В доме-музее

Автор: Шева …Конечно же, является одним из самых загадочных женских образов в творческом наследии маститого писателя.
Впервые этот образ мы встречаем в коротенькой, но насыщенной драматическими событиями новелле «Джокер».
Очевидно, что, мягко выражаясь, ох, не люблю это слово — выражаясь! главный герой старше юной отроковицы. Что, безусловно, вносит некий, когнитивный, некогнитивный — это не нам судить, диссонанс в их отношения.
Который заключается в беззастенчивом доминировании юной особи над главным героем.
Что же мы узнаем о героине?
Не так давно вышедшая из пертурбатного возраста, но уже ощутившая магическую силу своей красоты и, увы, познавшая опасности, подстерегающие бабочку, позволившую себе слишком близко подлететь к душистому цветку прерий под названием страсть.
Что интересно, лишь в одном произведении автор, как показали позднейшие исследования, выводит свою музу под истинным именем.
Но эта работа мастера, на которой дальше мы остановимся более подробно, стоит особняком по отношению к другим его произведениям, ибо она глубоко автобиографична.
По ее прочтению мы со всей очевидностью осознаем, что главный герой, он же – автор, когда-то, как иногда говорится – «в прошлой жизни», работал или служил в авиации. Что, очевидно, в последующем и дало толчок фантастическому полету мысли гения.
По тексту произведения легко догадаться, что жизнь побросала, как говорится, писателя по дальним странам. Возможно отсюда — подкупающее детской непосредственностью и фатальной безудержностью его пристрастие к горячительным напиткам.
Очень символичной в этом констексте является концовка произведения.
Когда главный герой, играя в загадочную, но многозначительную молчанку со своей пассией, сбивчиво намекает читателю, что он «уходит».
Вопрос вопросов — куда уходит главный герой?
Бежит ли он от себя? Или от любимой? Или он просто покидает заведение по-английски, предоставив главной героине самой выкручиваться с оплатой счета?
Вопрос, пожалуй, риторический. Из серии — куда ехал цирк?
Но так ли это важно? Главное — что он уходит.
Причем, обратите внимание, по собственной воле. Его не послали, нет! Как кое-кто мог бы подумать.
Его уход — это как загадочная улыбка Джоконды, как заветные карты в прикупе, делающие мизер неловленным, как выигранный джек-пот, как проглоченный счастливый трамвайный билет! Или как внезапное озарение в купе только что отошедшего от железнодорожного перрона вагона, что ты сел не в тот поезд…
Или как отсутствие туалетной бумаги в кабинке, когда ты уже….
Это величайшая тайна.
Слава Богу, мы не можем сказать, что мастер унес эту тайну с собой в могилу. Ибо, как известно, могилы нет. А выйдя из заведения гений просто…исчезает.
В неизвестном направлении.
И далее его следы теряются в архитектонике событий тех непростых лет. Освященных парадигмой грядущих перемен на властном олимпе.


И вот, наконец, несмотря на двусмысленность этого слова, мы подходим к центральной части нашей экспозиции. Посвященной главному произведению этого большого художника конца двадцатого — начала двадцать первого века. К которому он шел, можно сказать, всю жизнь.
Иллюстрации, которые вы здесь видите, уже слегка пожелтевшие фотографии тех лет, некоторые предметы старины позволяют нам почувствовать дух той эпохи, прикоснуться, хотя бы на расстоянии, к быту гения.
Вот коньячный бокал — из которого он пил походу разворачивающегося в произведении действия.
Вот креманка, из которой, очевидно, кушала мороженое главная героиня рассказа.
Вот — скомканная салфетка со следами яркой помады. Как вы думаете, дети, чья это губная помада? Нет, Ваня, неправильно! Тогда мужчины, за редким исключением, не пользовались, как сейчас, губной помадой.
Так что это — подлинный, оригинальный оттиск губ главной героини.
Вот — презерватив. Что меня всегда умиляет и заставляет очередной раз восхититься недюжинной силой духа мастера, — неиспользованный!
Легенда гласит, что именно этот презерватив находился в правом заднем кармане брюк писателя во время встречи с его любимой, прообразом главной героини.
Наклонившись к стенду, — девочки, осторожней, не надо так сильно толкаться, стекло может треснуть! вы можете увидеть, что это презерватив марки Vizit. Супертонкий, с лубрикантом. Заставляющий нас вспомнить одноименный рассказ писателя. Да, девочки, рассказ, а не то, что вы подумали!
Как видите, писатель был такой же человек, как и мы, можно сказать — один из нас, и поговорка «не от мира сего» к нему совершенно неприменима.
Вот счет бара «Джепсен» того знаменательного вечера.
Очень лаконичный, я бы даже сказала — скромный. Двести пятьдесят коньяку, два бокала «Алазанской долины», — надо понимать, главной героине, мороженое, фисташки. Казалось бы, ординарный заказ.
Но обратите внимание на последнюю запись — еще двести граммов коньяку!
То есть неуемному духу мастера было тесно и неуютно в прокрустовых рамках стандартного заказа и он с присущим ему безумством храбрых, и я бы даже сказала — необузданностью, в творческом запале ломает ханжеские правила окружающего его двуличного и постылого фарисейского общества.
Будто бросая ему, как Владимир Владимирович, вызов — Нате, мол!
Конечно же, такие жесты встречают ожесточенное сопротивление тех, у кого полет фантазии короток.
Перечеркивая последнюю строку в счете, наискосок написано — В долг!!!
Да-да, именно три восклицательных знака! Можете представить, какой удар был нанесен этой записью по возбужденному и такому легкоранимому эго писателя!
Может быть в этом и объяснение, почему пачка так и осталась нераспечатанной, и vizit не состоялся?
И, наконец — опять это слово, как я его не люблю! в самом верху стенда мы видим артефакт, — гордость нашего дома-музея. Который, без преувеличения, является жемчужиной нашей коллекции. Глядя на который даже не очень знакомому с творчеством писателя читателю становится понятно, какому произведению посвящен этот стенд.
Дети, поднимите руки, кто может назвать это произведение!
Лес рук, лес рук! Ай, какие молодцы!
Вова, Дима! Не надо выкрикивать! Как говорил другой выдающийся русский писатель — Нэ лизь, сынку, попэрэд батька в пэкло!
А давайте-ка, дети, скажем хором! На — раз, два, три!
Абсолютно верно!
Квинтэссенция исканий писателя, вершина творчества, не побоюсь этого слова, предтечи, знаменитое крео, переведенное на шестьдесят четыре языка и с триумфом облетевшее все издательства планеты — неувядаемый «Летающий хуй»!