Притча о девственницах (на конкурс)

Автор: Меня зовут Мы смотрим порнуху с Лешкой в его кафе. Сексапильная блондинка танцует стриптиз. Вот она змеей выползает из кожаного комбинезона. Секунда – и развратно крутит попой перед нашими лицами. Крупный план – два аппетитных полупопия, вольготно раскинувшиеся по обе стороны от ниточки трусов, – она присаживается на стул…
Леха резко подрывается и тычет пальцем в экран:
- ВОТ! Вот ТАКОЙ СТУЛ мне нужен в бар!
(Любящим свое дело посвящается)

Художественное училище. Подвальное помещение. Большие столы, гигантские планшеты, деревянные чурки, рубанки, рулоны бумаги, метлы, лопаты… Скудный свет от светильников, похожих на гигантские алюминиевые перевернутые тазики. На стене - пожелтевший плакат с развивающимся знаменем, Лениным и красным нимбом сверху: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи».

Мы синхронно сопим: я - склонившись над громадными кусками ватмана, пытаясь склеить их в длиннющий коврик, и Ленка - с кисточкой в одной руке и баночкой нитро-краски в другой.

Неожиданно Ленкина кисть замирает в воздухе, несколько синих капель кляксами расплываются на фартуке. Она начинает трястись. Я понимаю, что усталость, запах краски и несколько часов нудной затрахавшей работы сделали свое дело:
- Ленуська, иди что ли, воздухом подыши, - я сочувственно протягиваю платок.
- Ыыыыыыыы, - она отталкивает руку помощи в моем лице, – ыыыыыы, Динка, а ты помнишь, как мы тебя решили очернить?

Я тоже начинаю поскуливать.

-----
Очернить – это совсем не то, что вы подумали. Очернить - это надо понимать буквально.
Люди, сведущие в пластической анатомии, всегда говорили, что мой антропологический тип не дает усомниться в моей же принадлежности к африканским племенам. Проще говоря – я похожа на темнокожую джазовую певицу Денис Перрейр. Еще проще: «Динка, у тебя негритянская черепушка».
Для того чтобы в этом убедиться, было решено поставить эксперимент. Меня раскрасили черной гуашью. Майкл Джексон лихорадочно сосал в сторонке.

Гуаши было много, поэтому почти ровным слоем почернели мое лицо, плечи и руки. Грудь я нервно прикрыла руками и сказала, что у Джексона груди нет, а потому она останется вне экспериментальной зоны.
Этого нам хватило, чтобы понять: антропология – серьезная наука.
Я покрасовалась перед подругой, продефилировала на кухню и обратно, дождалась, когда гуашь полностью просохла, и кожица моя покрылась несимпатичными кракелюрами. И решила, что пора это безобразие смывать.

Мыло, мочалка, теплая вода, покрасневшая кожа… Нервозные смешки подруги и понимание того, что в черной питерской недорогой гуашке есть несмывающийся оранжевый пигмент.

Я прогуливала училище три дня.

-----
Ленка, отбросив кисточку, хватается за поролоновые кусочки - какое-никакое, а разнообразие.
Я же, наметив карандашом буквы, начинаю активно бултыхать кисточкой в банке с прокисшей гуашью и смело размазываю по рисунку эту хрень. Жуткая вонь, но другой черной краски нет.

Надеюсь, когда мою растяжку повесят в актовом зале, разить от нее будет меньше. А сейчас мы, нацепив на головы кампучийские платочки-треугольнички и обрызгав рожи одеколоном, лишь бурчим под нос:

- Воняет…
- Воняет.
Смотрим друг на другу и начинаем опять стонать.

-----
Вы не знаете, что такое «воняет», если у вас никогда не протухала сваренная проклейка. Натянуть холст, проклеить, загрунтовать – заурядные будни живописца. Проклеивание холста предохраняет ткань от проникновения в нее масла из красок, от чего она легко разрывается.
Мы пробовали разные рецепты проклейки. Чаще всего разводили клей ПВА с водой. Но, чтобы овладеть верхом живописного мастерства и ощутить себя Рубенсами во плоти и гениями живописи, мы решили сварганить новую - с желатином и костной мукой - по принципу старых мастеров. Мы же офигительные мастерицы!

В итоге красивая желто-янтарная жидкость с пузырьками воздуха была упакована в пакетик. И еще в один пакетик. И еще в парочку пакетиков. Они долго лежали на подоконнике, ожидая своего часа. И этот час настал - Ленка призвала меня к себе.

И я поехала.

В автобусе мне досталось сидячее место. Аккуратненькая такая фифа, лицом ко всем, сумка на коленях. Однако в транспорте нестерпимо воняло. И я, подняв левую бровь, посматривала недовольно на окружающих, фыркала и морщила нос.
С трудом я вытерпела этот путь. Окружающие, видимо, тоже. И тут я решила пошевелить сумку.

Зачем-то.

В нос мне попала струя химического состава. У меня заслезились глаза и затряслись руки.
И я поняла, что воняет испортившаяся желатиновая прослойка.

Я выскочила на первой же остановке и лихо понеслась к Ленкиному дому. «Ну, мало ли, испортилось чуть-чуть, проклеим» - думала я с надеждой, отставив подальше руку с сумкой, и лихо перескакивая через бордюры и даже невысокие заборчики.
Перед подъездом, я решила еще раз взглянуть на ЭТО. Убедившись, что из сумки не просто воняет, а откровенно смердит, я поняла, что такой химической атаки родители Ленки мне не простят.

Надежда умерла.

Я достала пакетики и запустила их подальше. Взлетев, они зацепились за ветку дерева. И вся эта масса, все два литра, вся эта желтая клейстеровая херня медленно полилась вниз…

Этой дорогой какое-то время лучше было не ходить.

-----
Рядом с Ленкой уже высится синяя стеклянная кучка.
Я сижу за огромным столом из сложенных планшетов, смотрю на макеты из картона, висящие по стенкам старые потрепанные работы, стружки, пыль…
В подобном дореволюционном здании с большими окнами на таком уровне, что нижний их край начинается сразу над асфальтом, мог бы чистить селедку Ванька Жуков. Еще бы огарок свечи сюда.

Когда-то в этом помещении мы остались на ночь - делать домашнее задание.

-----
Резьба по дереву. Это для меня. В моем распоряжении имелись только сосновые доски. И несложная работа – вырезать острым ножиком Берегиню – превратилась в ад. Берегиня, как славянская великая богиня, породившая все сущее, в моем представлении была этакой митьковской красавицей - грустной волоокой русалкой с сиськами.
Беда была лишь в том, что сосновые досочки все время трескались. Одно неудачное движение - и снова: здравствуйте новые сиськи, здравствуй волоокость и десяток свежих чешуек!

- Это тебе не пескоструйным методом стеклышки обрабатывать, - ехидно заметила Ленка.
- Ладно, ладно, ты со своими яйцами разберись, - подколола я подругу и была абсолютно права.

Ленке надо было выклеить витрину парикмахерской. В объеме. Из картона. Фрагмент фасада дома больше метра в длину из ватмана со всеми окошечками и дверцами. Убийственная медитативная работа. В качестве лаконичного завершающего штриха она решила сделать голову в витрине. Выбрала удобную форму – обычное куриное яйцо. Осталось всего-навсего повтыкать несколько медных проволок вместо волосинок. Штук тридцать-сорок.

Пять волосиков получалось легко. Потом скорлупа не выдерживала и, мерзко крякнув, разваливалась на кусочки. Ленка начинала заново, стараясь даже не дышать на будущую яичную головку.

- Ленчик, смотри, - трагически прошептала я и ткнула подругу в бок. Ленка икнула, раздавила очередное яйцо и уставилась в окно.

На улице стоял мужчина. Стоял и смотрел на нас. Через несколько секунд он прошелся вдоль стены. И обратно. Затем он подошел поближе к окну так, что стали видны только его брюки и растоптанные коричневые ботинки. И тут начался процесс - активный такой процесс - надрачивания в нашу сторону.

На нас, пятнадцатилетних, это произвело неизгладимое впечатление. Мы побежали баррикадировать дверь – лопатами, метелками, всем, что попадалось под руку. Его рука тоже была занята.

В общем, физически трудились обе стороны.

Когда он ушел, мы молча доделали свою работу и расковыряли дверь. В тот день после снежной зимы, неожиданно пришла оттепель. Снег растаял. И мы, девочки, на которых только что гнусно подрочили, шли под дождем в дубленках, похожие на мокрых кошек, абсолютно счастливые оттого, что успели сделать домашнее задание.

-----
- Ну что? Ты закончила? – Ленка хлопнула в ладоши, выводя меня из транса, и щелкнула меня по носу голубоватым пальцем.

Мы обвели взглядом дело рук наших: передо мной лежала новенькая вонючая растяжка «С НОВЫМ ГОДОМ, ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ!». Справа от Ленки высилась горка свежевыкрашенных синих лампочек, практически произведения искусства, в недавнем прошлом - обычные прозрачные сороковаттные стекляшки.

- Думаю, если мы их сами повесим на ёлку – то четверки за экзамен нам точно обеспечены, - сказала улыбающаяся синяя Ленка.

И я пошла за табуреткой.