Ерофей (Трагедия в цеху №5)

Автор: viper polar red Закончив ПТУ № 40, Ерофей Априорев попал по разнарядке на московский завод "Знамя Революции" по специальности фрезеровщик 2 го разряда. Коллектив цеха подобрался дружный, в меру пьющий, и тихушника Ерофея приняли как родного. Пожалуй, единственным человеком, который с первого дня отнесся к Априореву недружелюбно, была табельщица Пелагея Швех. Надо сказать, табельщица относилась с нескрываемым презрением не только к вновь прибывшему молодому специалисту, но и ко всем без исключения рабочим цеха №5. Питала она нежные чувства лишь к начальнику цеха, высокопарному и надменному Владимиру Петровичу, ибо была влюблена в этого человека, ведь даже табельщице не чужды высокие материи.
Владимир Петрович, то ли в силу своей закомплексованности, то ли просто по причине того, что не гоже на работе расслаблятся, до поры до времени старался, не проявлял своих чувств. Хотя весь цех № 5 знал, что чувства эти были.

Все помнили, как на прошлогоднем вручении переходящего красного знамени Пелагея стояла рядом с Петровичем, и когда с влажными от счастья глазами и нервной дрожью в руках он сжал древко так, что костяшки его пальцев побелели, она не выдержала, и, нарушая регламент торжественного момента, кинулась ему на шею, и, сбив с раскрасневшегося лица передовика производства роговые очки, пыталась приложиться губами к его розовой щеке. И Петрович, ошалев от переполняющих его чувств гордости и собственной значимости, а больше от неожиданной выходки Пелагеи выпустил из рук знамя и стал хватать руками воздух, пока не ухватил табельщицу за ее огромную грудь....
Они три месяца после этого обходили друг друга стороной, и это было красноречивее слов. Затем их стали замечать то тут, то там любезничающих друг с другом и статус Пелагей в цеху вырос до невиданных высот.

Но счастье не бывает вечным, и дальнейшие события подтвердили этот жизненный тезис. И всему виной послужили в большей или меньшей степени личная сексуальная неустроенность одинокой Пелагеи Швех и преступная Ерофеева наивность и детская его непосредственность.

Лето в Москве выдалось жаркое. Воздух буквально кипел на выходах из метро, в гастрономах и парках. В понедельник Ерофей, превозмогая боль, пересек проходную, получил пропуск в алюминиевой затертой рамочке и, припадая на обе ноги поднялся в цех.
- Восемь пятнадцать, Априорев. - Безжалостные немигающие глаза табельщицы смерили хлипкую фигуру опоздавшего. - Что ты себе думаешь? Без пятнадцати ты уже у станка стоять должен.
- Сгорел я.- Невнятно произнес Ерофей.
- Что?
Слезы начали невыносимо давить изнутри, ища выхода. Пелагея тихо наслаждалась очередной победой.
- К-хе. К-хе.
- Что? Объяснительную пиши.
- Ноги сгорели вчера. На пляже уснул.
Швех поморщилась. Победа показалась ей, какой то не впечатляющей. Уж слишком слаб оппонент. Надо довести счет до разгромного.
- Покажи.
- Что показать?
- Ноги покажи, не верю я.
Ерофей помялся и возвел очи к потолку.
- Ну, давай, давай.
Руки помимо воли владельца потянулись к брючному ремню, и отвратительно сваренные кооперативные мешковатые джинсы соскользнули на пол, обнажив задравшиеся семейные трусы и кошмарные, без единого волоска худые ноги Априорева. Совершенно алого омерзительного цвета.
- Даа-а, хорош красавец.
Но совсем не ноги привлекли внимание табельщицы. Из-под задравшихся трусов на свет божий смотрел одним глазом член Ерофея. Надо отдать ему должное, не в пример всем остальным конечностям выглядел он достойно и размеры его, угадывающиеся за складками продукта легкой промышленности трудно было переоценить...
- Ну и что мне с тобой делать?
- Не... Не знаю...- Первая слезинка покатилась по пыльной щеке и упала в приоткрытый рот.
- Зато я знаю. И не сводя глаз с причинного места Ерофея Априорева, полная решимости и раскрепостившаяся советская женщина поднялась со стула, подошла вплотную к пришмаленному летним московским солнцем Аполлону и схватила его за член... Ерофей уже рыдал в голос не обращая внимания ни на табельщицу, ни на свое унизительное положение. Пелагея упала на колени, сдернула с Априорева трусы и двумя руками попыталась запихнуть его член себе в рот....

За этим занятием без отрыва от производства и застукал их Владимир Петрович Рогатейко. Он так и застыл в распахнутом дверном проеме сжимая в потной руке букетик подвядших гвоздик. Это были его первые цветы... Первые цветы, которые он нес своей первой любимой женщине...