как-то так

Автор: Шизоff Удержаться не смогла, и вот чёрт попутал:
-- Ну, и чем ты сам, собственно, отличаешься от бляди?!
Интонация, мимика, жест.
Презрение, возмущение, разочарование.
С оттяжкой.
От души.
-- Ничем. Собственно.
В ответ — равнодушная констатация, циничная усмешка, мертвенная статичность.
Реакции обусловлены и неизбежны. Разве что вопрос непозволительно долго назревал, а ответ мог быть иным. Мог бы. При желании. Но желания нет. Нет никаких желаний. Об этом убедительно свидетельствует протухший взгляд.
Липким прожорливым слизнем, этот взгляд сползает по загорелому плечу. С неминуемым, сэром Исааком просчитанным, ускорением. Скатыватся в область поясницы, туда, где пологая, небесным дизайнером выверенная линия, взрывается тазобедренным суставом. Естественная впадина. За нею рельеф вновь обретает интимную и вожделенную плавность. От бедра, и почти в бесконечность. Длина ног позволяет. Тем паче, что элегантные икры скошены тенью. Воткнутая в плотный мрак обнажёнка. Простор для фантазии. Только фантазии по нулям, а пошлый опыт и так определил, что путь наш во мраке.
Акт познания. Близость. Секс.
Приблизительно такая инволюция. Пошленькая, по нисходящей.
Встретились, прониклись, прочувствовали. Всем телом. Счастье мимолётно, упоение сиюминутно, единение, увы, лживо.
Ладно — секс. Секс предполагает движение.
А когда оно, движение это, прекратилось?
Как тогда?
Вот лежат эти, в недалёком прошлом, буйные двое, и что?
В мировой литературе встречаются забавные, вывернутые против себя, сравнения. Через жопу, прямо говоря.
Как рыбы на песке. Обессиленные чужеродной средой, умирающие, но счастливые. Бред. Издыхающее счастье – нонсенс.
Напитавшиеся друг другом, распухшие от немого счастья, полные до краёв. Бред полнейший, ибо враньё. Чем там кто напитался, разве что замыленной спермой, жёсткой и резкой, после наглухо пропитой и прокуренной недели. Вредоносным субстратом, от которого сводит скулы. Вряд ли это вливание может расслабить. Только насторожить. Озлобить.
Довольные? Может быть. Похоже на правду.
Доволен самец, сносно отыгравший свою роль. Довольна самка, в этот блудняк упавшая. Было неплохо, даже приподнято, даже искромётно под конец. Но в принципе – скука. Наподобие серого потолка, раздроченного в немой крик вздутыми трещинами
Оба смотрят в этот потолок, у обоих ноет, но чуть по разному, и слов нет, и поцелуи-объятья излишни. Туповатый рефлекс на промелькнувшее буйство. Каждый думает о своём, не целенаправленно, не конкретно, так, схожие мысли в такт минувшим общим телодвижениям. Злое чувство. Точнее — сильно недоброе. Желалось бы познать общность, а в мозгу мельтешит непременная разница.
Не хочется, совсем не хочется, но нужно. Задать вопрос, проявить признак жизни, участия. Обозначить присутствие в чужой жизни, застолбить, отстреляться.
Что-то нужно.
Развернуть, и высказать. В против правил ждущие очи. Долг.
Волевой, высосанный из ничего, поцелуй в распухшие губы:
-- Я тебя люблю, заяц.
Охуенно. Иначе не скажешь. Будет жидкой проекцией на оригинал.
-- И я. Очень. Очень люблю.
Почти искренне. Бабам удаётся искренность. Бабы настолько лживы, что в доме Облонских всё смешалось. Странно, но против трезвого ума и здравой воли возникает сомнение: а вдруг не врёт?
Слово за слово, подкреплённое поцелуями, что спускаются всё ниже; движения, ленивые изначально, трепетные походу; тупость, сжатая в комок, раздробленная на ворох нарочитых телодвижений — вся эта ботва расцветает, поднимается, даёт импульс. Раз! — и снова пошёл процесс, тот, что всякий раз внове, и наполнен противоречащим здравому разуму смыслом....
-- Ну ты сволочь. Типичный гад. Скот.
Она закуривает, отрешённо глядя в стрёмный потолок, готовый сблевать вспученной штукатуркой.
-- Ты про....?
Мелкое извращение требует оправдания и реабилитации. На будущее. Он знает, что это не более, чем обязательная программа, но проявляет участие. С прицелом на будущее, которое – теперь, — точно будет. Она права: скот. Разумный, хитрованистый скот. Мыслящее животное. Мохнорылая блядь, только с яйцами.
-- Дурак!
Этого более чем достаточно. Интонация вырулила. Никто не против, все только за.
-- Сволочь такая, ты понимаешь, что я тебя люблю, подонка?!
-- Да.
-- Скот.
-- Да.
-- Ты врубаешься, что опять испортил мне жизнь?!
-- Мммм......
-- Что – ммммм?!
-- Не уверен.
-- Не уверен он! Терминатор, блять! Дрянь любимая, проклятый сукин сын....
-- Вот, это уже ближе к телу. Продолжай, радость.
-- Скот.
-- Повторяешься, зая. Впрочем… Повторение – мать учения. Ну-ка, встань к лесу передом, ко мне задом.
-- Скот и есть.
-- Я – хробак.
Успевшая подразмякнуть спина — вновь напрягается.Но пока — молча.
-- Червяк, по-вашему.
А вот это «по-вашему», прямо тютелька в тютельку. В яблочко. В цель.
-- По какому это – нашему?
-- По-рогульски.
--Чтоооо?!
-- Или как там, на вашей певучей мове...
-- Скот!
-- Ты сама меня так называла, мне даже нравилось, помню, а потом понял, что это ведь как опарыш...
-- Не заводи меня!
--… а может — ленточный червь…
-- Обиделся, да?! Мы такие тонкие натуры, бля, такие гордые, право на это имеем, заслужили? Нам слова поперёк не посмей, да?!
--… есть такой, бычий цепень, кажется....
-- А мне надоело молчать, мне надоело видеть рядом какое-то недоразумение, паразита немощного. Ты мужик, или...
--… или солитер....
-- Ты даже не скот, ты хуже!
--… глист, короче.
-- Издеваешься?!
Притянул к себе, перевернул на спину, навалился. Внимательно посмотрел в тёмные, злые очи, и буднично подтвердил:
-- Нет. В целом – соглашаюсь.