пьяные приставания, и за последние три месяца Эдику лично пришлось трижды зарядить в ебло особо перепившим посетителям. Сколько раз это пришлось сделать Сереге, который подрабатывал на полставки охранником (а скорее, присматривал за женой) вообще не сосчитать. Серега приходил обычно в семь-полвосьмого, когда более-менее начинал идти народ, так что у Эдика была возможность еще часа два безнаказанно попялиться на Ленку.
Она наклонилась к посетителям, и ее блузка слегка отогнулась. Эдик причмокнул, а патлатое чудовище, совершенно не стесняясь присутствия своей девушки, внаглую заглянуло под блузку. Ленка покраснела и зацокала каблучками в сторону кухни.
Эдик вздохнул и поставил кружку на стойку.
Работать по жаре вообще лениво, а особенно когда большую часть смены проводишь на ногах. И тем более, когда постоянно держишь в руках запотевшие бокалы с холодным пивом, которые хочется не отдавать, а немедленно употребить. Впрочем, один-два Эдик обычно украдкой пропускал.
Часы на его левой руке были повернуты циферблатом на внутреннюю сторону запястья, чтобы видеть время, когда держишь кружку.
Пятнадцать минут шестого.
Смена только начиналась.

4.
- Папа, а почему дядя наклоняет кружку? – спросил Петька.
Агафонов рассеяно обернулся и посмотрел на бармена.
- Это чтобы пиво не пенилось, - на автомате ответил Сергей Николаевич.
К тому, что у сына начался возраст почемучки, Агафонов уже вполне привык. Что, да где, да как, - Петька, казалось, не умолкал ни на минуту.
- А почему-у-у-у? – затянул сын. – Оно же так клево пенится …
Тут уже пришлось задуматься.
- Папа не любит пену, - нашелся Агафонов.
Петька кивнул и завертелся на стуле.
- Я хочу мороженого! – капризно объявил он.
Сергей Николаевич обернулся. У окна читала книжку молодая женщина, а напротив нее совсем маленький сынуля трескал пломбир.
Конечно, Агафонов более комфортно себя чувствовал, сидя лицом к залу и дверям. Но ему пришлось выработать привычку садиться неудобно, чтобы избежать потом претензий жены на тему «ах-ты-старый-кобель-я-же-видела-как-ты-пялился-на-этих-молодых-шлюх!».
Причем Валентина сама не замечала, что постоянно делает самое сильное ударение на слове «молодых».
- Тебе нельзя еще мороженое, только недавно выздоровел, - строго сказала Валентина.
- Па-а-ап! – попытался найти союзника Петька.
- Слышал, что мама сказала? – строго сказал Агафонов.
Петька обиженно засопел и уперся глазами в пол.
- Возьмите пиво, - сказал бармен.
- Можно я принесу? – вскинулся Петька. – Ну па-а-а-ап!
- Принеси, - разрешил Агафонов. – Только осторожно неси, не урони.
Но Петька уже мчался к стойке.
Левой ноге стало как-то неудобно, Агафонов глянул вниз и увидел, что опять развязался шнурок.
- Валь, - упрекнул Сергей Николаевич. – Я же просил тебя шнурки новые купить!
- Ой, забыла – ответила Валентина. – Сейчас домой пойдем, на рынок заглянем, купим.
- Да уже все закрыто, наверное, - махнул рукой Агафонов и наклонился завязать шнурок.
Даже летом, в любую жару, Агафонов всегда носил рубашки с длинными рукавами, чтобы спрятать старый шрам, длиной почти во все запястье. Сергей Николаевич никогда не считал, что шрамы украшают мужчину. Наоборот, это свидетельство позора, это память о том, что когда-то ты был недостаточно быстр, недостаточно силен, недостаточно умен, недостаточно изворотлив … Говоря языком современной молодежи, «лоханулся».
Под рукавом рубашки тикали старые, еще дедовы механические часы, которые были старше самого Агафонова, но за все время ни разу не сломались. Когда Сергей Николаевич начал завязывать непослушный шнурок, они слегка выглянули из-под рукава.
Но на то, что они показывали пятнадцать минут шестого, Агафонову и в голову не пришло посмотреть.

5.
С каждым днем Денис все четче осознавал, что жизнь удалась. Сцепить такую телку, при бабле, с папашей в числе десятка самых влиятельных людей города – об этом только и мечтать можно было.
- Влюбилась в меня по уши, - важно говорил Денис друзьям.
- Ну, а ты? – интересовались друзья.
- Да поёбываю потихоньку, - небрежно бросал Денис в ответ.
Друзья завистливо кивали.
Единственное, что пока еще напрягало Дениса – так это то, что Танька постоянно шифровалась, и никак не выдавалось случая блеснуть с ней на людях. Кроме того, исключались дорогие рестораны, дорогие гостиницы и прочие ништяки. Приходилось пока довольствоваться частым пивом и нечастой еблей.
Зная, как у армян сильна семейственность, Денис все норовил трахнуться без предохранения, если Танька залетит – никуда не денется, пойдет замуж. А «зять Саркисяна» – это совсем круто, на всю жизнь обеспечен. Танька, правда, почему-то упиралась, однако иногда удавалось-таки засадить и «не успеть выйти».
Впрочем, недостаток секса Денис с лихвой восполнял то со Светкой Овечкиной из соседнего подъезда, то с Анькой-студенткой, то на случайных блядках.
- Чего загрустила? – спросил Денис Таню.
- Да что-то мне нехорошо, - ответила Таня и нахмурилась.
Денис спешно спрятал глаза, чтобы не показать ликования. Неужели залетела?Уххх…
Настроение улучшалось с каждой секундой.
Бык-телохранитель посмотрел на них с улицы. Отсюда не было видно выражения глаз, но наверняка опять с неприкрытыми ненавистью и завистью.
«Смотри, смотри», - подумал Денис. – «Тебе, бля, о такой девахе только мечтать остается. Дрочишь, небось, на нее сутками, хач ебаный. Облизывайся, зверь черножопый.»
Подошла официантка, принесла Денису пиво и Таньке кофе.
Когда она наклонилась, Денис заглянул ей под блузку. Лежащая на чашечках полуоткрытого бюстгальтера маленькая грудь смотрелась очень аппетитно. Денис осмотрел официантку целиком – попка, ножки, мордашка … На секунду Денис представил, как губки девушки обхватывают его хуй, и сразу возбудился.
Эх, жаль, Танька здесь.
Официантка покраснела и убежала, а Денис подумал, что надо бы сюда вернуться попозже.
Денис отхлебнул пива и достал мобилу, чтобы записать название кафе. По экрану его старенькой Нокии прыгали цифры – 17:14.
Надо бы как-то намекнуть Таньке, что Денис уже присмотрел себе на скорую днюху хороший смартфон.

6.
- Папа, а почему дядя наклоняет кружку? – спросил Петька.
Отец задумался.
- Это чтобы пиво не пенилось.
- А почему? – удивился Петька. – Оно же так клево пенится …
- Папа не любит пену.
Что-то здесь было явно не то. Однажды Петька тайком отпил пива, когда отец оставил в кухне на столе полный стакан. Пенка была какая-то странная, пожалуй даже, что вкусная, а само пиво мерзкое и противное.
Петька чуть было не переспросил еще, но вовремя осекся.
Взгляд его привлек какой-то мелкий, наворачивающий мороженое. Петьке почему-то тоже ужасно захотелось мороженого.
- Я хочу мороженого! – вежливо попросил он.
- Тебе нельзя еще мороженое, только недавно выздоровел, - ответила мама.
«Ну как же недавно?» - подумал Петька. – «Уже два дня же».
- Пап! – начал было Петька.
- Слышал, что мама сказала? – сказал отец.
Петька обиделся. «Да я вообще другое, может быть, хотел спросить. Почему меня не слушают? Даже вон решают сидят, в этом году мне в школу идти или в следующем. А могли бы и меня спросить. Обращаются, как с маленьким …»
- Возьмите пиво, - сказал лысый дядька-продавец.
Петька вскинулся. «Вот я сейчас покажу, что уже не маленький.»
- Можно я принесу? – важно предложил он, и увидев что отец колеблется, добавил, - Ну пап!
- Принеси, - согласился отец. – Только осторожно неси, не урони.
А Петька уже летел к прилавку. Тот мелкий может и жрет мороженку, но ему эту кружку в жизни не поднять! А вот Петька сейчас принесет!
Маленькая стрелка на часах позади лысого дядьки была чуть сбоку от пяти, большая – на трех.
Верно интерпретировать это положение Петька вряд ли смог бы (но обязательно ляпнул бы что-нибудь типа «полпятого!!»).

7.
С работой Наталье Петровне явно повезло.
Когда появилось объявление о наборе на работу, женщина пошла пробовать устроиться в основном для очистки совести. Однако, ее кулинарные способности пришлись по вкусу хозяину кафе, а когда еще оказалось, что двоюродная сестра мужа замужем за братом того, кто на самом деле является хозяином кафе, вопрос с трудоустройством был практически решен.
Конечно, пришлось привыкать к тому, что ты готовишь не кастрюлю борща на семью, а готовишь, и готовишь, и готовишь непрерывно. Но Наталья Петровна приловчилась постоянно держать под рукой необходимый набор того полуготового, что не будет влиять на свежесть блюда, но при этом сильно сэкономит время. При этом она стала зарабатывать значительно больше мужа, если учесть количество пропитых им денег. Сыновья говорили ей – да брось ты его, разведись, - но Наталья Петровна каждый раз отказывалась, грустно вздыхая. Куда теперь денешь этого пьяного козла? Крест такой, сама выбрала.
Со временем Наталья Петровна втянулась, и начала с удовлетворением замечать, что посетители все чаще заказывают то, что у нее получалось особенно хорошо, и было даже предметом некоторой гордости.
Так, например, она точно знала, что сегодня обязательно будут заказы на борщ, а, значит, подготовиться к этому надо было заранее.
Наталья Петровна высыпала мелко порезанные лук и морковь на сковородку. Засекла время – сейчас пять минут, в десять перемешать, в пятнадцать выключить. И встала к раковине, мыть посуду. Правда, она вполне могла не смотреть на часы – ее внутреннее время подскажет ей, когда и что делать.
Мытье посуды успокаивает, отвлекает, дает возможность отдохнуть.
Один раз она отвлеклась, чтобы перемешать пассировку.
Второй раз – чтобы снять ее с огня.

8.
Ирина посмотрела на Славика поверх книжки. Сын старательно зачерпывал мороженое маленькими порциями, как она его и учила.
Ира вернулась к тексту. Обыкновенное банальное бабское чтиво, но оно очень помогало ей на несколько минут убежать от реальности. Красивая любовь, сильные эмоции – все то, чего ей так не хватает в жизни … После рождения Славика муж с головой погрузился в добычу денег, даже когда он был дома, с ней, чувствовалось, что он где-то далеко, в своих мыслях. Нет, она, конечно, видела, что Игорь любит ее, любит сына – но при этом она просто изнывала от недостатка внимания.
В последние месяцы один день стал близнецом другого – сын, сын, сын, приезжает уставший Игорь, они дома, смотрят телевизор, укладывают Славика, ложатся спать в обнимку, муж засыпает.
Конечно, Ирина знает, что Игорю тоже тяжело.
Вот только знает ли Игорь, тяжело ли ей?
Ирина еще раз посмотрела на сына. Вылитый Игорек. Так же высовывает от старания язык … Как она смеялась, когда первый раз увидела мужа таким …
Смышленый, послушный ребенок. Слушая подруг, Ира четко понимала, как ей повезло. Практически никаких капризов, никаких слез …
Скоро должен был приехать Игорь.
Обычно он заезжал за ними в полшестого. Значит, появится минут через пятнадцать.

9.
Странным образом в Лене совмещались две натуры.
Одна из них была скромной, вежливой, воспитанной, и горячо, до беспамятства, любила мужа.
Вторая постоянно заставляла ее одевать открытую одежду, и с огромным удовольствием ловила на себе похотливые взгляды Эдика – или кого-то из посетителей.
Ей очень нравилось, как обычно невозмутимый и равнодушный Эдик заступается за нее – слушая эти рассказы, Сережа хмурился, но обещал пока морду Эдику не бить.
С Сережей вообще было очень легко и уютно – порхая мотыльком по вечернему залу, глядя в голодные глаза пьяных мужиков, Лена чувствовала себя полностью защищенной – потому как Сережа вот он, рядом.
И даже, несмотря на то, что Эдик ей нравился – Лена знала, что Сергей ей верит, в ней не сомневается … И вот через это она переступить бы никогда не смогла.
Лена любила мужа так, как вообще может любить женщина.
И когда взгляд какого-то волосатого придурка, который был еще и с девушкой, устремился ей под блузку – Лена почувствовала легкие отвращение и брезгливость.
Она смутилась, резко выпрямилась и побежала в сторону кухни. Надо было унять сердцебиение. Да и вроде бы тетя Наташа уже должна была сделать салат …
Часов Лена не носила, их прекрасно заменял мобильник, но мобильник лежал сейчас в сумочке, а сумочка была в подсобке.

10.
- Папа, а почему дядя наклоняет кружку? – спросил Петя.
- Это чтобы пиво не пенилось, - ответил Агафонов.
- А почему? – переспросил сын. – Оно же так клево пенится …
Валентина Ивановна забеспокоилась. Не хватало еще, чтобы ребенок заинтересовался алкоголем. Впрочем, Агафонов ответил приемлемо:
- Папа не любит пену.
И Валентина Ивановна успокоилась, тем более, что сын потерял интерес к этой теме.
- Я хочу мороженого! – сказал Петя.
«Рано еще, сынок. Ты только переболел. Потом мороженое будет, обязательно. Потерпи.»
- Тебе нельзя еще мороженое, только недавно выздоровел, - собрав чувства в кучу, сказала Валентина.
- Па-а-а-ап! – потянул Петька, и сердце матери екнуло.
К счастью, Агафонов в кои-то веки проявил солидарность, и ответил:
- Слышал, что мама сказала?
«Ебануться, зато про войну» - подумала женщина. – «Ты бы вот еще в важных аспектах такое согласие проявлял».
Вопросы о воспитании были самыми животрепещущими. Агафонов утверждал, что пацан должен расти мужиком, и быть самостоятельным. Валентина постоянно обижалась на то, что Агафонов забывает, что Петька – еще ребенок.
- Возьмите пиво, - сказал бармен.
«Вот далось тебе это пиво?» - подумала Валентина Ивановна. – «вот никак ты без пива прожить не можешь!»
- Можно я принесу? – подскочил сын. – Ну па-а-а-ап!
«Ага. Давай, приучай ребенка пиво приносить.»
- Принеси, - обрадовался Агафонов. – Только осторожно неси, не урони.
«Ну еще бы. Такой драгоценный напиток.»
Петька убежал, а Агафонов не унимался.
- Валь, я же просил тебя шнурки новые купить!
«А зарплату кто у нас наполовину не донес до дома???» - мысленно ахнула Валентина. – «Ну ни хера себе, он еще и претензии выдвигает!»
- Ой, забыла, – ответила она. – Сейчас домой пойдем, на рынок заглянем, купим.
«Рынок, ага. Ты хоть помнишь, что это такое? Когда ты последний раз за продуктами ходил?»
- Да уже все закрыто, наверное, - сказал Агафонов и наклонился завязывать шнурок.
«Ну да, конечно. Жена плохая. Зато молодые бляди, небось, хорошие. Небось пока наклонился, пошел ножки рассматривать. Вот они, пожалуйста, две шлюхи сидят, одна бегает …»
Валентина заводилась. Если бы она смотрела на часы, то отметила бы, что с того времени, как они сюда зашли, она заводится уже семь минут.
И несколько предыдущих лет.

11.
- Чего загрустила? – спросил ублюдок на другом конце стола, оторвав Таню от действительно мрачных мыслей.
- Да что-то мне нехорошо, - ответила девушка.
«Пора уже от этого урода избавляться», - подумала она. – «заебал во всех смыслах».
Денис ее устраивал только одним – он выбешивал Карена так, как никто до него. Это бешенство потом, в полной мере, Таня ощущала на себе, когда по вторникам она переставала быть Татьяной Арменовной Саркисян и становилась просто покорной самкой, практически куском мяса, под роскошным, сильным, абсолютно неразумным самцом.
Чем больше она его успевала разозлить за неделю – тем сильнее бывала отдача. Таня даже подумывала о том, чтобы отдаться кому-нибудь прямо на глазах у Карена … Но это опасно, он может заподозрить преднамереное – а если Карен поймет, что может вить из нее веревки – это пиздец, причем сразу.
При мыслях о Карене Таня вновь почувствовала, что намокает, заставила себя прекратить думать о нем и поплотнее сжала ноги.
Подошла официантка, с блядски короткой юбкой и свободной блузкой, и Денис немедленно уставился на ее сиськи.
Проблядь сразу раскраснелась, тут же начала строить глазки – не было бы тут Тани, они бы, наверное, поебались прямо за столиком.
Шлюшка упорхнула, а Таня подумала – что если сейчас этот мудак засобирается в туалет, чтобы натянуть девку где-нибудь в подсобке – ему пиздец. Проще всего отдать его на растерзание Карену – но это тоже не дело, Карен выпустит пар, а до вторника уже недалеко.
Таня и сама способна его послать – как послала десяток до Дениса.
Денис зачем-то полез за мобилой – у этой бляди либо номер на бейджике был записан?
Захотелось курить. Таня потянулась за сумочкой.
Изящные золотые дамские часики на ее руке сверкнули в отраженных лучах Солнца.
На них было пятнадцать минут шестого.

12.
Ольга Дмитриевна бездумно шла по практически пустой улице. Руки привычно оттягивали сумка и пакеты с продуктами. Сегодня она порадует внуков оладушками, с изюмом, как они оба любят.
Женщина не торопилась. Она любила тепло, даже жару – все самые яркие и приятные моменты ее жизни так или иначе были связаны с летом. На зиму же она практически впадала в спячку – постоянно была инертной, равнодушной, ей ничего не хотелось делать.
Надо будет завтра поехать на дачу, окучить картошку. Если, конечно, у Вити опять не подскочит давление и он сможет сесть за руль. Последнее время здоровье мужа очень беспокоило Ольгу Дмитриевну. И вроде не старый ведь, седьмой десяток только разменял.
Мужчины всю жизнь, как дети. Не позаботишься, не уследишь – что-нибудь обязательно натворит.
И сгорают почему-то, как свечи.
Ольга Дмитриевна поравнялась с каким-то армяшкой бандитского вида, курившим около кафе.
Откуда только развелось столько всякого сброда?
Она смерила его пренебрежительным взглядом и собралась пройти мимо.
Мысли вернулись к дому – сейчас только начало шестого, она по идее должна все успеть.

1,2,3,4,5,6,7,8,9,10,11,12.
Все в сборе.
Круг замкнулся.
Время замерло на доли секунды – и, охнув, побежало дальше.

17:15:09 – 17:15:11.
Из всех стихий быстрейшей является воздух.
Стекла вылетели из витрин, автомобили наперебой взвыли сигнализациями, глухая ударная волна стукнулась в противоположную стену улицы – и только после этого покатилось по кафе всепожирающее озеро огня.
Только что все было спокойно и уютно – и в один миг вспыхнуло все – дерево, кожа, ткань, пластик … Казалось, даже металл загорелся. Загудело само пространство – утробным рыком дорвавшегося до пищи пламени.
Сейчас где-то заорут сирены, кто-то помчится сюда – на четвертой передаче, не разбирая дороги, – но при этом безнадежно опаздывая.
Время перестало идти быстро.
1,4,7,8,9,12.

4.
Агафонова швырнуло на пол.
Основной удар прошел поверху, лишь слегка погладив Агафонова по спине – но и это легкое поглаживание было такой силы, что Сергей Николаевич на секунду потерял сознание.
Первое, что он увидел, открыв глаза – была жена, неподвижно лежащая на полу. Левой половины головы у нее просто не существовало, а из остатков правой торчала какая-то доска и дымилась.
Агафонов перевел взгляд – и распознал на обожженном куске плоти остатки Петькиной одежды.
Но раньше, чем до него дошел весь ужас происходящего, в нем неожиданно включились давно забытые рефлексы, которые, как он думал, в нем больше никогда не проснутся.
В мозгу Агафонова что-то щелкнуло, и он перестал дышать.

8.
Она горела. Все ее тело горело. Она пыталась тушить огонь ладонями – но и руки тоже загорались.
Она орала – но не могла перекричать ровный гул пламени.
Она каталась по полу – но мышцы уже сводило в предсмертной судороге.

9.
- Лена, вставай!
Сильная папина рука ласково гладит ее по щеке.
- Пап, ну еще чуть-чуть.
- Дочка, опоздаешь в школу!
- А можно я не пойду в школу? У меня ножка болит …
- Ну-ка, ну-ка …
Папины руки откидывают одеяло.
- Какая болит?
- Правая …
Отец гладит ее правую ногу, от колена к стопе.
- Больше не болит?
- Теперь нет …
- Вставай, дочка. Просыпайся! Вставай!!!!

7.
Наталье Петровне опять повезло.
Выбитая взрывом кухонная дверь запнулась о стол, кувыркнулась и ударила женщину плашмя в полный рост, не сильно, но приняв на себя первый выброс огня и множества мелких полетевших предметов.
Тем не менее ее сбило с ног и бросило на раковину, а левая рука повисла плетью. Резкая боль посетила – и моментально ушла, уступив место инстинктам.
Наталья Петровна отбросила дверь и осмотрелась.
На кухне в основном металл, поэтому загорелось только то немногое, что могло гореть. Но жар из пылающего зала подбирался к газовому баллону – а, значит, времени у нее совсем не оставалось.
Женщина бросилась к задней двери – но она была закрыта.
«У меня же был запасной ключ» - подумала Наталья Петровна и с ужасом вспомнила, что ключ в сумке, а сумка в подсобке, в которую надо идти через зал.
Женщина в бешенстве стукнула в дверь кулаком, но дверь уже нагрелась и Наталья Петровна едва не обожглась.
«Как-то же в кино открывают чем попало» - вспомнила женщина, и, схватив со стола самый тонкий нож, стала беспорядочно тыкать им в замочную скважину.
Само собой, эффекта это не принесло.
Придется идти через зал.
Вода из крана еще шла. Наталья Петровна схватила полотенце, подержала его под струей, и, прижав мокрую ткань к носу и рту, заставила себя броситься в огонь.

1.
Славику не было не больно. Не было страшно. Но Славик не мог дышать. Он силился вдохнуть, задирал голову, - но горячий воздух упорно не шел внутрь, останавливаясь в горле.
Славику хотелось только одного – суметь вдохнуть.

12.
Левая половина тела, обожженная огнем и нашпигованная мелким битым стеклом, рвала организм на части нарастающей болью.
Ольга Дмитриевна орала во весь голос и силилась подняться с асфальта.
Не зная, зачем. Просто – встать.

4.
Агафонов не любил вспоминать Афган.
Когда – еще в советские времена – возле него постоянно вились пионеры, мечтающие затащить воина-интернационалиста Сергея Агафонова на свою политинформацию, чтобы раскрыв рты слушать о доблестных подвигах советских солдат, он неизменно отказывался, ссылая на занятость.
Даже с женой он никогда не обсуждал эту тему, хотя Валентина, конечно, знала в общих чертах, где и как Агафонов воевал.
Сергей все последние двадцать лет старался вычеркнуть из памяти это время, и оно все реже и реже возвращалось к нему, отпуская и даря покой.
А сейчас в доли секунды в мозгу вспыхнул эпизод из прошлого, когда сержант Волков, бывший всему отделению за отца, хоть и формально был старше новичков всего на год (а кому-то и ровесник), говорил:
«Как бы ни были вам дороги мертвые, спасайте живых. Оплакать вы еще успеете, а спасти – нет».
Однажды Сергей узнал это на себе – когда подбили их БТР, Мишка Кривошапов бросил в пылающей машине родного брата, которого при взрыве переломило пополам, и выволок на себе Агафонова, который «отделался» раскроенным запястьем.
Мишка – единственный человек с той поры, с которым Сергей Николаевич постоянно переписывался, а после появления мобильников – изредка и перезванивался.
Когда есть необходимость действовать очень быстро и очень точно, боль потери блокируется сознанием, и Сергей-муж и Сергей-отец перестали существовать, на их месте возник старший сержант Сергей «Барсук» Агафонов, поднявшийся с пола и цепко, внимательно, быстро осматривающий огненный ад кафе.
По полу катался и орал сгусток огня.
Память выбросила образ женщины, сидевшей с ребенком. Она вся была в сплошной синтетике. Ее уже не спасти – да и как вынести огонь на улицу?
Бармена, который находился ближе всех к эпицентру взрыва, буквально разметало в клочья.
Изуродованный труп парня, сидевшего у стойки, тлел в центре зала.
Спутница его выглядела более целой, Барсук сделал шаг и наклонился.
Нет, при падении она сломала себе шею.
Зато теперь он увидел официантку, которая лежала на остатках одного из столов и в забытьи мотала головой.
Правой ноги до колена у нее не было, обрубок еще кровоточил, но кровь по большей части уже спеклась.
Барсук сделал два шага и, взвалив легкую девушку на плечо, направился к спасительному выходу.
За перевернутым столиком лежал на животе мальчик. Выгнувшись, задрав голову, ребенок пытался ухватить глоток воздуха, но получал жар и угарный газ.
Несмотря на то, что стрелка на крохотном секундомере в уголке сознания Барсука уже вошла в красную зону, он свернул, наклонился и, в миг, когда тело мальчика дернулось и обмякло, ухватил его за футболку и резко дернул вверх.
Пацан взлетел, как пушинка, ткань не выдержала и треснула – но рука уже перехватила ребенка под грудь.
Полтора движения, ноль семь – ноль восемь секунды, – и биоробот с документами на имя Агафонова Сергея Николаевича снова движется вперед, унося на правом плече чужую женщину и под левой мышкой чужого ребенка, и навсегда оставляя за спиной своих.

7.
Прижав к лицу полотенце, Наталья Петровна брела через пылающий зал. Глаза слезились, дым застилал все, она дважды спотыкалась и падала. Наверное, это были самые длинные двадцать метров в ее жизни, собственно, они и были ее жизнью.
Ткань высохла слишком быстро – но, по крайней мере, задерживала часть дыма, не пуская ее в легкие.
Наталье Петровне показалось, что на ней начали плавиться волосы.

17:15:11 – 17:18
(1),4,7,9,12.
Уже через полминуты возле пожара оказалось с полтора десятка человек. Первое, что они увидели – были орущая и бьющаяся в агонии окровавленная женщина и расплющенное об перевернутый автомобиль тело мужчины.
Сначала почти все столпились вокруг Ольги Дмитриевны, не зная, как ей помочь.
Из помещения кафе валил густой дым, и вышедшую из огня странную фигуру заметили не сразу.
Но – распознав мужчину, несущего женщину и ребенка, подбежали и вынесли на руках всех троих.
Агафонов, прямо ладонью затушив на себе рубашку, уселся на землю и уставился неподвижным взглядом на кафе.
Лена никак не могла прийти в себя. Она металась, что-то бормотала, но глаз не открывала. Впрочем, глядя на ее правую ногу, никто и не решался ее разбудить.
Славик …
- Ребенок не дышит!!! – раздался женский визг.
- Дайте посмотреть, я врач! – выкрикнул молодой человек лет тридцати.
- Ну, родной … - приговаривал он, нажимая мальчику на грудь и выгоняя угарный газ из маленьких легких, - ну дыши, дыши же …
Славик кашлянул.
- Вы аккуратнее давите, он же хрупкий совсем! – посоветовала пожилая женщина.
- Тетка, иди на хуй!!! – не прекращая своего занятия, ответил врач.
Ребенок кашлянул еще раз.
- Там еще кто-то есть! – воскликнул парень в шортах и футболке.
- Да ну, нету, - возразил усатый мужчина с портфелем, вглядываясь в дым.
- Ааа, бля, рассуждать тут еще будем, - обронил парень и нырнул в дым.
Вернулся он, чуть ли не волоком таща на себе женщину, на которой горели и одежда, и волосы.
Кто-то уже нес ведро с водой, и ее потушили.
Перестала кричать женщина на асфальте.
А ребенок прокашлялся, открыл глаза и заплакал.

17:24
1,4,7,9
Из подъехавшей «Ауди» выскочил высокий худощавый молодой человек и бегом направился к толпе.
Плач сына он узнал сразу.
- Славка! – Кричал Игорь, протискиваясь сквозь толпу зевак. – пустите же, это мой сын! Славка!
- Папа! – Крикнул Славка и заревел еще громче.
Толпа расступилась.
Славку держал на руках врач. Мальчик, увидев Игоря, потянулся к отцу. Врач молча передал ребенка.
- Где Ира? Где моя жена? Что с ней? – спрашивал Игорь, прижимая сына к себе.
Врач молча показал в сторону сидящего на асфальте седого мужика.
Игорь подбежал к нему.
- Где моя жена? – спросил он.
Мужик повернул голову и посмотрел на Игоря.
- Нету. – сухо ответил он.
И, на секунду окунувшись в бездонную пустоту глаз Агафонова, Игорь моментально осознал, что действительно – нету.

Эпилог.
19:41
Гудел кондиционер, создавая в кабинете приятную прохладу.
«Теперь, наверное, Финн не будет выебываться,» – думал Армен Саркисян, - «Теперь он должен понять, что Саркисян не блефует. Должен испугаться, не считает же он себя бессмертным? Сейчас мы его предупредили. Больше предупреждать не будем.»
Зазвонил сотовый.
Саркисян глянул на экран – звонила жена – недовольно сморщился и принял вызов.

Через минуту воздух кабинета в клочья разорвал рев раненого зверя.