Вот такое кино

Автор: goos «Жизнь нам дана, чтобы мы её просрали»
goos

Говорят, что когда умираешь, в памяти проносится вся жизнь. Словно проживаешь её заново, только за считанные мгновенья. Вот и у Антона Петровича все сорок восемь лет и девяносто три дня уместились в несколько секунд. Фить, как и не бывало.
Умирать было не страшно. Умирать не хотелось. Вроде бы ещё не старик: пусть не всё впереди, но строил планы, в расцвете сил, порох в пороховницах, и всякое такое.
И на тебе – раз, и умер. Увидел себя лежащим в некрасивой позе посреди дороги в луже крови, народ сбегается, водитель выскакивает из машины, бледный, испуганный – ещё бы, человека сбил. Антон Петрович сам сперва испугался, что умер, но страх прошёл быстро. Ничего не болит, легко так стало, понял, что парит над улицей. Вспомнил, что должен сотню соседу, что завтра нужно было заехать на СТО, что жене обещал дверцу в шкафу починить, что конец квартала, аврал на работе. В общем, чепуха всякая по сравнению с собственной смертью. И даже легче стало, что теперь освободился от этой бытовухи. Навсегда освободился.
Посмотрел по сторонам, где же свет в конце тоннеля. Ничего такого не было. Просто улица, люди собрались вокруг его тела. Скорая подъехала, растолкали всех, потерпевшего на носилки, в машину и увезли. Милиция явилась, но стало уже совсем не интересно, и Антон Петрович стал ждать, что же дальше с ним будет.
И тут, словно кино перед глазами, мелькает, мелькает, кадры сменяются стремительно. Но странное дело, то ли со временем что-то случилось, то ли с восприятием. Можно было рассмотреть всё в подробностях, каждую деталь, каждую мелочь, остановить, вернуть назад. Не рассмотреть, нет, вспомнить. Всё, что сорок восемь лет собиралось, раскладывалось по полочкам – это помним, а это можно и забыть за ненадобностью, отправить в архив, всё всплыло в памяти. Представилась стопка бобин с киноплёнкой, на которую записывалась каждая минута, даже когда он спал, или, пардон, справлял нужду. И теперь сдули с них пыль и вставили в проектор. И пошло кино.
Сеанс длился считанные секунды. Всё. Вот и пролетели годы, промчалась жизнь.
И это всё? – удивился Антон Петрович. – Это была моя жизнь? Моя? Вот это скучное дерьмо – моя жизнь? Даже вспомнить нечего.
Детство – коммуналка с длинным тёмным коридором, пьяные соседи, вечно занятая мать, а отец постоянно в командировках. Раз в год зоопарк, раз в два года – цирк, первомайские демонстрации – шарики, флажки, отец несёт его на плечах, а вечером мать тащит домой пьяного отца. Одежда на вырост, какие-то страшные игрушки, пустырь, на котором играли в карты с пацанами. Восемь лет школы слилась в одно унылое воспоминание, словно вязное серое желе, безликое и противное на вид. Детские радости с высоты жизненного опыта казались ничтожными и нелепыми.
Дальше пошёл алкоголь. Почему-то самые яркие воспоминания привязывались к выпивке. Гитара, драки район на район, танцы на летней площадке, опять драки, портвейн, водка, самогон, посиделки на пустыре. Девочки. Вот! Здесь должно быть что-то яркое. Первый поцелуй. Танька из соседнего подъезда. Но воспоминание не грело душу. Вспомнилось, что от неё разило вином и табаком. Как и от него. И никакой романтики. Как-то всё произошло само собой. Между делом.
Любовь. Должна же была быть любовь. Вот, Ленка из параллельного класса. Но она на него даже не смотрела. Он любил её целых два месяца, пока не понял, что его чувство останется безответным.
Первый секс лучше вообще не вспоминать. Подвал дома, старый матрац, девка-пэтэушница, пьяная в стельку. Он неумело ласкает, пытается расшевелить её, но безуспешно, в итоге – получил, что хотел, но совсем не так, как хотел. Ах, если бы только первый раз был таким. Совершенно нечего вспомнить. Хотелось страстей, любви, нежности, хотелось длинноногих, грудастых красавиц, страстных, томных, таких, как в кино. Но, как оказалось, в жизни всё намного прозаичней. Влюбиться не успел – женился по залёту. Родился ребёнок. Жене стало не до секса, и это её состояние растянулось на всю жизнь. Всё скатилось до супружеского долга с обеих сторон. С любовницами та же история. По расписанию, наспех, чужие тела, чужие души.
Армия – лучше совсем не вспоминать.
Завод – как один день. Одно и то же – станок, гайки – болты, нормы, ОТК, аванс-получка, и снова выпивка.
Ребёнок? Нежели я не любил сына? Ведь любил же. Раз в год – зоопарк, раз в два года цирк, с коляской гулял, в школу водил, игрушки покупал, конфеты – леденцы. Сын вырос как-то быстро, женился, уехал в другой город. Созванивались, но и говорить как бы не о чем. Приезжал раз в год. Снова выписка, нетрезвые беседы на кухне, почти всегда заканчивающиеся ссорой и выяснениями отношений.
Море! Да, море! Помню, как первый раз стоял на берегу, смотрел на закат, слушал шум прибоя, кормил чаек. Словно попал в другой мир. Но это всего лишь искра, мелькнувшая в воспоминаниях.
Новая квартира, автомобиль, техника, да и вообще покупки и приобретения сейчас казались пустышками, недостойными упоминаний. Хотя при жизни и радовали, но недолго и несильно.
Пшик! Вся жизнь – сплошной пшик. Мыльный пузырь, лопнувший в один миг, и не оставивший после себя даже воспоминаний.
А ведь могло же быть всё совсем не так, иначе, по другому. Могло бы. Бы – вот, что сделало этот фильм скучным.
- … — выругался Антон Петрович, нужно же было как-то прокомментировать то, что он вспомнил.
- Что вы говорите? – рядом с ним парил неизвестно откуда взявшийся мужчина в белом балахоне.
- Говорю, могло бы всё быть не так.
- Да что вы говорите? Неужели?
- Конечно, я бы мог прожить жизнь так…
- …чтобы не было мучительно больно?
- Именно так.
- И почему же не прожили?
- Но кто же знал, что я так рано умру.
- А какая разница, когда умирать? Жизнь – это каждый день, каждый час, каждая минута. Это то, что сейчас, а не то, что было минуту назад, и не то, что ты собираешься делать потом.
- Наверное, вы правы. Я всё понял. Я сейчас всё понял. – Антон Петрович жалобно посмотрел на собеседника, — отпустите меня обратно, а? Обидно ведь, так всё профукать. Я смогу! Я буду жить каждую минуту. Обещаю. Верните меня, пожалуйста! Я буду писать стихи, рисовать картины, я буду путешествовать. Я попробую влюбиться. Я хочу хоть чуть-чуть счастья.
- Чушь собачья, — улыбнулся мужчина, — все так говорят и, вернувшись, снова начинают всё по новой. «Как мало нужно для счастья» — самая лживая идея. Для счастья нужно очень много, вряд ли у вас получится.
- Я…
- Идёмте, нам уже пора, — мужчина показал пальцем вверх, и Антон Петрович увидел лестницу, уходящую в небо. – Не расстраивайтесь, вы не первый такой, и не последний.
Ну и ладно, смирился Антон Петрович, ну и пусть всё остаётся там, позади. И пожалуйста, и слава богу, что это кино закончилось.
- Идите, а я за вами.
- Скажите, а что там? – спросил Антон Петрович.
- Что? Да то же самое, — мужчина в белом балахоне легонько подтолкнул его в спину.
©goos