Бернард и Жаклин (часть 1)

Автор: Силиконовый Буратино Белые зубы вцепились в бордюр, мышцы челюстей напряглись, ногти ломались об асфальт. Со стороны это походило на ломку оставленного без дозы наркомана. Тело билось в конвульсиях, в речевом аппарате произошел сбой, вылившийся в жалобное нечленораздельное мычание, чем-то похоже на плач. Отчасти так оно и было, Бернард больше никогда не примет этот наркотик. Не потому, что он решил победить себя, а потому, что наркотика уже нет и никогда не будет. Шум проезжавших мимо автомобилей заглушил хруст ломающихся зубов. Накатила отрезвляющая боль. Она будто придавала ему сил, напоминала, что он всё ещё жив. Внутренний голос говорил: «Ты болен»
- Знаю! – мысленно ответил он и затем поймал себя на мысли, что он сделал первый шаг. Когда-то он сам лечил наркоманов по системе двенадцати шагов.
Затем должен был последовать вопрос: «Хочешь ли ты излечиться?» Здесь всё было намного сложнее. Он отвечал на него: «Надо было поступать иначе». Прошлое тянуло его в низ, в лапы дикой душевной боли. Он подобно мазохисту не хотел отпускать себя, считал, что только так он сможет понести заслуженное наказание за прошлые ошибки. «И что дальше?» — спросил голос.
Он задумался. Откуда-то из глубины начало прорываться еле слышное: «Хочу» Это уже было похоже на второй шаг.
«Хороший мальчик», — проговорил голос. Теперь он практически видел, кому он принадлежал. В голове возник образ его самого, уверенного в себе с немного саркастичной улыбкой. Всё в этом человеке говорило о том, что у него нет никаких проблем. Что он свободен от всего.
- Ты боишься? Ты не хочешь возвращаться, воспоминания жгут тебя подобно раскаленному углю под пятками. Помнишь, четвертый шаг – возвращение к истокам.
- Я не сделал третий! – ответил Бернард.
- О, нет! – образ улыбнулся – Ты ошибаешься. Я – твой третий шаг. Вспомни, в методике сказано: найди того, кто тебе поможет, пусть даже это будет Бог. Так вот, представь, что твой Бог это я.
- Только сам больной ответственен за своё исцеление.
- Верно. Можешь ведь, когда захочешь. А теперь, возвращайся. Говори вслух, так будет легче. А ещё, прекрати грызть асфальт. Это, мягко говоря, не гигиенично.
- Когда мне было шесть лет…
- Бернард, мой дорогой Бернард, — укоризненно перебил его голос – Начни с поворотного момента. Скажем, когда ты встретил Жаклин.
- До этого всё было хорошо. Я бы даже сказал, правильно. Я служил в церковном приюте на окраине Парижа. Там мы лечили заблудших, давали им возможность познать Бога. Принимались все: алкоголики, наркоманы, психически нездоровые люди. Один момент мне тогда запомнился больше всего. Это был четвёртый год «до Жаклин». В молельне ко мне подошел совсем еще мальчишка. Он был из новоприбывших. Страшное зрелище, слюнявый рот, бледная кожа, худоба как будто его только что освободили из концлагеря. Его трясло, он едва сдерживал агонию своего тела. Я даже не знаю, каких усилий ему стоило произнести эти слова: «Святой отец, а в аду не так больно?» Я и не знал, что ответить. Начал говорить о том, что его мысли греховны, что исцеление ведёт к раю, в общем, нёс обычную белиберду из своих месс. Его трясло всё сильнее, и, в конце концов, он бросился на меня с осколком стекла. Оттуда у меня и шрам через всё лицо. Помню, как я лежал на деревянном полу с окровавленным лицом, и его рука вместе с острой гранью осколка медленно, преодолевая сопротивление моей руки, приближалось к глазу. Благо, мимо проезжали полицейские, кто-то сообщил им о том, что здесь происходило. Когда они вломились в молельню, мальчишка совершил свой последний грех. Он резко встал и резко полоснул себя по горлу…
- И как это на тебя повлияло? — спросил голос.
- Моя вера не пошатнулась, я продолжал заниматься тем, чем занимался ранее — помогал людям. Но ещё тогда я чувствовал, что делаю что-то не так, что я упустил нечто важное. А через четыре года я встретил Жаклин.
Мне позвонили из психиатрической лечебницы. Сказали, что пациент совершенно безнадёжен, более того, она плохо влияла на соседей по палате. Даже когда её изолировали, она всё равно находила способ контактировать с другими больными. После нескольких минут такого общения пациенты прекращали есть, пить, разговаривать. Они просто сидели, смотрели в одну точку и улыбались. Интереснее всего было то, что даже спустя несколько месяцев у них не наблюдалось никаких признаков голода или обезвоживания. Поползли слухи, что пациентам в этой клинике незаконно делали лоботомию, другие поговаривали,
что на них проводили эксперименты с новыми психотропными препаратами. В общем, дело грозило обернуться скандалом, а в итоге и закрытием клиники. Власти заверили общественность, что проведут
тщательную проверку, что виновные понесут наказание. Сам префект взял дело под личный контроль. А в клинике тем временем становилось всё больше и больше людей-растений. Эти врачи не нашли иного выхода, кроме как избавиться от Жаклин, ведь кроме них никто не знал, о её необычных способностях...
Как долго они меня уговаривали. Говорили мол, что медицина бессильна, что в беднягу вселился бес. Тогда я и не предполагал, что они просто хотели её сбагрить. Потом они просто придумали новое психическое заболевание и тем самым успокоили общественность. После её отъезда больше уже никто не превращался в
растение. Самое интересное началось, когда она попала ко мне. Помню, стоило ей на секунду взглянуть на меня, как я буквально врос ногами в Землю. До сих пор замираю, когда вспоминаю этот момент. Хотя если оценивать её по стандартным меркам, её внешность трудно назвать особенной. Чуть вздёрнутый нос, тонкая линия фиолетовых губ, короткие кудрявые волосы. Странно, но тогда всё это казалось мне чем-то божественным, будто из самого Эдема. Да и сейчас, наверное, кажется. Но самым запоминающимся был её взгляд. Большие синие глаза могли, казалось, управляли всем вокруг. Казалось, они могли превратить всех в камень или заставить святых отцов танцевать канкан. Звучит забавно, но это так.
- Ты помнишь, что было, когда ты первый раз заговорил с ней?
- Я долго не решался, боясь снова потерять самоконтроль. Но всё-таки, это было моим долгом, понять, что скрывалось за этими синими глазами. Она подметала двор, я подошел, шел, шоркая подошвами так, чтобы она меня услышала. Она даже не обратила на меня внимания. Я спросил:
- Что тревожит тебя, дочь моя?
А она:
- Ты, все вы, люди.
Я не стал углубляться в её проблемы, понимая, что тогда она не могла рассказать мне всё. Она просто была не готова. Я просто выдал общую фразу:
- Понимаешь, мир несовершенен, возможно, кто-то обошелся с тобой жестоко, и ты замкнулась в себе. Я понимаю, трудно после этого открыть своё сердце, сбросить тяжкий груз, что лежит у тебя на душе.
Она повернулась ко мне. Только сейчас я заметил татуировку у неё на шее – некое хищное растение, оплетающее оторванную кисть. А потом снова глаза. Как я не хотел заглядывать в них, но было уже поздно. Помощь нужна была вовсе не ей, а мне. В них, словно в волшебном зеркале пронеслась вся моя прежняя жизнь. Всё, что я хотел забыть, все эти образы выплывали из её глаз.
На самом деле помощь нужна была мне, а не ей. Этот синий омут рождал всё новые и новые картинки. А ещё эти ключевые фразы. Из её уст доносились голоса тех, кто их когда-то произносил. «За что?» —
прозвучал мой детский голос в тот момент, когда я видел перед собой пьяного отца с палкой, утыканной
гвоздями. «Сегодня погода плохая», — Ответил он мне. И боль. Я снова её почувствовал, как и тогда, когда мне
было десять лет. Я уже и не припомню, сколько палок сломалось об мою спину. Забавно, но некоторых людей можно убить их же собственными воспоминаниями.
Были и ключевые фразы из взрослой жизни. Вот, я стою с пистолетом с глушителем напротив очередной жертвы, думаю о гонораре, глядя ей в глаза. Они вот-вот станут стеклянными, неподвижными, но в них нет страха. Жертва смирилась с тем, что вскоре произойдёт. И она говорит: «Живи долго, палач». Из уст Жаклин это прозвучало как проклятие. Всю свою жизнь я старался заглушить в себе эти голоса. Помогая другим, я внушал себе, что всего этого не было, что это не моя жизнь. То, что сделала Жаклин было моим вторым очищением.
Злость, обида на самого себя, на весь мир — это лишь жалкие попытки описать то, что я чувствовал тогда. Странно, но в следующее мгновение она словно направила всё это в...
- Короче ты её… — заключил голос.
- Согрешил! — выпалил Бернард — Потерял Бога!
- Не ври себе, Бернард, ты обрёл Бога, когда трахнул её. Если я не ошибаюсь, вы за тот день осквернили каждый уголок твоей захолустной церквушки. Даже колокольню не забыли. Ты очнулся от беспамятства, когда твоя нога запуталась в верёвке от большого колокола.
- Да, — Бернард вспоминал это через силу — Зазвонило так, что я едва не улетел к потолку.
- Это был звук твоего пробуждения.
- Я чувствовал себя будто после крещения, хоть моя голова и была мокрой не от святой воды, а от пота и она лежала на её груди… Тогда, слушая равномерное биение её сердца, я заключил мир сам с собой, со своей памятью.
- И с этого момента ты ввёл для себя новое летоисчисление — «после Жаклин». Ты помнишь, о чем вы тогда говорили?
- Конечно. Я спросил её: «Кто ты?» А она ответила: «Вестник Апокалипсиса». Я поверил. Дрожь прокатилась по всему телу. Мне не было так страшно, даже когда я был в бегах и оглядывался каждую минуту. Тогда я хотя бы успел сменить имя. А от этого спасения нет. По крайней мере, тогда я ещё не знал об этом.
Признаюсь, в приюте далеко не все признавали ручной труд. Даже подметать двор для них было в тягость. Наркоманы изображали ломку, сумасшедшие – очередной приступ безумия. Так было до Жаклин…
После бурного свидания, я был даже не в силах подняться на ноги. Не помню, сколько времени я пролежал в колокольне, а главное, я не знал, насколько сильно изменился мир вокруг меня. Тем не менее, я даже не удивился, увидев Жаклин обнаженной, читающей проповеди в молельне. Мои подопечные в это время просто сидели и смотрели на неё. Она говорила что-то про Эдем и древо жизни. Причем, говорила о них как о вполне реальных вещах. Интересно, сколько священников по-настоящему верит в то, что говорят сами.
И тут я снова захотел её, причем так, что тело, казалось, работало по некой заложенной кем-то программе. Последним её словом, что я тогда запомнил, было «Дитя»…
Мы проснулись на алтаре. Снова голые, липкие, наслаждающиеся приятной усталостью. А заблудшие вели себя странновато. Одна наркоманка пришила себе палец на ткацком станке и начала разматывать эту нитку… Так вот, смеясь, она без станка, пальцами без иголок сшила мне новую рясу с тем самым рисунком, что был на Жаклин. И это были ещё цветочки. Тогда я спрашивал себя, это я схожу сума или они. Ведь не каждый может поверить в то, что звонарь поднимается не по лестнице, а по воздуху… Пьер, алкоголик, лентяй поднимался к колокольне по воздуху, будто по ступенькам. Жаклин тогда мне сказала: «Они делают это потому, что верят» Я парировал: «Как можно поверить в то, чего не может быть». И тогда я услышал простой и одновременно гениальный ответ: « Я три дня подряд читала им детскую сказки, а потом дала им выбор, либо вы чувствуете боль, либо верите. И они поверили в то, что люди давно забыли, в своё воображение.» А я верил всему, что она говорила.
Однажды я задал ей вопрос, наверное, ключевой: «Зачем тебе всё это, если ты всё равно нас убьёшь?» Она ответила манящим жестом. И мы снова были вместе… Тогда я не понимал, что она передумала, Она просто полюбила, не как высшее существо, а как человек. Как мы люди, любим друг друга.