Ебаная жизнь-Проебаная жизнь-Заебаная жизнь. Продолжение и ниибет

Автор: СПЖ и Моралька (тандем) Начало тут


2.

Раньше, при царском еще режиме, то есть до революции семнадцатого года, подобные места принято было называть «номерами». Еще старый, добрый, резанувший впоследствии по горлу товарища Бендера бритвой Киса Воробьянинов, перебрав водки, уговаривал свою сексапильную молодую знакомую Лизу, кстати чужую, но верную супругу, отправиться с ним «в номера».
Первое свидание Севы и Лены произошло «в номерах» со смешным названием «Подушка», что расположена была неподалеку от инкубатора деятелей киноискусства — ВГИКа, выстроенного на улице малоизвестного простым обывателям Вильгельма Пика. Тот в свое время был одним из жрецов коммунистического и антифашистского пантеона, а также одним из полновластных хозяев крупного дельца под названием Социалистическая единая партия Германии, или СЕПГ. Впрочем, черт с ними с коммунистами, особенно немецкими. В стране, где жил один из величайших политиков всех времен Адольф Гитлер они даже на роль использованных презервативов не годны. Да и вообще, черт с ними, как и со всеми прочими «истами». Ведь речь здесь вовсе не о них, речь о «Подушке».
Так вот, эта самая «Подушка» находилась на перекрестке улицы имени презервативного немецкого коммунара и улицы с рядовым названием Сельскохозяйственная. Наш герой-любовник Сева эту самую «Подушку» приметил хоть и довольно давно, но совершенно, как ему тогда казалось, случайно. Он впервые присмотрел это место для свиданий еще в стародавние времена, когда однажды случайно проезжал мимо «Подушки» по неизвестно какому делу. Прочитав вывеску, он машинально тогда отметил про себя, что «в случае чего было бы очень удобно оказаться в этих самых аппартаментах вдвоем с какой-нибудь…» Он подумал так и тут же рукой махнул. Ведь никого, кроме законной жены у него тогда не было, а с законными женами этим делом принято заниматься дома, примерно, (и в лучшем случае), раз в неделю, как правило на домашнем своем ложе. После десятка лет брака более раза в неделю похоть не стучит в мужские виски, когда рядом законная жена. Вот поэтому у Севы осталось простое воспоминание и не более того. Но ничего напрасно не происходит и не приходит к нам на ум просто так. Вот и воспоминание о «Подушке» ему своевременно пригодилось. Очень даже пригодилось…
Честно сказать, в мыслях своих Сева никогда не был против супружеской измены, рассуждая таким образом, что «мужское дело – спать с женщинами. И притом, чем больше будет их количество, тем лучше и полезней для мужского организма в целом, так как дело это приятное во всех отношениях, лишь бы по карману сильно не било». Сева вовсе не был вопиюще беден, но вот прижимист он был изрядно, хотя, как мог, жадность свою прилюдно сдерживал и даже несколько ее стеснялся.
Когда стремительно развивавшееся знакомство Севы с этой Леной подошло к закономерному моменту обмена генитальными жидкостями, то выбор места для такого рода приятного занятия оказался делом несложным. «Подушка» — было первым, что пришло в Севину голову. «Подушка» напрашивалась словно сама собой, откровенно маня номерком, двуспальной широченной кроватью-сексодромом и стенами, что были покрыты теми самыми «подозрительными», как любил говаривать Мопассан, пятнами. Но Мопассан творил не в наше время и полагал, что его слог и так всем будет понятен, а нынче можно напрямую и откровенно заявить, что вся «подозрительность» пятен лишь только тем и объясняется, что причинами их появления становятся брызги мужского семени, исторгнутые из возбужденного фаллоса мимо цели, дабы не причинить себе нежелательных последствий в виде никому не нужного продолжения рода. По правде говоря никто эти пятна никогда и не замечает.
Хотя черт его знает. Может вовсе и не в семени здесь причина происхождения пятен? Может просто кто-нибудь неряшливо сморкнулся? Может кто-то досадливо сплюнул? Ах, да какая и кому теперь разница?
Итак, этого молодого мужчину звали Севой. Та, которая стала по началу его тайной любовницей звалась, как и было уже сказано, Еленой и грудь у Елены была второго размера. Таков удел почти всех высоких и стройных, длинноногих девушек. Удел с названием «все в меру». В тайне Лена мечтала чтобы ее грудь сделалась побольше, но мечта ее была неосуществима без хирургического вмешательства, что и славно, так как второй размер – это вовсе не плоское место, да и грудь у нее, честно говоря, была формы отменной. Стройные ноги, пальцы рук породисто вытянуты, а лицо также очень красиво: на нем жили большие глаза и сочные, яркие, полные губы. Ее глаза напоминали Севе два бездонных колодца с питьевой водой, чудом открывшихся посреди пустыни в момент знойного накала полудня. Сева никогда ранее не встречал столь волшебных, столь чарующих глаз. Помимо всего перечисленного Лена была очень не глупа и обладала природным даром предвидения, пусть и не развитым у нее, как у Кассандры, но в жизни ее игравшим большую роль.
Познакомились они харизматично случайно. Произошло это во время мимолетной и никем не предусмотренной встречи на зеленой бензоколонке «BP», выстроенной подле Новорижского шоссе, что неподалеку от Москвы. Они встретились в том самом магазинчике, где продается за баснословные, в сущности, деньги всякая ерунда вроде угля для шашлыков, презервативов, алкоголя и чего-то еще, что в сущности и не нужно, но все же как-то раскупается. Также есть на той заправке и кофейня, куда Сева однажды зарулил с целью помимо заправки железного своего, четырехколесного коня заправиться и самому: выпить стаканчик кофе-лате, слопать бутерброд, или кусок грибного штруделя, а заодно и начать за распитием кофе читать что-нибудь, ведь и мозги должны что-то употреблять помимо желудка. В конце концов человек приходит в этот суетный мир не только с целью откушать и в перерывах между принятиями пищи справить нужду. Человек также нуждается и в пище духовной, которую периодически потребляет просматривая кинишко, читая рекламные комиксы, детективы, женские сентиментальные романы и всякую подобную чепуху. Именно книга делает современного человека человеком, а тот кто не читает, тот и человеком не в праве до конца называться. Ведь мартышка тоже сношается, спит и какает, но незнание грамоты зачеркивает между ней и человеком знак равенства. Пожалуй только это и разнит человека с обезьяной, делая теорию Дарвина не в меру сложной и обширной. Да и вообще все в этом мире обстоит куда как проще, нежели, чем выглядит на первый взгляд. Да – это да, нет – это нет, а все остальное от лукавого, такова хоть и поповская, но правдивая поговорка.
Читать Сева любил с раннего детства и тем в корне своем отличался от окружающих, порой удивляя их своими почерпнутыми с книжных страниц знаниями. Он, определенно говоря, ценил книги, и по настоящему упивался их прочтением, уже в сознательном возрасте стремясь, между прочим, как человек неглупый и практический, извлечь из этого занятия какую-нибудь для себя выгоду, что, вне всякого сомнения, у него получалось. Больше читаешь – больше знаешь, а лишними знания не бывают, так что выгода, как говорится, «на лицо». Короче говоря «больше знаешь – больше получаешь» и с этим вряд ли можно спорить. Человек начитанный выглядит до твердости уверенным и пластично умным, а уверенность для жизни штука необходимая, да и дураком на общем фоне казаться никому что-то не хочется. Воистину, дураки от этой жизни мало получают и до смешного мало в этой жизни зарабатывают. «А если нет у тебя денег», — считал Сева, — «ты самый что ни на есть дурак и есть. А раз ты безденежный дурак, то с тобой и разговаривать-то более не о чем». Именно так почти с самого своего рождения думал Сева и потому с любопытством принялся изучать содержимое печатных полок на той, зеленой, дорогой и дурацкой автозаправке, которую в свое время какие-то сплетники и трепачи называли донором ирландской освободительной армии, что истине, вроде бы как, не соответствует.
Газету или журнал Сева и брать не стал. Периодическая проза и публицистика на мягких, глянцевых страницах его совершенно не интересовала и перед тем, как овладеть картонным стаканчиком с кофе он с любопытством прошелся вдоль полки, где продавались книжные новинки.
Увидев книжку авторства одного из любимых своих писателей — Пелевина он очень обрадовался и даже усмехнулся от счастливого предвкушения. Сева уже было протянул за новым Пелевинским творением руку, как вдруг, прямо перед его носом, столь вожделенную им книгу перехватила с полки рука совершенно неожиданно явившегося перед ним существа. Сева, вначале слегка обескураженный и даже немного сердитый повернул голову и увидел, что принадлежит эта рука прелестной девушке, которая в ответ на свою выходку и Севин изумленно-недовольный взгляд мило улыбнулась ему, лишенному желаемой книги пареньку и проделала это так мило, что очарованный уже ей Сева поспешил пригласить девушку разделить с ним будущее кофепитие, которое, как теперь уже понятно, в дальнейшем вылилось в нечто гораздо большее…
Она от его предложения «выпить кофейку» не отказалась, о нет! Наоборот, она, как нельзя более кстати, согласилась. Тем более, что в ее планы и входило подобное знакомство, так как именно в тот день она решила по ее собственным словам «немного» разнообразить свою жизнь появлением в ней нового, «особенного», или «специального» человека. Вот почему она довольно рано покинула свой дом – квартиру на тринадцатом этаже в доме на Сосновой улице, и отправилась на поиски. А кто ищет, тот, как известно, всегда что-нибудь да найдет. И пусть это слишком банально звучит, но, тем не менее, так оно и есть потому, что это одна из тех простых жизненных истин, которая никакого доказательства не требует совершенно, но, тем не менее, всякий раз, когда сбывается, вызывает множество эмоций и принимается за подлинное чудо, хотя таковым вовсе и не является. Так что знакомство двух будущих любовников началось вполне обыкновенно: бензин, пелевинская книжка и глоток кофе с молоком. А быть может и не все так просто? Может следовало сказать, что этому дню предшествовали те особенные знаки открытые писателем Коэльо? Сны, например, в которых каждая деталь казалась осязаемо явной? Ведь ей действительно накануне приснилось кое-что этакое, вещее, и свой этот сон она прекрасно запомнила, встала с постели с ощущением близкой новизны, сладости, скорого счастья, которое дает истинная надежда. Ей приснился незнакомый, никогда ей прежде не виданный мужчина. Он ласково гладил ее по щеке, улыбался и тихим голосом говорил что-то очень пронзительно-волнующее и приятное. Он напомнил ей школьную, первую ее любовь, когда она безответно была влюблена в своего учителя музыки. Однажды тот на своем аккордеоне сыграл популярную, кабацкую и очень задушевную песню. Прямо на уроке. С тех пор она навсегда запомнила те слова и порой, в машине, ставила диск Успенской:
- К единственному нежному
Бегу по полю снежному,
По счастью безмятежному
Скучая и тоскуя.
К далёкому и грешному
Бегу по полю снежному,
Как будто всё по-прежнему
Люблю я.
Она слушала и думала о том, что в ее жизни такого нет, что уж муж ее на роль «единственного нежного» никак не подходит и сердце ее замирало, окутанное надеждой встретить того, кому она сможет эту песню спеть.
Пожалуй, вещий сон и привел ее на ту самую заправку. Заставил от мечтаний перейти к действиям с одной только целью – искать и найти. Обстоятельства в тот день сложились как раз таким образом, что ее с Севой встреча оказалась заранее предопределена. Утром позвонила ее подруга, пригласила в свой дом. «Посидим, посплетничаем о своем бабьем»: предложила она и получила Ленино радостное согласие. Всегда лучше сбросить скуку, как строптивую наездницу, чем иноходью плестись под ней покорной, ведомой ею клячей.
У Лены внутри пело чувство скорого особенного события. Ощущение того, что вскоре что-то непременно должно случиться. Это было сродни тому же самому чувству, что испытывала Маргарита прямо перед встречей со своим любовником Мастером.
Но там была классика любовных отношений в очаровательном сатанинском соусе, авторства Михаила Афанасьевича, а здесь никакого очарования и быть не могло. Вновь забегая вперед автору приходится признать, что здесь, в придуманной им истории есть лишь оборванная мечта, выдранная из жизни песня, которую безжалостно растоптали и забыли. Именно такими, обесчещенными и раздавленными оказались отношения Севы и Лены, в очередной раз доказав пустоту и несуразность любви, которой, как думал после этого Сева скорее всего, на самом-то деле и не существует, а вместо нее есть лишь так хорошо изученное Фрейдом половое влечение, которым все на свете и объясняется…
Но не заглядывая преждевременно в финал этой любовной истории стоит рассказать, что в самом начале она выглядела ярко, значимо, а главное – очень радостно. В любом случае, как бы там не было, но встречу со своей подругой Лена закончила довольно быстро и наполненная волнительным ожиданием хоть и уехала из ее коттеджа куда глаза глядят, но при этом она ощущала внутри свой собственный, внутренний компас и тот постоянно указывал ей верное направление. Она искала, а тот, кого она искала к ее сожалению все не встречался. Да он и не мог встретиться на дороге, в несущемся потоке железных четырехколесных повозок. В этом железном потоке невозможно выделить внутреннее их содержание – человека.
Увидев Севу она что-то почувствовала, ответила улыбкой на его улыбку, словом на слово. Так у них все и началось. Да и вообще не бывает так, что люди встречаются бессмысленно, без малейшей надежды на продолжение. Тот, кто сталкивает их, вооруженный линейкой и карандашом, рисует линии человеческих судеб, порой пересекая их, а иногда сводя в одну, общую линию. Лена чувствовала себя охотницей и мгновенно поняла, что именно этот несостоявшийся читатель Пелевина, этот любитель кофе и есть ее добыча. Добыча, упускать которую было невозможно и немыслимо. Ведь признавалась же она себе потом, что не встреться она тогда с Севой – жизнь ее осталась бы скучной и несостоятельной. Да, ей и впрямь приходило это в голову в то время, когда все еще между ними было хорошо. Когда никто еще не мешал им.

3.

Причиной же такого Лениного поведения охотницы, причиной ее раскрытия для исканий, словно раковины, лежащей на дне морском, причиной ее потенциальной готовности к новому знакомству оказался… ее же собственный муж. В то утро она в очередной раз обиделась на него. В последнее время она считала его чересчур грубым и глупым и признавалась себе, что никакой любви между ними давно уже не существует, хотя она все еще находит в себе силы жить с ним и в эту любовь играть. Во всяком случае так ей казалось тогда. Ей казалось, что причин для игры было две: деньги, которые он приносил в дом, давая ей возможность более или менее жить так, как она того хочет, а также их маленький сын. Да, так случилось, что девушка здесь описанная была не только женой, но еще к тому же и матерью. Муж же ее, по имени Рома, особенным вкусом не отличался и ко дню свадьбы подарил своей будущей половине перстень с черным, больше похожим на кусок угля драгоценным камнем. Перстень хоть и был на вид неказист, но стоил весьма дорого и цена его оказала на Рому решающее действие. Он и сам был настолько впечатлен своей покупкой, что объявил будущей супруге ее стоимость в момент дарения, не особенно изощряясь в словах. Собственно, словарный запас и грамотность всегда были его проблемой, еще с самого детского сада. Что именно оказало на это решающее воздействие: родители-пролетарии, (отец всю жизнь проработал на заводе слесарем, а мать прослужила где-то прачкой), или его уличное воспитание, (он с детства рос среди таких же, как и сам он детей с неказистым происхождением), сказать определенно не представляется возможности. Скорее всего в нем набралось всего понемногу. Впрочем, свадебный подарок в виде перстня с драгоценным булыжником случился несколько лет назад, спустя некоторое время после того, как Рома вернулся домой после срочной службы в десантных войсках. Однажды он отправился на какую-то дискотеку в родном Королеве, а там с Леной и встретился. Встретившись, он тут же с ней познакомился, она очень ему понравилась, что совершенно не мудрено, и после недолгого ухаживания он сделал ей, как и полагается, брачное предложение. В ответ он получил ее мгновенное согласие, а сразу после того, как она согласилась стать его женой, то призналась в беременности и поэтому свадьба их состоялась очень быстро.
Рома опасался сглаза и разного рода наговоров, поэтому запретил ей кому-либо, даже собственной матери, рассказывать о том «интересном» положении, в котором она находится.
- А то, что за дела-то, Ленк? – Рассуждал он, — Узнают, что мы с тобой по залету женимся, это самое, так засмеют, или говна нажелают всякого. Это ж быстро делается, сама знаешь.
Так и поженились они себе тогда на радость, а Севе, как оказалось в будущем, на горе. Как именно жили муж с женой не особенно важно. Как все жили, так и им жилось. Жилья у них тогда своего не было: Лена с сынишкой жила у своей матери, а Рома какое-то время пробыл «приходящим» мужем, в основном ночевавшим в квартире своих родителей. В конце концов они сняли большую двухкомнатную квартиру в новом доме на Сосновой улице, Сева установил в коридоре электронную беговую дорожку, а сыну своему они купили кровать в виде гоночного автомобиля.
- Пусть привыкает, мужик же. И надо его на бокс записать и в хоккейную секцию, а то уж больно ласковый стал, покуда до трех годков у вас жил, в вашем бабьем царстве. Борька вон, Моисеев, тоже вот так, с мамашей все детство провел, мля… А кем, это самое, в результате вырос? Пидором он вырос, вот кем. Поэтому, пущай парнишка наш с детства к мужским вещам приучается, а не бабой растет, – настоял на своем выборе папаша мальчика и Ленин муж – Рома Борзенков, частенько допускавший в своей речи некоторые сорные оборотцы и словечки.
Это семейство жило не лучше и не хуже остальных. Ничего особенного, все стандартно и, как не трудно догадаться, кризисы в этой семье, конечно, случались. Мама с папой ссорились, причем после каждой ссоры, в которой Борзенков показывал свою подлинную натуру, мама папу любила чуть меньше, а однажды ей вдруг показалось, что она его и вовсе не любит. Этому ощущению в себе она очень удивилась после чего решила выждать и потерпеть. Ей интересно было, что случится дальше. Не уходить же, в самом деле, от мужа из-за собственной фантазии, делая ребенка сыном приходящего, бывшего папаши, а самой терять статус жены бизнесмена, который как человек хоть и тяжелый, но все-таки не жадина и, как она считала, не подлец. Тем не менее, ссоры в этом семействе продолжались, без кризисов и впрямь не обходилось. И вот, на пике одного из таких кризисов, Сева и появился в ее жизни.
Этот самый Борзенков о собственной свободе не забывал и много времени в семье предпочитал не проводить, постоянно изощряясь во вранье и придумывая перед женой какие-то веские причины для отсутствия под крышей своей родной, пусть и съемной квартиры с беговой дорожкой и детской авто-кроватью. Во всяком случае ему казалось, что лжет он весьма искусно, хотя жена ему давно уже не верила. Впрочем, он строил дом и любил говорить, что «вот уж, когда дом будет готов, то все раз и навсегда в нем поселятся». Лене ничего не оставалось, как слушать его и терпеть, на что-то рассчитывая, чему-то надеясь.
В канун ее знакомства с Севой, Борзенков в очередной раз отказался последовать со своим семейством в заграничный отпуск, сославшись на наличие срочных деловых вопросов, разрешение которых требует его обязательного присутствия в офисе.
- Я человек деловой, — говаривал Рома сам о себе с важностью в голосе.
Его бизнес, которым он владел «в честном пополаме» со своим другом детства, был связан с охранной деятельностью и установкой железных терминалов-ящиков, через которые граждане оплачивали всевозможные телефонные разговоры и прочие услуги, вроде счетов за электроэнергию и все в этом роде. Также, двое приятелей владели кафе-баром, продуктовым магазинчиком и, помимо всего прочего, были личностями не брезгливыми в широком смысле этого слова и наживались на всем, что почти законно, имея к криминалу некоторое отношение. Выражалось сие в том, что они никогда не против были стянуть то, что кто-нибудь плохо положил и в криминальной среде имели кое-какие связи, что вполне законно проистекало из их «чоповской», охранной деятельности, ибо уж кто-кто, а все, что имеет отношение к охране и к милиции-полиции напрямую имеет связи и с криминалом, так как все это птицы одного полета. Во всяком случае именно так сказала Алисе Льюиса Кэролла ее спутница – престарелая герцогиня, любящая во всем искать мораль.
Рома был человеком алчным до денег и всего того, что за них покупается, что, впрочем, совсем не грешно, учитывая, что деньги для того и созданы, дабы их наличие или отсутствие возвышало или принижало их обладателя. Был он весьма корыстолюбив и жить мечтал красиво и широко, идя к своей цели не особенно разбирая пути. Совместно со своим лихим компаньоном однажды они подставили какого-то, по их выражению «чижика» довольно мастерски, уведя у того из-под носа некоторое количество миллионов рублей и на эти деньги купив по белому, спортивному внедорожному «BMW Х6». Своей покупкой Рома был настолько доволен, что даже доверял Лене руль, сидя с ней рядом и самодовольно покрякивая.
- Вот это тачка, что надо, — приговаривал он, поглаживая пальцами переднюю панель, — На ней едешь, так прямо душа поет.
«Разве управляла бы я таким BMW, если бы с ним развелась?», — машинально спросила себя Лена тогда и тут же ответила: «Конечно нет. Так что сиди себе, девочка, улыбайся и терпи за его денежки. В принципе не такой уж он и противный, мой муж. Есть куда как хуже, например, мой же собственный папаша. Эх, да о чем там и говорить?» Лена не очень-то любила своего отца, который бросил ее мать, был изрядным гуленой и однажды попался ей на глаза, когда она, совсем еще молодая девочка, шла утром в школу, а ее папаша у нее на глазах вывалился из какой-то машины вместе с многочисленными девицами довольно легкого поведения и все они проследовали в ближайший магазинчик с целью закупки шампанского, сигарет и презервативов.
Тот самый обманутый приятелями «чижик» оказался, однако, вовсе не таким уж и безобидным. Он нанял каких-то лихих молодцев и они эти самые, купленные на ворованные деньги машины угнали. Хотя за них спустя короткое время выплатили полную страховочную стоимость, так что ни Рома, ни товарищ его особенно не переживали. «В конце концов»: думала Лена, — «все это не так уж и важно: машины, ящики для оплаты телефонной болтовни и прочий бизнесок. Как ушло, так и пришло – жизнь, одним словом. Ну украли у него машину, денег на которую он и сам украл, ну и что? Так он себе новую купит, еще лучше. Мне обидно, что он на меня совсем внимания не обращает, как будто я и не женщина совсем и нравиться не могу. Дома он ночует редко, ссылаясь на периодическую занятость на работе, а уж я то знаю, что это за занятость такая. С дыркой между ног эта «занятость», вот оно что. Очень я на него обижена и вниманием его совершенно обделена, а вот деваться-то мне и некуда».
Она мечтала «продавать людям отдых», так как страстно любила путешествия и частенько просила супруга выделить деньги и открыть ей прямо в Королеве, недалеко от дома, какое-нибудь туристическое агентство, где она сама все бы и организовала. «Ведь получилось же у этой бабы открыть «Натали-турс? Так что, у меня не получится, что ли?» – рассуждала она. Но Рома ей все только обещал, обещал, да так ничего и не открыл, опасаясь ненужной супругиной самостоятельности. «А вдруг у нее получится? Станет тогда нос задирать. И что мне тогда делать, спрашивается? Тоже мне, бизнес-вумен, мля»: рассуждал Рома и ухитрялся ловко от нее отговариваться. Вместо своей мечты — туризма Лена занималась в его «конторе» ландшафтным дизайном. Работа у нее была непостоянная, сезонная и она от случая к случаю «окучивала» клиентов. Эту работу она особенно не любила, но терпела, ведь выбора у нее, как ей казалось, особенного не было, а после рождения ребенка и вовсе, как ей опять же казалось, не стало.
Менять что-нибудь в своем семейном положении, как уже и было сказано, тем более менять радикально, она опасалась, поэтому до встречи с Севой изменила своему мужу только дважды, в первый раз обретя «трехдневного» любовника где-то в Риге. Но встреча эта была коротка и на этом все тогда у нее в три дня и закончилось. Ее рижанин оказался человеком женатым, ее он вовсе не любил, а просто использовал по назначению ее тело и потом беззаботно забыл. Но Лена с тех пор вошла во вкус и измена мужу перестала казаться ей чем-то особенным. Поэтому у нее случился и еще один коротенький роман с неким Колей. Вернее не роман даже, а обычный секс. «Живем же один раз, в конце концов»: говаривала она, вспоминая тот свой короткое знакомство. Она никогда не тешила себя надеждой, что супруг ее вдруг возьмет да и переменится в корне. Она отлично понимала, что так не бывает. И если в большом ей с Ромой не везло, тем не менее на совместный, семейный отдых она рассчитывала…
И вот, когда дошло до дела, то в очередной отпуск муж с ней ехать вновь отказался. И все ее уговоры, все жалобы на то, что одной, с ребенком ей там будет скучно никакого действия на него не возымели: «Ленк, нет и все тут! Я, блин, очень занят! Много новых проектов и без меня они с места не стронутся, а значит бабло потеряем, ты ж сама понимаешь.» Поэтому ей с сыном пришлось на отдых собираться вдвоем. Опять все тот же надоедливый серый пластмассовый чемодан на колесиках был извлечен с балкона, а чемодан мужа вновь остался в квартире его родителей. Там, где он предпочитал держать свои вещи, особенно не заполняя ими их съемную двухкомнатную жилплощадь. «Если у меня кто-нибудь, когда-нибудь появится, то я стану принимать его прямо в этой квартире»: рассуждала она, — «А Ромины вещи можно на это время и в шкаф убирать. Все равно их здесь всего-ничего, так что они легко туда поместятся».
Да, Рома ее просто раздувался от важности, говоря, что строит дом, где «вот как только построю, то все и заживем, как следует», но она ему не особенно верила и обижалась на то, что, дескать, она пусть и ландшафтный, но все же дизайнер, а окна в дом он вставил с коричневыми рамами, хотя она настаивала на белых. Обижалась, что коричневые по ее мнению вовсе не подходят, а он опять все сделал по своему и все в этом роде. За несколько дней до отпуска он дал ей с сыном денег на дорогу и, несмотря на недовольство супруги, заявил:
- Ленк, прекрати капризничать, как девочка какая-то. Ты же знаешь, что я вас очень люблю и присоединюсь к вам, мои хорошие, к вам, кого искренне люблю, непременно, но вот только в другой раз, когда со временем будет получше.
- Я вообще-то и есть девочка, если ты еще это помнишь… — устало вздохнула она и махнула рукой.
Такое уже и раньше случалось. Все эти наполовину липовые «производственные необходимости» и так далее и тому подобное. Она не без основания подозревала, что все так называемые «срочные деловые вопросы» сводятся к обыкновенному в таких случаях мужниному блядству и в подозрениях своих была, конечно, во многом права.
Ее супруг, имевший к тому же свою довольно противную и какую-то щенячью фамилию Бор-зен — ков, свой бизнес строил за счет привлечения банковских кредитов, в оформлении которых Лена, как его супруга, являлась, само собой, необходимым звеном. Она ставила все требуемые от нее необходимые подписи и тому подобное, а муж, вместе со своим компаньоном, получали деньги, расходуя их по своему разумению и ни с кем по этому поводу особенно не советуясь. Благодаря их упущениям бизнес в половину похудел по сравнению с тем, что он представлял из себя в начале.
Борзенков не имел какого-нибудь приличного образования, с математикой дружен не был со школьной еще скамьи, чересчур доверяя телефонам, своей бухгалтерии и подобное обращение с чужими, кредитно-банковскими деньгам рано или поздно привело бы его к известным неприятностям, если бы он неприятности не встретил гораздо раньше… Но, обо всем по порядку.
Так вот: банковские кредиты ее мужа иногда приводили Лену в эти самые финансовые учреждения. Случалось это исключительно тогда, когда требовалось ее присутствие: поставить свою подпись в качестве созаемщика и тому подобное. Однажды, (было это, справедливости ради сказать, еще до появления того самого рижского любовника), она, все в той же, привычной для себя компании, (то есть вместе с супругой мужниного компаньона), ожидала в конторе «…связьбанка» и вдруг увидела некую, довольно несимпатичную и прыщавую девушку, в которой без труда определила любовницу собственного мужа. Именно любовницу, а не какую-то там «деловую связь». Ей мгновенно стало понятно, что связь эта прежде всего личная, постельно-интимная. Она отлично, детально, превосходно запомнила «банкиршу»: какую-то девку с лицом, которое сразу же внушило ей неприязнь и показалось самым отвратительным и некрасивым из всех, что она когда-либо видела. По той свободной, игривой манере, с какой банкирша эта общалась с ее мужем Лена безошибочно определила в ней Борзенковскую fucking-girl, а так как доказать она тогда ничего не могла, да и момент для устройства скандала в высшей степени этому не соответствовал, то она промолчала, про себя прокляв банкиршу и пообещав отплатить мужу своему той же монетой. Вот так в ее жизни сначала появился рижский любовник, потом какой-то там пылкий Коля, а уж после и Сева. Причем обижена на мужа Лена была серьезно и настроена таким образом, что не встреться ей тогда Сева, то появился бы вместо него кто-нибудь другой. Какая разница, если есть желание ощущать подле себя новое, живое, любящее сердце? Ведь главное — это намерение, а уж кто появится, тот пусть не теряется.

4.

В тот их новый день, день первой встречи и первого знакомства, они просто выпили кофе, затянув этот процесс как только можно дольше. Ведь им обоим сразу не захотелось расставаться. Потом немного поболтали и все же вынуждены были с обоюдным сожалением расстаться, а перед тем, как сказать друг другу «до встречи», они обменялись телефонами.
- Лена, я понимаю, что слишком многого от вас прошу, но… — Сева застеснялся, отчего даже краска бросилась ему в лицо.
- Но… что? – Не привыкшая к подобному обращению и прекрасно видевшая, какое впечатление она на него оказывает спросила Лена. Ей уже очень нравился этот неслучайный знакомый. Нравился своими манерами, вежливостью, даже тем, что встретились они перед одной и той же книгой. Нравился тем, что оба любили кофе. Да, словом, всем. Сева произвел на Лену неизгладимое впечатление, которое только усиливалось по мере их знакомства. Он был уже переполнен ею. Он благодарил небеса, что те послали ее и понял, что между ними все только начинается.
Сказав друг другу номера своих телефонов, уже через несколько минут после вынужденного расставания, которое оба про себя назвали дурацким и ненужным, они устроили молниеносный обмен sms-сообщениями. Оба они, испытывая настоящую эйфорию от охватившего их чувства, увлеченно отправляли друг другу эти sms-ки почти не глядя на дорогу и как-то, практически машинально, поворачивая руль. Эта дорожная небрежность к счастью не оказалась опасной, так как дорожное движение в это время было чрезвычайно вялым. Поток машин едва полз, из пробки перетекая в пробку, из затора образуя затор. Обычно во время такого движения приходится, как правило, скучать в бесконечных дорожных «затычках» и вот особенно тогда-то, в затычках этих самых написание sms-сообщений вовсе не кажется плохим занятием. Наоборот! Оно превосходно убивает ненужное, пустячное вроде бы время. Уж лучше писать забавные и значимые sms-ки интересным знакомым, чем разглядывать за окном скучные пейзажи или соседних водителей, оказавшихся невольной компанией. Среди этого дорожного общества, как правило, встретится кто-нибудь этакий, сидящий в соседнем автомобиле с лицом, выражающим ненависть к окружающим обстоятельствам и по их причине опаздывающего бог знает куда и неизвестно насколько.
Вот так они медленно ползли каждый к своему дому, обмениваясь короткими и обжигающими сердца словами. Писали: он ей, а она ему, и более всего на свете хотелось им увидеть друг друга, ведь Сева ей, между прочим, тоже очень понравился, а уж про него говорить и вовсе нечего. Ведь Лена оказалась настолько в его вкусе, что к моменту своего прибытия, к моменту постановки машины в гараж, Сева внезапно понял, что влюблен и любовь эта явилась перед ним такой, какая никогда прежде его не посещала. От чувства любви он сгорал изнутри, а передний шов его штанов терзала постоянная эрекция. То был подлинный приапизм, который не только сладострастно томил его, как бы намекая на онанизм, требовал известного рода действий, то есть разрядки, что было бы бюджетно и быстро. По настоящему удовлетвориться он смог бы лишь овладев ей, ведь он отчаянно Лену хотел с того самого момента, как только увидел ее. Постоянно торчащий член – это как незаряженное ружье, которое должно непременно выстрелить и сделает это обязательно, тут даже сомневаться ни к чему.
Так всегда и происходит – вначале ружье, в данном случае гой-фаллос, стреляет, а уж после и сам члено-собственник подчас долго расхлебывает последствия. Именно так все и происходит, а другого сценария в этом случае, увы, не предусмотрено.
Сева тогда не знал и не мог знать о наличии какого-то там Борзенкова. Не знал, что у мужа ее помимо всего прочего был кафе-бар со странным названием «Макитра». Также называлась и фирма его, с офисом в подмосковном Юбилейном, а бар расположен был где-то на Ярославском шоссе, в спальном районе возле пограничного московского кольца. Разработанный лично самим Борзенковым сайт этого кафе сообщал своему посетителю, что «поднявшись по каменным ступеням и открыв тяжёлую дубовую дверь, вы целиком окунётесь в необычную для кафе обстановку, в которой Вам окажут самый теплый приём. Приятное волнение от вопроса: какая же кухня вас ожидает здесь, только разогреет ваш аппетит, а открыв меню, пред Вами предстанет разнообразный выбор японской, кавказской и славянской кухни». Если бы кто-то просто оценивал стиль, в котором было это написано, то и на пушечный выстрел не подошел бы к чертовой «Макитре». Впрочем и провизия в Борзенковском общепите также особенным качеством не отличалось, ограничиваясь привычным комментарием посетителей «ну, жрать вроде можно, не отрава вроде как».
Сам Борзенков, автор этого зазывательного интернет-шедевра, чьи эпистолы и манера изложения могли ужаснуть всякого, дружившего с русским языком человека торжественно, словно пионер на собрании обещал, что «…несомненно, вам сразу станет ясно, в какой части мира вы сможете себя ощутить, заказав то или иное блюдо». Этот парень льстил себе, ибо после дегустации тех самых «блюд» всякий, более или менее дружащий со своим желудком посетитель восклицал примерно следующее: «Что это за дерьмо? Откуда, точнее из чьей задницы это достали?» Так что речь шла не о частях мира, но о частях тела человеческого и притом части одной единственной, филейно-задней, чья внутренняя сущность не больно-то лицеприятна и дурно пахнет… «В уютных залах кафе-бара легко и комфортно»: радушно продолжал отписываться Борзенков, нисколько не стесняясь собственной вычурной наглости, лжи и мысленно сравнивая себя со знатными и широко известными всей Москве рестораторами на которых он так вожделел походить.
Далее этот несостоявшийся ефрейтор десантного соединения писал о достоинствах своего заведения, подчеркивая «интересный дизайн, большой экран с проектором и мощным звуком», «…динамичный характер зала кафе-бара» и тому подобное. В общем-то ничего особенного, как будто. Текст, как текст. Мало ли таких? Но стоило побывать внутри «Макитры», чтобы понять, что ресторатора из ее мужа не получилось.
Затем этот парень шел дальше и на голубом глазу писал: «…контактный бар, позволит приятно провести время, завести полезные знакомства и оценить профессионализм бармена». Сева никогда и предположить себе не мог, что бар может быть не просто баром, но баром «контактным»! Именно контактным, а не каким-то там еще. Борзенков заканчивал рекламный текст собственного авторства обещанием того, что «…на уникальной летней веранде окружённой живыми цветами, вы незабываемо проведёте романтичные вечера в знойные летние дни. На ней также можно и приятно послушать музыку и потанцевать. В отгороженном детском секторе можно легко разместить Ваших детей. Они сами смогут сделать заказ, воспользовавшись специально разработанным для детей – детским меню»…
Этот вычурный и фигуральный текст Борзенков сочинял действительно собственноручно и при этом слогом своим чрезвычайно гордился, не подозревая, что уровень его владения русским языком был, мягко говоря, ниже среднего и мог привлечь лишь навозных мух с жадностью летящих на груду понятно чего, с целью этим-самым-понятно-чем основательно полакомиться. Каков поп, таков и приход, как говорится. Хотя сравнение с попом здесь, возможно, и не очень-то уместно, так как поп, по определению, существо богобоязненное и не особенно распущенное, а в крови любителя прыщавых банкирш жила хламидийная инфекция, этой самой банкиршей «…связьбанка» оставленная словно в довесок к тем финансовым приятностям, которые она в силу своего служебного положения смогла Борзенкову предоставить кроме сексуальных утех. Но ни о причудливом контактном баре, ни о хламидиозе Сева естественно ничегошеньки не знал, не подозревал да и не слышал тогда. Он лишь попросту был влюблен, испытывал плотскую страсть и сгорал от нетерпения заключить свою, случайно на огонь его свечки залетевшую красавицу в жаркие объятия, где нибудь в укромном уголке. Цели своей он легко добился, ибо желания их были сродни, а движение двух жизненных сил в одну точку практически невозможно остановить, тем более, что тогда никаких причин для прекращения этого движения не имелось. Слились, слились Лена с Севой воедино, стали они единой плотью в «Подушке» и хламидийный подарочек «…связьбанка» посредством Лениного тела незаметно перекочевал в Севину плоть, как и положено в десятый день себя обнаружив и проявив. О том, что было дальше, также стоит рассказать более или менее подробно, ведь нет у страсти человеческой конца, а если и есть он, то не всегда счастливый. О том и речь пойдет.

5.

Он и она жили довольно близко друг от друга: неподалеку от одного и того же Ярославского шоссе. Только она в близком к Москве Королеве, а он хоть и в самой Москве, но все же не очень, чтобы от этого самого Королева далеко. По азимуту, по прямой – километров десять, от силы двенадцать. По шоссе немногим больше того. Сева обретался аккурат в том же самом доме, что и Леша Спиваков, то есть неподалеку от парка «Сокольники». Своего соседа по подъезду Сева пусть и шапочно, но знал и терпеть не мог. Он попросту завидовал Спивакову и Лешины успехи Севу крайне раздражали.
Так вот, расстояние между двумя точками проживания новых знакомых укладывалось немногим более, чем в десяток километров, что, разумеется, сущие пустяки, о которых стоит упомянуть лишь порядка ради.
В девушке этой, в дивной молодой женщине все было прекрасно. Во всяком случае так казалось ему, Севе, уже без ума в нее влюбленному. Порой ему думалось, что когда-то, на очередном жизненном перекрестке он свернул не туда, куда свернуть следовало, выбрал совсем не ту дорогу и дорога эта привела его к нынешней семье, «ко всем этим моим с женой детям» и к заботам с существованием семьи связанным. Нет, он вовсе не боялся ответственности. Таким инфантилизмом он вовсе не обладал, к годам своего возраста превратившись во вполне себе взрослого и самостоятельного молодого мужчину. Вполне уверенного в себе самом, вполне самодовольного и гордого, причем настолько, что все чаще ему начала было приходить мысль о неправильности, о несвоевременности выбора подруги жизни, матери его детей, а ведь мысли, как известно, имеют обыкновение материализовываться. И часто так бывает, что постоянные мысли о каком-либо человеке самым невероятным образом перекликаются с мыслями этого самого человека и человек этот либо появляется в жизни вновь, (при условии, что вы с ним ранее были сильно и по хорошему знакомы, но однажды судьба разлучила вас), либо… Или вообще получается так, что тот, кто должен появиться, встретится вам. Человек совершенно незнакомый, но желанный, внезапно появляется на жизненном пути и занимает особенное, одному лишь ему предназначенное место. И вот этот человек: милая, дорогая, любимая Лена внезапно в его жизни появилась.
И очень быстро она стала в книге его жизни не просто очередной страницей, которую можно перевернуть и закрыть в любой момент и без всякого сожаления. Вовсе нет. Наоборот, ему показалось, что девушка стала частью, краеугольным камнем его жизни. Стала мигом, пройдя который все безвозвратно и абсолютно меняется и никакой сомнительной надежды на то, что все вернется и вновь станет так, как было – нет. И быть, конечно, не может…
«Она изменила его жизнь навсегда» — это фраза до пошлости избитая, но, тем не менее, она изумительно точна, ведь иначе и сказать-то особенно не получается. Когда по настоящему влюбляешься в человека, то память о нем остается внутри навсегда и мучительно долгое время все никак не дает жить хотя бы относительно спокойно. Все это происходит тогда, когда приходит в память какой нежной ощущалась под пальцами ее кожа, как тепло смотрели огромные, теплые глаза, как ласковый и чарующий голос ее проникал сквозь все тело, словно и не голос это был, а излучение, от которого не хочется укрываться, будто это рентгеновские лучи, а наоборот, в этих лучах хочется купаться бесконечно долго, получая истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение.
До того, как начались события, описанные в предыдущей книге «Белый Дозор», Сева действительно жил возле парка «Сокольники». Жил и любил это место потому, что все здесь было как-то, как он любил говорить — «празднично». И его семье здесь тоже очень нравилось. Дети любили гулять здесь с «колясочного» еще возраста, а позже, когда подросли, то бегали наперегонки со сверстниками.
На детишек хорошо действовал свежий воздух к которому они привыкли с самого детства, так как родились здесь. Их мама Катя — Севина жена, да и ее мама, их бабушка, часто, почти ежедневно, возили своих чад по тропинкам парка. Здесь, в Сокольниках, как любил говаривать Сева в часы расслабленного досуга за семейным столом»: «род мой пророс корнями».
Маршрут детских прогулок почти всегда был одинаков: от железнодорожного подземного перехода вглубь леса, по так называемой «беличьей тропе», прозванной так кем-то потому, что белки, во множестве водившиеся в Сокольниках, здесь становились почти ручными. Зверьки сами шли к людям, не боялись их, ели с рук простой, но любимый ими корм: орешки, семечки подсолнуха… Словом кто из гуляющих, что им принесет.
Всякая тварь да славит Господа за все те дары, которые он приносит своим созданиям пусть и в виде таких вот добровольных, маленьких пожертвований от сердобольных прохожих. Всякое живое существо, живущее на этой планете, обладает в общем-то совсем незамысловатыми желаниями и хотениями. Был бы сыт живот, чтобы можно было двигаться, чтобы несли ноги и потребность эта, получаемая от кого-нибудь, осознанно воспринимается как Божья милость. «Раз я ем, значит я живу»: так в праве сказать каждый, кто умеет говорить и как подумал бы всякий, кто говорить не умеет. «Раз я ем и живу, значит я угоден Создателю на этой земле. А раз так, то спасибо ему за мою жизнь». Некоторые люди, в особенности люди пишущие, мысль эту развивают, а одна писатель-диетолог в своей общественно-популярной работе «Диалоги с колбасой» изрекла что-то вроде: «Я – то, что я ем». Хотя кто знает? Может быть она и права? В конце концов, она в праве говорить то, что ей хочется, ведь «собаки лают покуда идет караван», хотя, быть может, сказано это совсем и не к месту, да простит диетолог эти слова.
К большому сожалению мало кто из живущих организмов осознает чудо своего появления на свет и не представляет, что является крохотной частицей задачи, для которой сотворил его Создатель, а большинство живущих людей об этом и вовсе не задумываются. Многие напыщенно отрицают и саму веру во что-либо и существуют так, словно просто плывут по течению, руководствуясь житейским правилом «после нас хоть потоп». Также некоторые граждане частенько бросают фразу «мне по х...», не думая о том, что по х… этому самому х… бывает довольно больно. Больно-то больно, но ведь никто на себя такую несчастливую возможность не примеряет. Зачастую, в жизни человека должно произойти некое подлинное чудо, к которому относится и событие наполненное драматизмом, чтобы он, наконец-то, начал задумываться хотя бы о чем-то, что стоит выше удовлетворения своих простых, насущных потребностей, основной из которых, говоря языком циничным, но правдивым является потребность жрать. Жрать все, что для этого сгодится, не исключая из внимания любые материальные вещи, приносящие выгоду и позволяющие чувствовать себя удовлетворительно. Для кого-то это деньги и власть, для кого-то общественное признание, для кого-то… Впрочем, как правило, деньгами и властью, как главными приоритетами, этот список и ограничивается, хотя к нему стоит добавить также знания, полученные в течение жизни. Не так ли? Некоторые могут возразить, сказав, что и знания свои человек получает опять же для своих собственных, исключительно эгоистических целей, но судить об этом никто не в праве, ведь судья и сам будет осужден. «Не суди, да не судим будешь» — старая мудрость, корнями своими уходящая вглубь веков, к началу рода людского, но опровергнуть ее возможным не представляется, так как она совершенно справедлива и тот, кто ее создал и произнес, давно уже покинул этот мир. Воистину, нужно оставить после своего ухода след на земле. И пусть тот, кто придумал мудрость о судье и его судилище не создал более ничего, но уже и этого, единственного его изречения вполне достаточно. Ведь не просто так сказано, что каждый должен посадить дерево, построить дом и продолжить свой род? Оставить после себя то, за что впоследствии другие станут вспоминать его добрым словом – вот, что главное. «Делай добро и бросай его в воду»: так сказано в старом, советском еще мультфильме, но сказано справедливо и умно. Добро нужно думать и делать просто так, делясь им с такими же, как сам, то есть с обычными людьми. Вспомнят они вас после добрым словом – значит жизнь прожита не зря и не напрасно. И пусть мир уже окончательно утонул в пороках людских, из которых самый страшный – это эгоизм, но все же есть на свете добро, которое зачтется своему автору.
За все на свете приходится платить свою цену. Любой поступок имеет свою стоимость пусть, на первый взгляд, его и невозможно оценить. Пусть не оценят современники, но ведь за ними придут другие поколения. Случится это позже, и признание все-таки настигнет каждого, кто сделал то или иное добро в своей жизни. По другому попросту не бывает. Поэтому добро никогда не остается безнаказанным и за него всегда воздастся также, как и за зло. Зло никогда не останется неоплаченным. Тот, кто забывает об этом – не прав, вне зависимости от причин своей забывчивости. Сами себя люди не создали и не от обезьяны они произошли. Главной ошибкой человечества всегда был эгоизм – дар Чернобога. Именно от эгоизма все зло в этом мире и эгоизм рано или поздно погубит человечество. Тот, кто не понимает этого – обречен на вечную, мучительную дорогу в ином царстве – в царстве Посмертия. В царстве, управляет которым Мара — Богиня Зла, жена Чернобога И ее существование невозможно оспаривать также, как невозможно пытаться оспорить существование тьмы и света.
Суть света и тьмы непостижима для людского разума. Никто и никогда не сможет понять что такое зло и что такое добро. Категории, которыми мыслят люди, извечно будут спотыкаться о людской же эгоизм, брошенный на полу, словно ненужный, но непреодолимый мусор, естественную грязь. Эгоизм и есть главное проклятье человечества. Проклятье и гарантия его обновления, вечной борьбы между теми силами, которые желают утвердить свою абсолютную власть над всем миром людским. Понятия света и тьмы, зла и добра пребудут наравне с вечностью, но именно в этом и есть вся прелесть этого мира: в постоянном и не утихающем соперничестве полюсов света и тьмы друг с другом. Порой лишь некоторые слова из непостижимых миров доносятся до слуха и ощущения избранных людей. И кто-то из этих людей идет дорогой эгоизма, дорогой зла. А кто-то, несмотря на обстоятельства, продолжает делать добро и бросать его в воду. Им зачтется. Ничто и никогда не останется без ответа. За все приходится платить…
Вот и за измену свою Сева сполна заплатил. Да так, что знай он, что его ожидает в будущем, бежал бы он тогда от Лены этой без оглядки, опрокинув стакан с кофе и сбросив на пол пелевинскую книжку. Но для человека его будущее закрыто, а предсказать его почти невозможно. Ведь жизнь не сказка, в которой живут мудрые волшебники, все знающие наперед.
Сева всего лишь хотел получить свою порцию наслаждения и в тот вечер их с Леной знакомства долго не ложился спать, вспоминая о той «чудесной», как ему казалось, встрече на бензоколонке и всецело надеясь на продолжение этой встречи. Закрыв глаза он вспоминал лицо своей новой знакомой, ее милые большие глаза, ее точеный профиль, длинные пальцы, изысканное очарование ее голоса, милую фигурку… Воистину человек сначала жаждет, алчет, не думая о последствиях, не зная о тех простых правилах, следуя которым он мог бы прожить свою жизнь совершенно иначе.
Мечта его сбылась. Их с Леной первая интимная встреча случилась все в той же «Подушке» — гостинице, где так часто мальчики различного возраста наслаждаются прикосновениями к своим девочкам и проникновениями частями своего тела в их тела безрассудно не раздумывая о последствиях, которые, впрочем, могут быстро и не наступить и уж во всяком случае никогда не будут восприняты блудниками в качестве расплаты за собственное поведение.