Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Про скот:: - Слезы по ПарижуСлезы по ПарижуАвтор: glebdoe Она всегда плачет в начале и в конце. Все остальное время выглядит беззаботно: смеется, шутит, говорит — гордится тем, что она среди нас — настоящих мужчин. Среди последних бесстрашных авантюристов. Ее веселый голос звенит везде, в каждом уголке длинного коридора, но только до тех пор, пока мы не окажемся за столом, и только тогда ее прошибает мелкой дрожью, а глаза набираются слезой. Крупье говорит, что она держится молодцом.- Ненавижу истеричек, – говорит он, и мы бросаем взгляд на Дениса. Каждый раз, когда проигравший покидает игру, Денис хохочет, как ненормальный, а во время игры стонет, шепчет что-то себе под нос, кричит, что не хочет продолжать, но все равно не уходит. Хотя это не запрещено правилами. Здесь крупье не бросает фишки. На нем нет красной жилетки, а его шея никогда не знала бабочки. Он говорит: - Вы знаете, что нужно делать, — и уходит в темноту посветить нам оттуда огоньком сигареты. Зеленое сукно Елисейских полей. Так она назвала стол, когда мы впервые зашли в эту комнату. С тех пор многое изменилось. Она перестала пользоваться косметикой. Туфли на шпильках похоронены в глубине чемодана. Она поняла, что все намного серьезней, чем вечернее платье. Теперь, когда мы сидим за столом, на ней широкая майка с надписью «I», сердечко, «New-York», хотя она никогда не мечтала об Америке. Она просто бредила Парижем. Когда она рассказала об этом игрокам, все улыбнулись, а Рубен заявил, что ехать нужно в США. Он сказал – там все деньги мира. Богатая страна, сказал он. Сильная. Он ей: Нью-Йорк, Сиэтл, Лос-Анджелес; а она ему – Монмартр, уютные летние кафе, цветочные горшки на тротуарах… - А вы? – говорит она, — Вы почему здесь? Эйфелева башня уже почти готова. Она сидит на полу, и рисует пальцем зайчиков и медвежат на пыльной крышке журнального столика. Пытается подкурить сигарету, но слишком резко чиркает спичкой, и та тухнет, не успев разгореться, только шипит, как потревоженная змея. Я прошу ее быть экономней. Спичек осталось не так много. Говорю, что мне уже неудобно просить их у крупье. Она фыркает, и бросает на пол еще одного уродца с черной обгоревшей серой на конце. В ее губах по-прежнему незажженная сигарета. Я говорю ей: Послушай. Я говорю: Ты можешь выйти из игры. Денег хватит на двоих. - Я хочу, чтобы мы это сделали вместе, — отвечает она. Она говорит, что уйдет позже, когда мы останемся вдвоем. - Ты же знаешь – это вдвое увеличивает выигрыш, — говорит она, и мы идем в игровую комнату. В коридоре мы встречам Рубена, и она заводит с ним беседу о Ереване. Рубен приглашает ее в гости, после того, как все закончится, и она отвечает: обязательно приедем. В дверях нас встречает Сергей. Он кивает всем головой, а со мной здоровается отдельно. - Привет, Сань, — говорит он, бросает окурок в пепельницу, и заходит в комнату последним. Все рассаживаются по привычным местам, и разговоры затихают. Денис нервно барабанит по столу пальцами, Сергей кусает губы, Рубен, кажется, молится, а я ловлю себя на мысли, что не могу сказать, как реагирую на это сам. Просто смотрю на нее, и вижу, как блестят слезы в ее глазах. - Какие-нибудь пожелания? – говорит крупье. Все молчат, и тогда я говорю, что мне нужны спички и клей. - Еще что-нибудь? – спрашивает он, и ждет. На всех стенах, кроме той, где входная дверь, огромные зеркала. В них отражается тусклая лампочка в пыльном абажуре, под ней наши напряженные бледные лица, наши руки на зеленом сукне. Никто не поднимает взгляда от зеленого поля, не смотрит в глаза соперника, никто, кроме меня. Я-то вижу эти слезы. Крупье ждет всего минуту, а после вздыхает, и говорит: - Ну, что же. Если все готовы… Я говорю: - Подождите, — и все задерживают дыхание. Это вдвое увеличивает выигрыш. Я смотрю на нее, и одними губами говорю: Ты еще можешь. Одними губами произношу: Откажись. Она смотрит на меня и одними губами отвечает мне: Нет. - Нет, — говорю я, — Ничего. Простите. Отказаться можно перед игрой, по окончанию игры, в любой другой момент, только не тогда, когда крупье дает команду. - Вы все знаете, что нужно делать, — говорит он, и растворяется в темноте. У всех одинаково белые руки. Наверное, все дело в освещении. Как белые мотыльки, дрожащие пальцы тянутся к центру стола. Денис снова хнычет. Опять завел свою песню: Нет, только не сейчас. Рубен говорит ему, чтобы заткнулся, и Денис взрывается. Он кричит: - Отвяжись от меня, черножопый. Вот увидишь, она будет твоя. - Денис, — говорит крупье, — Вы оштрафованы на десять баллов. - Чтоб ты сдох, — шипит Денис в темноту. Когда мы пришли сюда, игроков было десять, и это была «не сложная работа» при хорошей оплате. Мне назвали сумму, которая решила бы все вопросы, и мы смогли бы уехать. Мне-то было все равно, это она зубрила французский по ночам, пока я искал хоть сколько-нибудь стоящее объявление в местной газете. Произносила свое имя, раскатывая «р» в гортани: Марррри. И еще раз, для закрепления произношения: Марррри. А когда рассказал ей про условия, спросила, как много вакансий. - Дело не в независимости, — сказала она, — Просто мне хочется, чтобы мы это сделали вместе. Чтобы мы все делали вместе. - Если только это не какой-нибудь «Marry Kay», или «Avon», — ответил я, — Тогда я пас. Не хочу убивать себя таким способом. - Ты куришь, забыл? Ты уже убиваешь себя, и немножечко меня. - Нет, — сказала рекрутер, — Нам не важен ваш стаж. Рекрутер – женщина со странным акцентом, и выглядит необычно, но вопросы на собеседовании стандартные, как будто набирают персонал для супермаркета. Предыдущее место работы, служба в армии, работали ли в МВД, увлечения, судимость, вредные привычки, близкие родственники, что бы мы взяли с собой в длительное путешествие, чем болели в детстве. Не являемся ли мы мужем и женой. - Мы не берем семейные пары, — сказала она. - Нет, — ответила Маша, — Мы не расписаны. Работа на десять дней. Без выходных. Не в городе. - Много вещей не набирайте. Вас обеспечат всем необходимым. Белый фургон без окон, поэтому скучно, и мы заснули, а потом большая, светлая комната и крупье с блокнотом. Говорит, что в каждой комнате стандартный набор: туалет, душ, маленькая кухня, телевизор, DVD с огромной фильмотекой, и если мы желаем чего-то еще, то мы получим все, кроме мобильной связи и интернета. - Таковы условия игры, — говорит он. Она веселилась и радовалась всему, что видела. Смеялась без остановки до того самого момента, когда мы вошли в игровую комнату. Она посмотрела на стол, и сказала: - Зеленое сукно Елисейских полей. Не знаю, почему так сказала. Она прекрасно знает, что там нет никаких полей. Лучше меня знает. Посмотрела на всех, кто стоял в комнате, и сказала: - Здравствуйте. Я Маша, а это Александр. Мы здесь потому, что мечтаем жить в Париже, — и все заулыбались. А потом, после того, как мы вышли из комнаты, в которой остался проигравший, молчала весь день, глядя в одну точку. Только утром сказала, что верит. Сказала, что у нас все получится. Что мы сможем. Прошло пять дней. - Кому-то нужна вода? – спрашивает крупье. - Не хочу, — стонет Денис. Больше всего меня удивил Сергей, когда рассказал мне про старожилов. - Некоторые приезжают по нескольку раз, — сказал он, — Например Рубен. - Но зачем? – удивленно спросила Маша, — Разве ему недостаточно призовых денег? Даже я не знаю, на что можно потратить СТОЛЬКО, а ведь я женщина. - У каждого свои причины, — ответил Сергей, — У Рубена брат наркоман, парализованная мать, семья, четверо детей… Думаю его причины настолько же важны для него, как для вас поездка в Париж. - Не поездка, — поправляет его Маша, — Переезд. Я спросил его, откуда он может знать про старожилов, и он ответил, что никогда не доходил до конца. Отказывался два раза, но снова возвращался. - За отказ не платят, ты же знаешь. Таковы правила игры. За столом пятеро, все сидят ровно, только Рубен в расслабленной позе. Его руки лежат на столе, ладонями вниз, а на тыльной стороне рук его голова. Денис нервно вскрикивает, потом смотрит на каждого по очереди, и говорит Маше: - Я же говорил! Она его! - Замолчи, Денис, — говорит Маша, — Пожалуйста, замолчи. - Накрылась поездка в Ереван? — хихикает он. - Заткнись, Денис. - А ты везучая сучка, — говорит он, и начинает смеяться. Его смех, как осыпающаяся с потолка известка – скрипит на зубах. Я вскакиваю, и бью его по лицу, опрокидываю вместе со стулом, но он даже не пытается защищаться или ответить мне ударом на удар. Просто хохочет. Маша кричит, чтобы я прекратил: - Перестань, я прошу тебя. Он не стоит десяти баллов. Сергей курит в коридоре. Его руки трясутся так, что ломается сигарета. Он говорит, что больше не может. - В первый раз я ушел на второй день. Тогда проиграл один паренек, он сидел рядом со мной, и я испугался. Второй раз я думал, что дойду до конца, но ушел на четвертый. Теперь Рубен… Ребята, может, в следующий раз я выиграю, может быть, я тот счастливчик, который бегает от своей удачи, но на сегодня мне достаточно. Пойду, соберу вещи. После игры все расходятся по комнатам. Так было всегда. Не хочется разговаривать. Маша снова смотрит в окно, звонит интерком, и голосом крупье говорит, чтобы я зашел в его комнату. Он дает мне десять коробков и тюбик, и говорит, что на этот раз он не будет накладывать штраф. - У самого иной раз руки чешутся, — говорит он, и только теперь до меня доходит, что произошло. Рубен… Фамилии не знаю… Высокий, седоватый мужчина, лет примерно сорока пяти… Ереван… Адрес… А кто у кого тут спрашивал адрес?.. А как зовут тех пятерых?.. Звали… Я бегу в комнату, и в коридоре сталкиваюсь с Денисом. Он хватает меня за локоть, и шепчет в ухо: - У крупье есть пистолет, — говорит он, — Я видел, как он оттопыривает его водолазку. Говоря, он заглядывает мне прямо в глаза, а сказав, закрывает свои, и кивает головой. Затем он говорит: - А еще, когда мы играли, я слышал, как за зеркалом кто-то прочистил горло. Знаешь? Как в театре. Я говорю: Иди к черту, псих. Я вырываюсь из его рук, заскакиваю в комнату, и говорю Маше, чтобы она собирала вещи. Я говорю: - Ты уезжаешь. Она говорит: - У тебя истерика. Подумай сам: мы дошли почти до конца. Завтра все будет закончено. У нас получится. Успокойся, — она копается в сумочке, и говорит, — Вот, выпей. Это валиум. Все будет хорошо. Башня почти готова. Густав был бы доволен. У меня получается точная копия. Осталась только верхушка – шпиль радиоантенны. Я говорю: - Посмотри, — она отводит взгляд от окна, и улыбается мне. - Tour de 300 metres, — говорит она, но здесь нет и трех. Башня высотой мне по пояс. Маша улыбается мне, и говорит, что нам пора. Мы сидим за столом, и все знают, что нам делать. В центре стола три желтые капсулы. Маша спрашивает, какова вероятность того, что я встречу на улице Годзилу. Я молча смотрю на нее. В ее глазах застыли слезы. Денис стонет, и трет синяк под глазом. - Пятьдесят на пятьдесят, — говорит крупье, — Либо встретит, либо нет. Старая шутка, — говорит он. - А какова вероятность того, что мы уедем в Париж? – спрашивает Маша, и отправляет капсулу в рот. Как всегда, начиная со второго дня, я закрываю глаза, и разгрызаю желатиновую оболочку. Я не вижу проигравшего, и по хрипам не могу определить кто это, Маша или Денис, и открываю глаза только тогда, когда между зубами начинает скрипеть известкой. Она всегда плачет в начале и в конце. Слезы стоят в ее глазах, не вытекая, и в них отражается тусклый свет лампы. - Прости, — говорит Денис, — Я смеюсь не потому, что мне смешно, — и я замечаю, что он тоже плачет. Вот она, ее мечта на миниатюрном Марсовом поле, стоит в центре нашей комнаты. Я приклеиваю спичечную антенну, и все – она готова. В коробке осталась последняя спичка, и завтра последний день, только теперь я не знаю: зачем мне Париж? Это была ее мечта, а я просто хотел быть рядом. Все равно где. И теперь мне придется идти до конца. Я чиркаю последней спичкой, даю ей разгореться, и подношу пламя к антенне. Теги:
-3 Комментарии
#0 21:18 19-11-2010Яблочный Спас
И хотя тема эта изъезжена как тысяча пластинок — автор подал ее хорошо. Хорошо написано. Воспринимать текст очень трудно. Пока я со всеми этими крупье, например, разобрался, чуть дым из башки не пошел. И так все не просто, но на закуску афтырь нам преподносит изъёбства паланиковские. Шта б жызнь малиной не казалась в пятницу вечером, ога. В порядке похвалы скажу, что в финале хорошая эмоция пошла. Автор, прости, сейчас буду фаршать, это не связано с твоим креосом, просто буду блевать. Фуууу, написал… побежал. Те, кто утверждает, что в Париж невозможно не влюбиться, безусловно, правы. Так можно влюбиться в шикарную, дорогую красавицу-проститутку и ответом тебе будет презрение, если ты беден или недолгая любовь, пока у тебя есть деньги. В Париж надо входить победителем, под звуки русских военных маршей, как это делали наши прадеды. Вот тогда, возможно, французы обратят на тебя свое внимание.(c) текст замечателен тем, что читаешь и до конца не понимаешь о чём. вроде как музыку слушаешь. На хер надо, чтобы они обращали внимание, Гусар? Дался вам этот париж, рассказ вообще не об этом, согласен c сastingbime-он не понятно о чём. Еше свежачок ГЛАВА ТРЕТЬЯ. МЕЖДУ БЕСАМИ И АНГЕЛАМИ.
В детстве, помнится, я смотрел по телевизору один мультик. Уродливый бесконечно, кукольный до неприятия. Добивало картинку плохое качество связи. Но это ладно, тогда я ещё не читал Волкова, и не мог оценить всей прелести злоключений маленькой Элли.... В ЦАХАЛ над Василием посмеивались. Нет, как солдат, он был образцово-показательный. И, даже при низком знании иврита, старался изо всех сил. К тому же за его плечами уже была служба в российской армии. Хотя это не освобождало от службы в армии Израиля, но проходить заново тяготы и лишения всё же было легче.... Вот раньше помню были случки. Подойдёшь к барышне, рачком её загнешь, головой в дупло упрёшь и оба получают наслаждение. А в дупле ей в это самое время пчелы лицо делают. Она стонет, то ли от того самого наслаждения, то ли от пчел. Потом вынешь, оправишься.... Кот Степан не может быть игривым Коль сестру родную потерял. Постоянно с морды кислой миной Возвращенья кошки ожидал. Из квартиры вдруг сестрёнка Лизка В путь далёкий видимо ушла. Возле дома кошки нет и близко Вот такие грустные дела.... |