жизненный путь аскариды

Автор: В течении нескольких недель тишины Сергей Викторович пытался приблизиться к зачаткам понимания. А потом пришла Геля и всё ему рассказала.
Но, по порядку.

Ничего особенного из себя Сергей Викторович Каналья к своим тридцати двум не представлял. За исключением разве что сиренево-розовых снов. Примерно в такой же цветовой гамме был оформлен и виртуальный мир Сергея Викторовича. Любовно и бережно им созданный и тщательно оберегаемый.
Такое бывает сплошь и рядом. Виртуализированная реализация несбыточного и оттого усугубляющееся погружение в мир собственных фантазий.

Сергей Викторович влюблялся в интернете, там же трахался и там же расставался.
Вёл многочисленно-однообразные по сути своей переписки, очаровывал прелестниц, обменивался фотками, засирал блог душещипательными признаниями.

Моё второе «Я» — говаривал сам себе Сергей Викторович. У него и ник был соответствующий в виртуальных пространствах — «canalia». С лёгкой претензией на лёгкую скандальность.

Сергей Викторович с трудом себя отрывал от монитора, когда следовало вновь возвращать своё туловище в ненавистную среду социального окружения с его условностями и обязанностями.

Зачастую так всё и происходит. В соматике сетевых приключений и статусов утверждаться легче. Равно как и легче упиваться призмой приобретённого самомнения.

Сергей Викторович перебирал знакомства. Спонтанные. С банальностью алгоритмов. Комплименты, частности, подробности друг о друге, приватный обмен фотографиями. После нарративный обмен в уверениях обоюдного симпатизирования. Всё, что представлялось сложным в жизни обыденной, претворялось в интернетные реалии всего за пару недель.

Не было лишь итогов. Не было овеществления. Эякулятивные флюиды Сергея Викторовича оставались спущенными под стол.

Но не это было самым худшим.
Раздвоение личности. Расслоение сознания на «я» могущее и «я» прозябающее.
Сергей Викторович сознательно затягивал временные промежутки абстракции от мира вещей и его же, этого мира, деструкции.

Неприятие порой доходило до пиковых показателей, выражаясь в одиночных страшных запоях. Страшных своим последовательным выверенным саморазрушением, так как подтверждения возможности тела быть востребованным интернет не предполагал.

В свете этих перманентно длящихся тенденций и было обусловлено появление той, которой могло бы и не быть.

Аскарида? Да. Есть.
Хотя зовут-то её Геля. В какой-то момент жизненного пути Геля пришла к чёткому осознанию, что маленькие узлы являются признаком педерастии. Особенно в отношении галстуков. А может и не пришла вовсе, а так, вычитала где-то мимоходом.

Да, пока не забыл. Личинки аскарид могут двигаться через глотку, носоглотку, придаточные пазухи носа, продырявленную пластинку черепной коробки в основании мозга. Это особый вид аскарид – мегалоцефалон. Такие вот дела.

Как раз таки в передней доле мозга и обитала мегалоцефалон Геля. Уютный обаятельный голосок, лёгкая прозрачная сорочка, интересной формы ушные раковины, минимум косметики, ажурные чулки. Аккуратно бритый лобок. Бритый именно не наголо, а с оставленной кучерявой растительностью в виде чётко очерченного вертикально вытянутого прямоугольника.

Геля пишет письма. Письма собственному мозгу.

Письмо №1.
«А я перелистываю языком твои шрамы на запястьях. Поднимаюсь с трепетом и нежностью выше и выше по предплечью. Снова шрамы на венах. Языком переворачиваюсь по твоей памяти. Память боли.

Твои глаза, они напротив. Вот они мелькают бликами, вглядываются в меня. Боюсь ли их? Боюсь. Судорожно вздрагиваю от необходимости вновь встречаться на просторах нашего с тобой взаимопонимания. Есть ли оно? Второй вопрос, на который на самом деле нет ответа.»

***
Конечно есть и другие письма. Недели тишины. Воткнутые лучами апрельского солнца. Выложенные откровениями молчаливыми и ненужными.

Гелин мозг подобен алебастру шара бильярдного. Гоняет собственную эгоэнергетику внутри сферы, не видя пор для выплеска эякулятивного. Отождествление во внешнем мысленных сокращений мозга как раз таки и является клоном. Гелиным?

Ни сама Геля, ни Сергей Викторович до сих пор не подозревают о существовании друг друга. Так и клон может не знать о существовании реального прототипа. Не знала об этом Аскарида Геля. Не знал об этом Сергей Викторович. Долгие годы они думали, что делают что-то.

В какой-то февраль какого-то года всё сделанное проявилось в очередной раз следами юношеских поллюций на простыне событийности. А Геля размазывала сгустки желтоватой спермы, ковыряла в них тонкими пальцами. Вылизывала из под ногтей чуть позже застрявшие подсохшие комочки.

Сергей Викторович нежно выстригает Гелины ресницы маникюрными ножницами. Предельно осторожно, сдерживая дыхание, пока она спит.

Письмо №2.
«Получаю от тебя письма. Так боюсь их вскрывать, но надо. В письмах пустота, оставшаяся после нас с тобой.

Я помню, мне было смешно наблюдать, как те, кто знал её с самого начала. Как те, которые уходили и приходили. Ничего не оставалось после.»

***

Ответ Мозга на Гелино Письмо №4.
«Я, Геля, никогда не умру. Именами твоими вырезаны вены мои. Пропластованы, вдуты, проставлены. Веришь ли ты мне? Веришь ли в мои увещевания полуночные? Психозы утренние? Приходы жесточайшие?
Падаю вечерами вымученно. А утром постигнуть неповторимость каждого дня заново. Улыбнуться. Нет, Геля, не через силу. Отстранённо, как всегда. Ты в голове моей? Хуи там, Геля, а не ты.»

***

Вот такие вот письма.

***

Геля ползла всё далее. Она и сама за сроком лет не знала, кто есть кто в этом выдроченном цирке декораций.
Бренность сущего представлялась Геле аморфным потоком проплывающих мимо её изумлённого взора картин жизнеобывательства. Самое странное заключалось в том, что Геля совершенно не представляла, кто этот фоторяд инициирует в настоящем. Её собственное восприятие было настолько вымученным, сродни навязанной очевидности, что она вроде и рада была бы оставаться в стороне, но поток затягивал. Да, именно поток. Беспросветный в своей вычурной жестокости. Пьянящий безнаказанной бездуховностью.



***

Ответ Мозга на Гелино Письмо №16.
«Моя маленькая блядь. Что ж ты так ласково-то, а? Геля? Тогда я и не знал ещё, что нам с тобой суждено проделать весь этот путь. Но знала ли ты, что я так же в тебе, как и ты во мне?
Завтра, Геля. Завтра уже со мной и тобой разберётся патологоанатом. Илья Фомич Дегтяренко, если тебя интересуют детали. Районный морг. Без согласия родственников. За отсутствием таковых.

***

По-большому счёту всё сводилось к игре. К обещаниям, которые никогда не станут чем-то. Уровень за уровнем. Вот только очки в этой игре заранее были обречены копиться грузом эфемерности. Парадокс заключался в том, что сам Сергей Викторович как раз таки отдавал себе отчёт в искусственности воздвигаемого пьедестала, но не находил сил с него спрыгнуть. Наркотик? Хуже. Ибо психологическая зависимость имела обьяснение и алгоритм отчуждения. Отвергаемый по причине удобства, а никак не невозможности физиологической.

Моральное уродство Сергея Викторовича, осознаваемое им же самим, его не тяготило. Скорее манило многообразием удобства ловушек.

В то же самое время Сергей Викторович успел превратиться в самого обычного пьяницу. Ежевечерний трах с очередной благоверной уступил своё место заволакивающей дрёме коньячного отупения. Дедлайны перманентно заговаривались словесами отчётности и сопутствующих форс-мажоров. Общение с друзьями и знакомыми успешно уступило выкаблучиванию в интернете, где можно было не оставаться собой, а становиться кем угодно. Фэйками например. Удовлетворение Сергея Викторовича достигало апогея от осознания запиханности созданного им миража в сознание конкретного адресата. Вершительство судеб завладело Сергеем Викторовичем настолько, что он почти был готов потерять свою собственную судьбу, с течением лет не особо уже осознавая её принадлежность к его многочисленным самопроецированиям.

В какой-то момент Сергей Викторович понял, что всё. Что ничего иного нет и уже не будет. Что всё то, что он, Сергей Викторович, не успел, сгибает его, гонит очередным Сизифом с горы несвершённого к подножию до сих пор стагнированного на неизменном уровне.

Как раз в это время Сергей Викторович бежал по пыльной просёлочной дороге, держась за свой первый двухколёсный велосипед. Правда в то время он был ещё Серёжкой и было это почти тридцать лет назад. Скоро, совсем скоро, дедушка научит Серёжку не бегать рядом, а ездить. Без вспомогательных колёсиков. Ещё чуть позже Серёжка твёрдо уверится, что хочет быть пограничником. И будет сам выстругивать себе автомат Калашникова вечерами на кухне у печки. С помощью папы.

Сергей Викторович перевёл взгляд с монитора на оставшиеся полбутылки того, что заменило ему всё. Уже нет ни папы, ни, тем более, дедушки. И некому помогать выстругивать очередной автомат Калашникова, и некого учить ездить на велосипеде без вспомогательных колёсиков.

Допить прямо с горла. Давясь и заталкивая обратно вниз тёплую горклую отдачу.

«Я – Бог» — подумал Сергей Викторович. – «Вершитель.»

Бог окинул взглядом вереницу пустых бутылок, заляпанный застарелыми пятнами стол. Старый, жёлтого цвета шифоньер. В паутине потрескавшегося лакового покрытия. Засаленные тапки, скомканные простыни на просевшем диване.
Этот бюджетный Олимп Бог снимал. Уже пятый год. За умеренную плату в силу удалённости от центра и отсутствия «встроенной бытовой техники».

Вихрастый Серёжка с ясными наивными глазами вновь на некоторое время вытеснил Бога. Тот Серёжка, который столько мог бы успеть сделать. Того Бога, который. Который. Который.
Которого вырвало тёплой водкой прямо под стол.
Бог схватил пустую бутылку и впечатал её в слабо хрутнувший монитор. Вышел на лестничную клетку прямо в тапках, захлопнув дверь. Задрал голову вверх, всматриваясь в переплетающиеся секции перил. «Белка». Нервно коротко, с отчаянным надрывом рассмеялся.


***

Сергей Викторович Каналья разбежался по крыше, перемахнул через ограждение и…
Обнявшись с Гелей, он проделал путь до конца. Один раз. С той лишь разницей, что Геля не знала себя аскаридой. А Сергей Викторович Каналья ей был. От начала и до конца.