Техноколор

Автор: Антоновский Послышался Бах. Это было странное чувство, он проснулся в траве и откуда-то слышал Баха. Он знал, что это Бах, но не знал что за мелодия. И он лежал и прислушивался. И потом даже наслаждался ей. Спустя несколько уровней.

Цветокорекция, как обычно это бывало с утра, никак не могла найти нужную частоту. И от того что-то расплывалось в дали, а в близи, если присмотреться к собственному телу или к мельчайшим травинкам – переливалось. Иногда там откуда протягивало свет солнце – появлялась на несколько мгновений химическая радуга – “эффект бензинового пятна”. Но потом всё стабилизировалось.

Девушка, которую он подцепил в баре прошлой ночью – круглая, с большой белой грудью, с печальным чуть испуганным лицом, раскладывалась ночью, как матрешка. Он помнил, что по его квартире ходили пять таких же девушек, только одна меньше другой. Это не было сумасшествием. Это было. Это не обладало свойством галлюцинации. Это вписывалось в логику мира. Он знал это потому, что он сам был врач – по образованию и даже не смотря на узкую концепцию, чувствовал, что может вписаться в логику, а что нет.
Она могла распасться на несколько разных частей. Каждая часть выражала бы её особое измерение – но не одинаковые, отличающиеся лишь по размеру – это был явный бред. Это была загадка. Аномалия. Но это было. Это не было галлюцинацией. И так до бесконечности.

Её звали Александра Сергеевна Пушкина. Вторым её именем была Алла Пугачева.
У неё был голос сочный чуть хрипловатый голос, ни похожий не на один из 10 известных ему, и ни на один из их оттенков. Всю ночь она пела ему – “Я так хочу чтобы лето не кончалось…” Всю ночь одну и ту же песню и этот мотив совсем не надоедал.

Если быть точным – они: Они пели её на пять голосов. Он сидел на окне свесив ноги в темное небо, чувствовал их лучами спины, и думал что это лучший секс в его жизни.

Таким стал этот мир – не сразу, со временем, и теперь уже не приходилось удивляться.
И летоисчисление, и время было другим. А что ты можешь противопоставить этому?
Он курил в траве и размышлял – его концепция слишком скудна. От этого он проигрывает. Но чего-то не хватает, чтобы перейти в другую концепцию? – ведь как-то они это делают, как-то трансгрессируют! Он не стал врачом. Он просто создаёт тела – анатомически точные тела. Точные копии. А сейчас он лежит в траве, курит и слушает Баха. Коррекция наконец-то наладилась и в далека за горизонтом в густом солнечном маринаде начали вырастать материальные небоскребы. Всходил город. Ему всегда нравилось, когда он просыпается к этому восходу, так что тот включается рандомно, независимо от его воли.

Откуда-то прорвался голос Сереги: Холодные, отскакивающие друг от друга согласные, пурпурная музыка на ультразвуковом фоне, сплошь сатурнианство — На 54-ой опять столкновение. Патрульные сообщают о разбитом сердце. На самом деле разбились 9 сердец. Готовь тела…

Кирилл не отреагировал. Город встал в полный рост, и материальные зеркала отразили оранжевый горизонт. На секунду в грудную клетку ворвался восторг, он захватил добрую половину измерений, но тут же оборвался. От этого стало не комфортно. В раздражении Кирилл пощелкал коррекциями. Ничего не подходило. Где-то между ступенями кто-то тихонечко затянул песню.
- Ты слышал, 9 разбитых сердец. – не угомонился Серега.

“Разбитые сердца… — теперь это так называется.” Откуда у него взялась в голове эта мысль? Как будто в нём поселился кто-то из прошлого.

- Ты кто? – тихо спросил он 11-м голосом. “10 голосов соотносятся с планетами? И лишь один есть шёпот” Кирилл прибегнул к нему 3-й раз в жизни. Первые разы в глупой юношеской влюбленности, мальчишкой, много метауровней назад.
- Ты меня слышишь – донеслось от Сереги – кто там в тебе?
- Да слышу не тупой, ну что 9-сердец, обосраться можно… будем работать. Наше дело маленькое. – и снова раздражение ударило по линейке измерения.

Серега куда-то убежал.

Всё что здесь происходит, не поддаётся никакой логике, для того, кто сейчас оказался внутри тебя. Что если человек из прошлого действительно оказался здесь?

Сигарета вырастала из самой себя. Дым синими сумерками набегал на корректированное в глубокий плюс небо. Кирилл настроил контрастность. Теперь сигарета исчезла.
Мир стал детским. Бах затих.

Некоторое время он походил по детскому миру. Пинал появившейся мяч.

- Самое паршивое, что это не матрица – это реальность. Этот мяч, обладает сущностью мяча, который я пинал в детстве. Самое паршивое, что это реальность. – Такие мысли всегда приходили с похмелья. Хорошо было людям прошлого, которые могли списать свой экзистенциальный ужас на матрицу, на нереальность. Кирилл был лишен такой возможности. Поэтому сегодня ночью, когда он видел нечто иррациональное – девушку, которая расщеплялась столь необычным образом, он так сильно возбудился. Иррациональное возбуждало – и так было всегда. Но потом приходилось опять просыпаться в обычном мире, менять коррекцию, бегать по измерениям,


Чтобы хоть как-то заглушить похмелье Кирилл вызвал дракона и вступил с ним в рукопашную. Не помогало. Дракон оторвал у него голову и что есть мочи швырял бумерангом туда и обратно. Не помогало. Кризис среднего возраста – сказал сам себе Кирилл. И рассмеялся. этому

Какое-то глупое сочетание из старомодных романов. Теперь оно опять пришло ему в голову. Человек из прошлого навязывает тебе свои мысли. Вирус. Но кто?

Дракон истекал цветными лучами. Город плыл в сиесте, и пока голова Кирилла закручивалась по перспективе, можно было наблюдать этот ленивый перелив города – иногда эта картинка вызывает дикий восторг, но теперь она казалась совершенно замыленной, во всех смыслах этого слова. А чего было ещё ждать?

Наконец он взорвал свою голову на несколько тысяч агрессивных молекул, впился каждой из них в нити поддержки и уничтожил дракона. Тот с дикими воплями полосовался струнами, уходящими в землю. Всё как обычно.
Он огляделся вокруг – детская контрастность. На земле: игрушечные маленькие двухэтажные домики с черепичными крышами. Вечные розовые сумерки по “щекам” горизонта. Длинная пыльная дорога. Солнце в “зеркале пятилетнего малыша”. Апельсиновый цвет – в русской детской контрастности он особенно глубокий.

Надо было идти на работу. Кирилл левитировал и его слегка затошнило. Измерения неприятно скрипнули по груди, как палец о стекло. Пришлось даже зажмуриться, а когда открыл глаза, оказался уже в тумане полевой канторы. По всей поляне были разбросаны части тел. Руки, ноги, болванки голов, бледные холмы ягодиц, пеньки шей. Спешно, Кирилл отчего-то даже инстинктивно включил вечериночный красно-оранжевый. Всё равно тоска.

От отчаянья Кирилл плюнул, сел в тела и начал водить руками над материалом, словно плавает в невидимом море.

- А все-таки жаль, что в Москве больше нету извозчиков … – пропел где-то на 12 измерении звонкий женский голос.

— О Господи – теперь точно стало не до работы, над пространством началось нервное жужжание.
Кирилл вызвал Кавязина – тот появился на 4-ой ступени. Его даже было видно. Он мерцал пурпурный на фоне полной луны своего небоскребчика. Кирилл как всегда говорил с ним на “4-м марсианском” голосе – хотя сейчас он заикался на верхних нотах.

- Отчего девушка может раскладываться, как матрешка?
- Бля, Костров ты же антрополог почти…
- И всё таки?
- Ну вероятно у неё вообще нет никакой концепции.
- То есть?
- То есть, чтобы нарушить концепцию, у тебя не должно быть никакой концепции. Если концепция у тебя есть – то ты уже не можешь менять правил. Врубаешься?
- Это я понимаю, но разве так бывает что концепции нет – это же умственно-отсталый получается. Она аутистка что ли?
- Пусти меня к ней на уровень, посмотрю.
- Иди ты на хуй, вот что!
- Слушай Костров – Аутист — ты! Конечно так бывает! Ну допустим если человек из прошлого!
- А так бывает? – непроизвольно Кирилл сказал это по-земному. Строго рыхля язык на гласных.
- Ох милый мой друг, как же скупа твоя концепция. Бывает всё. Например, если она из прошлого там… ну это самое простое. Конечно, такое сильная редкость… ну тогда если она претворяется что из прошлого. Если бы ты внимательно глядел вокруг ты бы обнаружил что это сейчас модно среди экзальтированных барышень…

- Ну и что поёшь? – спросил Кирилл переключаясь на 12 измерение. Сам он теперь бродил по розовому закатно-вермутовому миру. Здесь было легко. Находясь здесь хорошо ходить в бары – на проспект, ровной стрелой оплетающий квадрат мира.

Женский голос рассмеялся.

- Почему именно я? – спросил, наконец, Кирилл. Тут резкий холодок пробежал по его телу. Он впервые вышел на асфальт, на проспект. Прохожие вокруг ливитировали по своим делам, автономными потоками.

- Серега! – закричал Кирилл резким 5-м “юпитерским”, в панике он пробежал по измерениям, потом по ступеням, заглянул даже в лучи – Сереги нигде не было.
Он вернулся к Кавязину на 4-ю.

- Короче эта баба запустила сердце. Чувствую понимаешь. Разогналось так что измерения волнами гнёт. В один момент прикинь. Точно тебе говорю – это баба, теперь чувствую!!!.. Мне срочно нужен Серега!
- Значит, точно притворяется, что из прошлого.! Да ты болен брат.
- Да я болен! — теперь он уже задыхался, измерения штормило — Но вы же врачи ёбаный в рот!
- Любовь 2-го уровня… захват, проникновение, хертбрейк. Она вирус. Использует тебя в качестве допинга…. Но ебаный в рот. Можешь считать, что тебе повезло. Скажи у тебя сегодня симптомы, какие были? Угнетения не чувствовал? Музыку слышал до этого?

Кирилл кивал, пытаясь сохранить лучевое равновесие.

- В баре подцепил?
- Слушай парацельс, найди мне Серегу! Срочно!
- Ты знаешь, что 9 разбитых сердец ночью было. Эпидемия. Знаешь где сейчас Сережа? Возится как жучок на 54-ой! Где я тебе его здесь найду! Он там чинит связи. Прогони ясную коррекцию 10-раз, может быть поможет.

Кирилл сел. Несколько раз он включал мир в белых облаках, яркий, такой, что воздух даже подрагивал, блестел как стеклянная плёнка. Это заглушала штормоту, но всё равно та гулом просыпалась через несколько секунд опять. Потом силы окончательно оставили его. Он просто лёг и обнаружил, что снова глазами на траве.

- Держал бы у себя в голове более расширенную концепцию ничего этого не случилось. – голос Кавязина зазвучал совсем рядом, на уровне первых измерений. – Бля, Киря, ты же мог бы стать хорошим врачом. Ты же сам себя загубил, из-за собственной лени. Сдались тебе эти драконы с с виртуальным фенотипом. Уж они то тут явно лишние!?
- Разговариваешь со мной как с уже анигилянтом.
- Любовь 2-го уровня … — задумчиво проговорил Кавязин, теперь в нём звучал настоящий доктор, строгий, циничный, он говорил 3-м “земным” голосом – … озорной привет из времен Кали-Юги. Каналы тебе здорово перекроет.
- Ну и хуй с ним – голос ослабел и стал редким – “1 дробь 10”, Кирилл повернулся в сторону уходящих лесов и понял, что больше не может включить кремово-лунную коррекцию. – Там говорят другие ништяки открываются.
- Я тебя укрою …

Теперь на ясной контрастности, когда все предметы обведены толстой линией – и не отбрасывают оттенков свечения, она подошла к нему. Он сам не знал, почему он стал ей объяснять, как устроен этот мир. Подробно, в красках и деталях. Он сам не понимал, что отдаёт ей это. Она гладила его по голове и пела песни – “Посреди зимы, паааааасреди зимы – я так хочу чтобы лето не кончалось ” Песня затягивала.

* * *

Кирилл очнулся от того, что слышит Баха. Коррекция не была похожа ни на одну из тех, которые он видел до этого. В огромных утренних пузырях химической радуги поднимались горы. Первое что пришло ему в голову – что радуга не химическая, а настоящая. Каждый охотник желает знать и так далее… это не эффект бензинового пятна.

Серега наклонился над ним где-то, где-то …. Это не было похоже на измерения. Концепция изменилась. Теперь он это понял. Теперь это было что-то вроде мира множества дыханий. Где-то на одном из дыханий он чувствал Серегу. Здесь было много чего нового.

- Ну что брат, ты теперь женат – сказал, смеясь тот. Вот это номер. – Пиздец у тебя всё изменилось. Ты теперь врач, скотина. Будешь со мной теперь – со всем этим говном разбираться, теперь тебе не до драконов, будешь семью кормить.

- А она что из прошлого? — беспомощно спросил Кирилл.

- Сам ты из прошлого – Серега заржал и исчез где-то в 19-ом дыхании.

Кирилл посмотрел наверх. Там появились ветки деревьев, пасмурно зелёные, в которых он различил лицо Полины. Он засмеялся своим словам про то, что она из прошлого – ему стало даже как- то неловко. Тело его знобило и из каждой кожной мурашки – он чувствовал, как в мир тянутся тысячи нитей лучей.

А потом он заплакал, и когда слёзы потекли из его глаз он понял что и они имеют множества измерений – и он может общаться и видеть мир в новой коррекции. Впрочем теперь это была уже не коррекция. Она меняла мир глубже, придавала всему какой-то совершенно парадоксальный смысл. Каждая свой парадокс. Совершенно другой – через слёзы.

И тогда он распался на пять частей и каждая из этих частей смотрела на испуганное, нежное лицо Полины, которое образовывали листья деревьев и смеялось –

- Александра Сергеевна Пушкина, Алла Пугачева – придумаешь же … Мода на прошлое. Влюбленные барышни. – Было смешно слышать собственный голос в 10 ушей.

И потом он впятером начал от чего-то читать стихи.

Ни в сырости, насытивший соцветия
Ни в деревах исполненных любви,
Нет доказательств этого столетья
Бери себе другое, и живи…

Смысл изнутри – делал цвета, бессмысленными. И не надо было никакой коррекции.