Колдун Петра Великого (продолжение)

Автор: Платон Сумрaq II. ПАТЕНТОВАННОЕ БЕССМЕРТИЕ ФРЕДЕРИКА РЕЙСХА

- Так почему Вы выбрали это место?
- Потому что мертвые — лучшие советчики.
- В каких вопросах?
- В вопросах, стоящих перед живыми.
- И что они советуют?
- Только одно — жить!
Теннесси Уильямс

Петр I впервые в истории России отправился за пределы страны с так называемым Великим Посольством. Вместе со свитой и обслугой в его состав входило более двухсот пятидесяти человек. Официально посольство возглавлял генерал-адмирал Франц Лефорт, честолюбивый швейцарец, ставший волею судьбы любимцем царя, человек светский и галантный, знавший европейские нравы и обычаи. Фактически же руководил всей деятельностью послов сам царь, ехавший инкогнито, в качестве унтер-офицера Преображенского полка Петра Михайлова. 15 марта 1697 г. посольство тронулось в путь из Москвы.
Послы намеревалось искать в Европе союзников в борьбе против Турции и Крымского ханства. Но, в первую очередь, русские намеревались ознакомиться с политической и культурной жизнью Европы, с ее нравами и ремеслами, воинским искусством. Сам царь планировал ознакомиться на Западе с кораблестроительным мастерством и морской наукой, а также с самыми разнообразными сторонами европейской жизни, которые должны были попасть в поле его зрения. В.О.Ключевский писал, что Петр «ехал за границу не как любознательный и досужий путешественник: чтобы полюбоваться диковинками чужой культуры, а как рабочий, желавший спешно ознакомиться с недостававшими ему надобными мастерствами: он искал на западе техники, а не цивилизации.» Тем не менее, уровень его знакомства с жизнью европейских стран вышел далеко за рамки притязаний подмастерья-недоучки.
Брюс выехал из Москвы значительно позже посольства: Петр уже летом был в Голландии, а Брюс только в декабре приехал в Амстердам. Одно из писем Петра к Ромодановскому в это время касается житья-бытья Якова после отъезда послов из Москвы: «Зверь! Долго ль тебе людей жечь? И сюда раненые от вас приехали. Перестань знаться с Ивашкой (Хмельницким, то есть, проще говоря, пьянствовать — авт.). Быть от него роже драной». «Раненым» этим был Брюс. Некоторые исследователи на основании этого письма делают вывод, что по какой-то причине Брюс подвергся пыткам в Преображенском приказе. Но, скорей всего, оставшиеся на хозяйстве в России Ромодановский сотоварищи действительно несколько месяцев обретались в беспробудном пьянстве, и Брюс «по пьяной лавочке» вступил в конфликт с Ромодановским. Не следует забывать, что в тогдашней России слыхом не слыхивали о дуэлях, и все вопросы, которые между западноевропейскими дворянами решались при помощи удара шпаги или выстрела, у нас улаживались кулаками. Велик ли был урон для чести? Едва ли. Для здоровья? Так ведь это смотря с кем схватишься. Ромодановский был весьма привычен к поединкам кулачным, а, может, и подручные помогали. Причем досталось Якову крепко: по всей видимости, со следами свойского обхождения князь-кесаря он так и явился в Амстердам.
Самоуверенному князь-кесарю не составило большого труда дать ответ на послание царя. «В твоем же письме, — без тени сомнения писал Ромодановский, — написано ко мне, будто я знаюся с Ывашкой Хмельницким, и то, господине, не правда: некто к вам приехал прямой московский пьяный, да сказал в беспамятстве своем. Неколи мне с Ывашкою знаться — всегда в кровях омываемся! Ваше то дело на досуге стало знакомство держать с Ывашкою, а нам недосуг! А что Яков Брюс донес будто от меня руку обжег, и то сделалось пьянством его, а не от меня». Петру ничего не оставалось другого, кроме как завершить спор успокоительным письмом: «Писано, что Яков Брюс с пьянства своего то сделал; и то правда, только на чьем дворе и при ком? А что в кровях, и от того, чаю, и больше пьете для страху. А нам подлинно нельзя, потому что непрестанно в ученье».

Вряд ли стоит вспоминать хрестоматийные сюжеты о царе-плотнике, вкалывающем на саардамских верфях. Все это сотни раз описано. Поговорим лучше о научно-познавательной стороне поездки, тем более что это поможет нам понять становление характера и интеллекта Якова Брюса.
Хмель от московских попоек и драки с князем-кесарем уже давно покинул голову нашего героя, но пьянили новые впечатления, навстречу которым открыл свое сердце молодой полковник. Проезжая через города и деревни Польши и Германии, он жадно впитывал все увиденное и услышанное, алчно ища знаний. Жизнь в Немецкой слободе по сравнению с настоящей европейской казалась прозябанием в пряничном домике. А здесь все было внове, все было в диковинку и все-таки этого было еще недостаточно, надо было еще учиться и учиться. И Брюс был готов это делать.

Мы с большой долей уверенности можем говорить, что в путешествии и Брюс и Петр видели по большей части одни и те же достопримечательности, да и заинтересовать их могло практически одно и то же.
В России к тому времени уже создавалась сеть аптек, находившихся в подчинении Аптекарского приказа под руководством А.А.Виниуса. Московская аптека являлась во многом своего рода прообразом будущей петровской Кунсткамеры, где собирались разнообразные травы, препарированные чучела животных, другие «антиквитеты и куриозности». Различные европейские музейные собрания того времени (все те же кунсткамеры) были, по сути дела, бессистемными скоплениями всех мыслимых раритетов: картин, дворцовых сокровищ, анатомических препаратов, оружия и т.д., только в гораздо более крупных размерах, нежели в Москве. Поэтому наряду со старинными соборами, оружейными арсеналами, дворцами и парками кунсткамеры и подобные им собрания стали основными объектами внимания русских путешественников.
В Голландии в первую очередь интерес царя и его спутников был привлечен собраниями научных приборов, китайских безделиц, ост-индских раритетов, этнографическими и археологическими редкостями. В Амстердаме русские путешественники, в частности, посетили так называемый Гортус Медикус (медицинский сад) — сад лекарственных растений и животных препаратов; на подворье ост-индской компании любовались дрессированным слоном; в Делфте царь долго беседовал со знаменитым биологом ван Левенгуком; в Лейдене не остались без внимания ни анатомический музей, ни ботанический сад, ни этнографические коллекции. Петр со своей свитой устремлялся на лесопильни, в типографии, на мельницы. Он учился владеть столярными инструментами, брал уроки рисования и гравирования по меди, приобрел инструменты для удаления зубов. Вся эта калейдоскопическая смена впечатлений и познаний едва ли могла составить четкую систему в уме царя, но его спутники по возможности стремились не отставать от своего повелителя. Правда, и их хватало далеко не на все. В Лейденском анатомическом театре, видя скривившиеся брезгливые лица своих приближенных, Петр заставил их по очереди кусать зубами труп, приготовленный для препарирования. По-видимому, незапланированное появление Брюса в составе посольства и было вызвано тем, что он был, пожалуй, единственным, кто мог извлечь максимальную пользу от хаотичных набегов царя на достопримечательности.

Более всего в Амстердаме внимание охочего до диковинок царя и его спутников привлекло собрание знаменитого голландского анатома Фредерика Рюйша (Рейсха), в которое входили не только препараты различных животных и насекомых, но и людей, обрамленные изящными латинскими надписями и цветами, скоплениями морских раковин и живописных изображений. Талант Рюйша-препаратора заключался в том, что он умел сохранять как на отдельных частях тела, так и на целых телах естественный цвет кожи. Один из спутников Петра отмечал: «Видел 50 телец младенческих в спиртах от многих лет нетленны. Видел мужеское и женское четырех лет возраста нетленны и кровь знать, глаза целы и телеса мягки, а лежат без спиртов… Видел также кожу человеческую выделанную, толще бараньей». В коллекции Рюйша были представлены несколькими препаратами все стадии развития человеческого эмбриона. Впервые посетив собрание Рюйша, царь был настолько потрясен увиденным, что, не удержавшись, поцеловал в губы труп ребенка.

Между Москвой и Амстердамом вскоре завязалась оживленная переписка. Так, в 1701 г. от знаменитого анатома пришло письмо, фрагменты которого, по причине их показательности для всей этой околонаучной истории, мы и воспроизводим (в переводе XVIII века):
«Профессор Фридерикус Рюйш желает царскому величеству всякого здравия и многолетия… послал я к вашему царскому величеству: 1) вельми удивительную ящерицу с острыми чечуями; 2) малый лигван, имея зеленое брюхо из западныя Индеи; 3) рыбка из острова Каракуас, имея черное пятно на хвосте; 4) двоеглавную змию оттуды ж; 5) восточной Индеи сверчок; 6) выпороток рыба Гай, Каракауса ж острова; 7) золотой жучек из шпанских западных Индей; 8) вельми удивительная птица из восточныя Индеи; 10) еще ящерица; 11) две змеи из восточныя Индеи.
Ныне же есть мое униженное прошение, дабы вы, всемилостивейший государь, изволили обещание свое напамятовать по своей записке в памятной книжице и прислать мне две человеческих кожи выделанные — их гораздо бо желаю. А я потщуся вашему царскому величеству по вашему желанию и еще таких же удивительных вещей обрати… Желал бы аз, дабы к нам прислали всяких жучков, прузии, великия мухи, оводы, дивныя лягушки, змии, крысы, белки летучия и иные зверки в хлебном вине; также всякия маленькия рыбки, длиною с перст до пяди… Сим кончаю и остаюся вашего величества покорнейший раб Фридерикус Рюйш. Писано из Амстердама, июля в 16 день 1701 году».
«Вызывающая противоречивые чувства „художественная“ экспозиция, где выставлены настоящие человеческие тела, с которых снята кожа, чтобы было видно анатомическое строение, оказалась настолько популярной среди немецкой публики, что организаторы решили продлить ее еще на месяц… Экспонаты — тела, с которых сняты кожа и жировой слой, чтобы были видны кости, органы, нервы и мышцы, выставлены в разных позах, например „за шахматами“ или „на пробежке“. Одна из них — беременная женщина с распоротым животом, в котором виден пятимесячный плод, который она носила… „Изобретением“… автора выставки… является замена в теле воды и жиров силиконом и полиэстром. После подобной процедуры тела становятся „сухими и без запаха“ и выглядят абсолютно естественно».
Вышеприведенный пассаж не имеет, дорогой читатель, ни малейшего отношения ни к Лейденскому музею, ни к анатомическому театру Рюйша. Цитата взята нами не из околонаучного трактата XVIII века, а из московской газеты 1998 года (Капитал, 11-17 февраля 1998 г., с.32). Так в современной Германии увлекающиеся натуры делают современной былью предания трехсотлетней давности. Начиная с 1998 г. победное шествие трупоглядства в Западной Европе не прекращается. Выставка переезжает из страны в страну, собирая толпы созерцателей и десятки желающих завещать свои тела для экспонирования. По иронии судьбы, Россия и триста лет спустя опять оказалась втянута в это дело, на сей раз чередой судебных разбирательств, связанных со скандальным экспортом трупов для немецкого «доброго доктора».

Посетив Амстердам в 1717 г., Петр купил у Рюйша его знаменитый кабинет, а также и способ бальзамирования трупов. Рюйш долго торговался. «Не думайте, — жаловался он царю, — чтобы мне было легко дойти до открытия моего способа: ежедневно вставал я в четыре часа утра, тратил все, что получал, и перебрал до тысячи трупов не только людей, недавно умерших, но и таких, которые были уже покрыты червями, отчего мог схватить опасную болезнь». По легенде, в конце концов, он скостил цену, с условием, что Петр один будет владеть этим секретом. Но царь нарушил данное обещание, сообщив тайну своему лейб-медику Лаврентию Блюментросту (который, кстати, был учеником Рюйша), а с его легкой руки секрет в конце концов сделался общедоступным. За несколько тысяч лет до того, как царь Петр в припадке восхищения поцеловал безымянный детский трупик, ловкими руками препаратора лишенный естественного биологического права сгнить в сырой земле, египетские жрецы в совершенстве владели зыбким секретом безмолвных мумий. Не тогда ли, в Рюйшевом кабинете, Петр впервые задумался о собственной мумификации? Не тогда ли впервые отдал поручение Брюсу вплотную заняться изучением бальзамирования? Как всякий уважающий себя абсолютный владыка, он был не прочь соприкоснуться с бессмертием…

Еще в 1697 г. Рюйш обращался к Петру с просьбой прислать ему несколько кож. Виднейшие ученые-анатомы той эпохи были абсолютно уверены, что пояса из выделанной человеческой кожи служили средством против истерии, судорог и эпилепсии. Откуда брались человеческие экспонаты и пояса из человеческой кожи? Материалом для них служили тела казненных преступников. А название «анатомический театр» еще и на протяжении почти всего XIX века понималось буквально, и зеваки приходили поглазеть на вскрытия с таким же интересом, с каким отправлялись в оперу или на премьеру комедии. Спутник Петра сообщает, что они, посещая Лейден, "… были все в академии, в саду ее и в анатомии, которая в кирхе; тут видели кости совокупленные вместе казненных людей обоих полов, которые одеты зело смешно, а сидят на всяких зверях. Некто иностранный, видя столько воров, разбойников и убийцов в том театре анатомическом, сказал из Евангелия: что церковь была храмом молитвы, а сделали ее вертепом разбойников". В Лейдене на скелете осла сидел скелет женщины, убившей свою дочь; на скелете быка сидел вор, еще один молодой вор висел повешенным. В этом городе Петр познакомился со своим будущим лейб-медиком, племянником знаменитого эскулапа Готфрида Бидлоо Николасом, который имел впоследствии возможность услужить царю изготовлением набальзамированного чучела его любимой собачки Лизетты.
Всех диковинок, увиденных русскими в Голландии, не перечислить. Петр успевал осматривать музеи, позировать художникам, обучаться ремеслам, нанимать специалистов, закупать анатомические препараты и восточные редкости, осматривать коллекции картин и монет. Значительная часть осмотренных Великим посольством коллекций была приобретена для организации Кунсткамеры в Петербурге двадцатью годами позже, между Россией и Голландией был организован активный обмен препаратами и растениями, раритетами и художественными ценностями.
Посещение Голландии оставило неизгладимый след и в судьбе Якова Брюса. Позже он прославился, как знаток и собиратель старинных рукописей, монет, восточных редкостей и всевозможных прочих диковин.